Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 41

– А в чём? – ему действительно интересно. Я вижу это в его глазах.

– Наверное, чтобы дарили от души. С радостью, а не по обязаловке.

– Ты какая-то неправильная девушка, – поморщился Евгений. – Обычно вы любите красивые цветы, подарки, антураж.

Теперь настал мой черёд смотреть на него с интересом.

– Это, скорее всего, вам неправильные девушки попадались. Ну, или печально, что на вашем пути только такие встретились.

– Расскажи ещё о великом бескорыстии, и я расплачусь, – поморщился он.

– Можно сказать, бескорыстия не существует, – улыбнулась в ответ. – Мы зависим друг от друга. Размеры только корысти варьируются. Может быть много, а может быть мало.

– Понятно. В тебе мало, поэтому ты другая. Выгодно отличаешься.

– Вы это так произносите, будто я каким-то страшным недугом страдаю.

– Нет, тебе кажется. Я просто пытаюсь понять. И познакомиться, безусловно.

Он смотрит на меня не отрываясь. Кто знает, что в его властной башке крутится. В этот момент мне становится его немножко жаль. Где-то у него что-то не стыкуется с тем, к чему он привык. Он жил по-другому. Я это понимаю.

Вещи я уложила. На самом деле, для этого немного времени нужно. Оставила вещи, которые собиралась сама надеть и во что Машку нарядить. Для ребёнка уготовлены новые впечатления. Она никогда не бывала за городом.

– Что случилось с вашей дачей? – спросил Алексеев.

– Продали, когда заболел папа. Нам нужны были деньги на лечение.

– Не помогло.

Он не спрашивает – знает, что отца нет.

– Помогло, – отвожу я взгляд. – Папа прожил на два года больше, чем по наилучшему прогнозу, что нам давали врачи. Может, прожил бы и дольше, но смерть Полины его подкосила.

– А этого уродца тебе тоже кто-то подарил, – кивает он на эпифиллум. С неприязнью, словно он ему враг.

– Я повторюсь: он кажется вам некрасивым, но вы ещё возьмете свои слова обратно, когда он зацветёт. Его подарили не мне. Цветок почти погиб, я его спасла от печальной участи и выходила. С тех пор он мой, и я не позволю вам его обижать.

– Я понял! – встрепенулся Алексеев. – Я всё понял! Ты спасатель! – наставил он на меня указательный палец. – Это твоя суть. Ты без этого не можешь!

Я оторопела.

– Откуда такие выводы? – плюхнулась я на кровать, потому что единственное кресло уже Алексеев занял, а мне срочно нужно было присесть.

– Очень простые и логичные выводы, – встряхнул он головой, будто там не помещалась гениальная мысль. – Зуб даю: это ты продала дачу. Это твоя инициатива была.

– Решение приняли коллективно, – собралась я ему возражать, но он меня не слушал – вёл дальше нить своих выводов.

– Но с продажами дачи возилась ты, я уверен. И вряд ли ваша старшая сестрица одобряла потерю недвижимости.

Ирка да, была против. Именно по этим соображениям. У неё ценность всего «нажитого непосильным трудом» сводилось к одному: что лично ей достанется в итоге. Кусок дачи как бы был ей положен, однако сильно выступать и возмущаться она не стала. Так, шипела по углам.

– Именно ты нянчилась с племянницей, а потом и опеку взяла. Это могла сделать и твоя мать, и сестра. Но почему-то ты. Хотя не почему-то, а вполне закономерно. Да хоть последний случай: это ты что-то там узрела в этом испорченном мальчишке, который пришёл наниматься поваром, хоть и невооружённым взглядом видно: ему эта работа сто лет не снилась. Только он в себя придёт и на все четыре лапы встанет – тут-то мы его и видели. Убежит, не оглядываясь.

– Слишком много негатива и чересчур мало веры в людей.

Он снова меня достал и рассердил. Я бы ещё ему много чего наговорила в сердцах, но тут на пороге появился предмет нашего спора.

– Обед готов. Прошу за стол, – сказал он ровным неэмоциональным голосом.

Слышал. Я уверена. И за Алексеева стало безумно стыдно. Ну что ж он за валенок такой чёрствый временами! Вообще не пойму, за что он на Яна взъелся.

– Прошу! – этот великий нагибатор уже на ногах и подал мне руку. В очередной раз решил поиграть в благородство и показать, что у него есть манеры?

На открытое противостояние я не пошла, решила лучше не конфликтовать – мы и так без конца ругаемся и бодаемся. Это уже все рамки переходит.

Руку мою он не отпустил. Буквально заставил взять его под локоть. Мы так и вошли в кухню и сразу же попали под расстрельный взгляд мамы Вики.

Она сразу же заметила это дикое несоответствие: её сын – крутой бизнесмен – под руку с няней.

Возможно, он хотел ей насолить или на нервах поиграть. Но мама Вика не сплоховала.

– Добрый день, Алиса! – улыбнулась она мне на все свои тридцать два, отчего сразу же помолодела лет на десять.

Улыбка у неё не натянутая, а вполне искренняя. Хотя кто знает, что у неё на душе творится.

– Здравствуйте, Виктория, – улыбнулась я ей в ответ, наконец-то выдыхая, потому что Евгений наконец-то меня отпустил и предупредительно выдвинул стул, чтобы мне удобнее было за стол сесть.

– Как у вас настроение? – вела светскую беседу за обедом мама великого диктатора.

– Замечательное, – старалась я отвечать как можно короче, потому что пахло так, что можно сжевать скатерть. Что бы Алексеев ни говорил, Ян – талантливый парень. И зря он в штыки его принимает.

– Не расстроились, что придётся ехать на дачу? – вела свою скрипку дорогая сердцу Евгения мамуля.

– Я очень этому рада. Уверена: Маше понравится, а я надеюсь, что мне разрешат покопаться в земле. Я семена купила.

Маму словно током прошибло.

Я видела, как она намертво зажала ложку в руке. Как в глазах её блеснули слёзы, а губы сжала она поплотнее. Я испугалась. Что опять я сделала не так? Там священная земля? Посягательство равно богохульству?

Глава 48

Евгений

Алиса испугалась. Я видел, как она замерла, разглядывая маму, что продолжала свою великую игру на нервах.

– Замечательно! – прошептала мама, возомнившая себя королевой Викторией. – Великолепно! Наконец-то нашёлся человек, который разделит со мной радость единения с природой!

Я видел, как просветлела лицом Алиса, но мама умела бить в болевые точки, а поэтому волнение никуда не делось, и обед пошёл насмарку. Мама уплетала за обе щёки и жмурила глаза, как кошка, которой внезапно досталась полная миска сметаны. Мне тоже аппетит не отбило, чего нельзя сказать об Алисе.

– Я за Машей поеду, – сказала она, как только посчитала культурным выбраться из-за стола.

– Не рано? – посмотрел я на часы.

– Нам ещё к поездке подготовиться, – возразила Алиса, поднимаясь.

– Тогда я с тобой, – поднялся и я из-за стола, утешая себя тем, что можно обойтись и без десерта или стрескать его попозже.

Алиса, видимо, хотела возразить, но кинула взгляд на мою мать и сдержалась. Кстати, хорошее пугало. Может, не так уж и плоха идея – почаще видеться с мамой. Может, в её присутствии мы не будем ругаться и станем вести себя прилично.

– Ты зря так испугалась. Мама, конечно, не подарок, но и не съест, – всё же счёл я своим долгом успокоить Алису. Нет бы и дальше держать её в напряжении. Но джентльмен во мне пересилил бабайку.

– Я знаю. Но она мне кажется ещё страшнее, чем вы.

Страшнее?! Не знаю, что я почувствовал в тот момент. Обиделся, наверное, хоть давно уже не испытывал подобных чувств. Как-то не по-мужски. Но я ей что, монстр какой-то с тентаклями?

– Простите, – скромно опустила она глазки в пол.

Сама невинность, да. А зазевайся – руку по локоть откусит и не подавится. Хорошо хоть кровью истекать не оставит. Вовремя я её раскусил. Она ведь и с ногой моей носилась. И таблетками меня поила. Спасательница. Но язык острый, как бритва. И вечно мне достаётся. На Яне своём обезьяне бы такое вытворяла. Он для неё милый мальчик, достойный сочувствия. А я – грубое грязное животное, которого боятся.

– Я не то хотела сказать, – попыталась она оправдаться.