Сердце стального дракона. Лекарь поневоле (СИ) - Иствуд Кира - Страница 47

— А-а, больно! — кричит она, отдёргиваясь от дракона, словно его ладонь — это раскалённый утюг. Шейн тоже отшатывается. Язва на его груди разрастается прямо на глазах. Уродливые чёрные щупальца поглощают ключицы, зигзагами расчерчивают мужскую шею.

Магия разливается холодной волной, колючей изморозью покрывает жёлтые камни, ледяной коркой нарастает на крыльях дракона. Я хочу броситься к Шейну на помощь, но он жестом останавливает меня, коротко показывает на ребёнка, что плачет навзрыд в паре шагов. Я киваю. Подхватив малышку, отсаживаю подальше от опасной волны магии. И тут же спешу назад.

Сидя на земле, Виола щупает своё лицо, пробегается пальцами по щекам, обводит уродливый шрам судьбы.

— Не ушло, — бормочет она, а потом кричит, скаля зубы, впиваясь ногтями в собственные щёки: — Не ушло! Забери… Забери же!

— Не выйдет, — отвечает Шейн. Голос у него севший, хриплый, мощная грудь тяжело вздымается. — Ты уже приняла свою судьбу. Для тебя нет пути назад.

— Нет-нет, я не принимала! — ошалело бормочет Виола.

— Отнеси свою дочь к границе, стража заберёт её и определит в хорошую семью.

— А как же я?!

— Ты поддалась предсказанию. Оно стало частью тебя. Его можно вырвать только вместе с твоей душой.

— Нет. Ох, нет… не может быть! Проверьте ещё раз! — дикарка тянется к дракону, но тот останавливает её одним лишь взглядом — тёмным, пустым, полным неизбежности.

— Ты убивала для облегчения гнёта судьбы, — тон Шейна режет. Сам он — воплощение неизбежного рока. Крылья широко раскрываются за его спиной. — Ты приняла свою участь, дикарка. Проклятие мёртвых земель покинет тебя лишь с последним стуком сердца.

— Нет… Как же так. У меня не было выбора! — мотает головой Виола. — Это давление невозможно терпеть… Невозможно! Вы обещали! Эти судьбы… я же ни в чём не виновата. Ни в чём! Это всё вы... Вы, драконы! Всё из-за вас! — худое лицо искажает злоба.

Шейн морщится как от зубной боли, на секунду прикрывает глаза, прикладывает пальцы к виску, а я вдруг замечаю, как Виола ведёт ладонью по песку, цепко обхватывает булыжник и поднимает, чтобы швырнуть в дракона.

Бессмысленной злобный жест отчаявшейся женщины, но меня прошибает такой волной гнева, что кажется вскипит кровь. Я стремительно выступаю навстречу и залепляю Виоле звонкую пощёчину. Камень падает из её ладони.

— У тебя совсем мозгов нет? — мой голос звенит от негодования. — Ты должна быть благодарна, для тебя сделали всё возможное! Твоя дочь свободна!

— А как же я?! — шипит Виола. — Ты теперь на стороне крылатого, девка?

— Этот, как ты выразилась, крылатый, спас меня и твою дочь от смерти! Он честнее, благороднее и добрее многих людей! Ты не представляешь, какую ношу тянет стальной Властитель! У тебя голова взорвалась бы даже от десятой части того, что выдерживает он! Бери своего ребёнка и убирайся отсюда, пока я тебе ноги не переломала!

Во время моей тирады выражения лица Виолы меняется от злости к страху. Она поднимает взгляд на дракона, а потом, сомкнув губы в линию, отползает, подхватывает притихшую дочку и, больше не оглядываясь, уходит прочь.

Я лишь надеюсь, что её материнского чувства хватит на то, чтобы позволить своему ребёнку жить нормальной жизнью. Шейн дал девочке шанс, и хорошо бы она им воспользовалась.

Я поворачиваюсь к дракону. Он смотрит на меня так, словно увидел впервые. Сквозь безразличную маску пробивается удивление и толика недоверия. Я же не отвожу взгляда от язвы. Чёрные разводы оплетают шею и мощный торс, скользят по рельефным кубикам пресса. Мой взгляд тянется к шраму на запястье дракона.

Я шагаю ближе, осторожно касаюсь мужской руки, придерживая кисть, поднимаю к глазам.

Острые буквы кажутся чужеродными на бледной коже. К ним страшно прикоснуться. Значит, моя земная судьба также перенеслась на дракона? А где она теперь? Какой была?

— Спасибо, что дал ребёнку шанс и… И извини, я не знала, что это происходит именнотак, —говорю виновато. — Эта судьба… что она с тобой делает? Как ощущается?

Шейн несколько секунд молчит, пристально изучая моё лицо. Холод вокруг успокаивается, подтаивает изморозь, каплями стекая по камням и изогнутым драконьим крыльям. Мы стоим так близко, что я чувствую запах дыма и цитруса, смотрю на губы Шейна. Нормально ли хотеть их поцеловать? Поможет ли это? И почему так тяжело в груди, словно вместо сердца камень.

Шейн натягивает ухмылку, отгораживаясь, делает шаг назад.

— Лучше объясни, что это только что было? — спрашивает он. Его голос звучит почти нормально.

— Ты о чём?

— О твоей громкой речи.

— ...какой? — меня берёт краска. — Я сказала что-то не так?

Шейн окидывает меня долгим взглядом.

— Даже не знаю, как к подобному относиться. Не думал, что доживу до дня, когда за меня будет заступаться человек, — он переходит на насмешливый тон, но глаза его остаются серьёзны. — Ты правда переломала бы дикарке ноги?

— Тебя сейчас только это волнует? — сержусь. — Как твоё самочувствие? Ты дойдёшь до башни?

— Всё будет в порядке. Пойдём, — хмыкает Шейн, забирая руку. — Ты же сама хотела для этих людей второй шанс. Хоть бы для вида порадуйся.

Он разворачивается и шагает вдоль скал. Я спешу следом. Некоторое время мы идём в гнетущем молчании.

Меня точит вина, я то и дело смотрю на чёрные языки болезни. Они ещё не добрались до лица, но состояние около критическое. Ещё немного и дракон снова впадёт в болезненный ступор.

— Шейн, — с тревогой зову я. — Скажи, чем тебе грозит судьба девочки? Я могу тебе помочь?

— Волнуешься за меня?

— Конечно! Я ведь твой лекарь.

— Только поэтому? — спрашивает Шейн. Я не вижу его лица, но мне чудится в интонации ухмылка сквозь боль. Упрямый дракон и не думает остановиться, чтобы хоть что-то сделать со своей болезнью.

— Нет, не только! — сержусь я. — Почему ты такой! Почему ничего не объясняешь?!

В моём голосе звучит отчаяние. Чувство такое, словно об стену головой бьюсь. Вина терзает сердце, точно голодная собака кость. Я рада, что удалось дать маленькой дикарке второй шанс, но… но...

Неожиданно Шейн отвечает:

— Судьба дикарки действует на меня так же, как и на неё.

— То есть… толкает на убийство?

— Да. Нашёптывает, уговаривает поддаться, — он касается своего виска. — Прямо вот здесь. Иной раз не слышу мыслей. Но моей воли с запасом хватит, чтобы этому зову противостоять.

— А если бы удалось забрать вторую такую же судьбу? Тогда ты смог бы сопротивляться?

— Думаю, да, — с заминкой отвечает дракон.

— Думаешь?

— Уверен, — исправляется Шейн. — А что касается этой судьбы… доберусь до дома и выжгу её.

— Выжгу, — повторяю я. Слово неприятно щиплет язык. Даже звучит болезненно. Что Шейн вкладывает в это подозрительное “выжгу”?

— А сейчас дай мне немного прийти в себя, — тихо говорит дракон, снова прижимая пальцы к своему правому виску, с силой проминая кожу. — Ты так много болтаешь, что невозможно сосредоточиться.

“Сосредоточиться на чём? На том, чтобы не оторвать мне голову?” — шепчут мысли. Это что же получается, своей просьбой забрать судьбу, я сделала из Шейна жаждущего крови маньяка? Дракона-маньяка, если быть точной… Но, похоже, Шейн и правда держит судьбу под контролем.

Следующие несколько часов мы идём молча. Я обдумываю собственные ошибки и странное поведение дракона. Ведь он не хотел забирать судьбу, но согласился. Ради кого? Уж точно не ради моего прощения.

Думаю, Шейн не такой, каким хочет казаться. У него живое сердце и яркие чувства, пусть он и прячет их за ехидством и холодом. Мне стоит помнить об этом, и в следующий раз, когда он закроется в ледяную броню, не кидаться с обвинениями, а подумать, почему он ведёт себя именно так.

Наконец, впереди начинает маячить сторожевая башня. У меня открывается второе дыхание, я ускоряю шаг. Строение чем-то напоминает маяк, разве что стены слишком гладкие, будто сделаны из начищенного металла. Но самое удивительное, что вокруг башни растёт сочная зелёная трава, какую мы ни разу не встретили, пока шли по мёртвым землям.