Паутина. Книга 1 (СИ) - Стоев Андрей - Страница 57

– После столкновения со стражей уцелели немногие, – развёл я руками. – Увы, они были взяты с поличным, и суд баронства для подобных людей выносит приговоры без всякого снисхождения.

Я не стал уточнять, что они ещё живы – это всё равно ненадолго. Очень скоро им предстоит сыграть свою роль в одном спектакле, который им пережить, увы, не суждено.

– Вы чрезмерно кровожадны, барон, – ещё раз поморщился архиепископ.

«А вы-то здесь такие гуманисты и альтруисты», – усмехнулся я про себя.

– Сказано от Матфея, что каждому воздастся по делам его, – заявил я голосом, звенящим от чувства собственной правоты. – Незаслуженное снисхождение способно лишь дальше губить душу, закореневшую в преступлениях.

Архиепископ посмотрел на меня с ясно выраженным скепсисом, как бы желая сказать: «Давай ещё ты поговори тут про Евангелие», но всё же не стал продолжать бессмысленный разговор.

– Надеюсь, вы извлекли урок, барон, – сказал он, решив подвести итог. – Я не хочу больше слышать ни о каких бессудных убийствах.

– Я приложу все свои силы, монсеньор, – искренне заверил я. – И в свою очередь надеюсь, что меня к этому не вынудят.

Он вздохнул, явно неудовлетворённый таким обещанием, но предпочёл довольствоваться этим.

– Я бы хотел обсудить с вами ещё одну тему, барон, – доверительно сказал он, вставая, и беря меня под руку.

Ну вот наконец-то и закончился спектакль, призванный подготовить меня к деловому разговору, и речь зашла о настоящей причине вызова.

– Я весь внимание, монсеньор, – откликнулся я.

– Нас интересует сельскохозяйственная продукция вашего баронства. Церковной десятины нам недостаточно, и мы заинтересованы в дополнительных поставках.

Этого я и ожидал – надежды на контрабандные поставки больше нет, а дополнительные объёмы им действительно нужны. А я, в общем-то, и не против.

– С прекращением систематических краж церковная десятина заметно увеличится, монсеньор, – указал я. – Но если вы заинтересованы в дополнительных поставках, то я готов это обсуждать. Однако при всём уважении должен заметить, что я не могу решать этот вопрос через голову моего сюзерена.

– О, у меня и в мыслях не было оставить фон Херварта в стороне, – заявил тот.

– В таком случае не вижу никаких препятствий, монсеньор, – кивнул я. – И цена вас устроит – я не собираюсь наживаться на церкви. У меня есть только одно условие – в случае открытой продажи широкой публике цена должна быть не ниже той, по которой мы продаём в Новгороде.

– Это то, что я хотел услышать, барон, – расцвёл архиепископ.

Как ни удивительно, но мне такое соглашение было, пожалуй, нужней, чем ему. Новгород мог переварить небольшое увеличение поставок, но дальше предложение превысило бы спрос, и нам пришлось бы радикально снижать цену. Продажа излишков оптом была идеальным решением. Оставалось только приструнить Ворона, а вот с этим наверняка возникнут сложности. Впрочем, к любому можно найти правильный подход, вот и посмотрим, нашёл ли я его к Ворону.

Ратники принесли и поставили кресло, и я уселся в него с бокалом в руке. В бокале, правда, был морс, но выглядел он как вино. Мне, в общем-то, неважно было, что там налито, главное, как я выглядел и какое впечатление создавал. Учитывая фон картины, впечатление я создавал жутковатое.

Впереди, буквально в нескольких саженях, начинался лес, а сзади возвышалась виселица – увы, не пустая. Настроение тоже было соответствующим, то есть поганым. Почему люди не могут вести дела честно и постоянно норовят хоть как-то обмануть? Почему они заставляют меня делать вот это вот всё и чувствовать себя палачом? И почему они немедленно начинают наглеть и вытирать об тебя ноги, если ты не ведёшь себя как безжалостный мерзавец? Я сидел и тихо исходил от злости на Ворона, на людей, на весь этот паскудный мир, где человек не может просто жить, а вынужден всё время кого-то грызть, чтобы не сгрызли его.

– Эй ты, в кустах, позови Ворона, – сказал я, слегка повысив голос. – И побыстрее, пока мне ждать не надоело.

– Кто ты такой, чтобы Ворон к тебе бегал? – послышался ломкий юношеский басок из кустов.

– Ещё одно дерзкое слово, и прикажу причесать кусты из пулемёта, – я был определённо не в настроении выслушивать подобные речи от наглого юнца. – Зови его быстро.

Юнец, немного попыхтев возмущённо в своих кустах, наконец неохотно сказал:

– Идёт уже Ворон, сейчас будет.

Ворон не заставил себя долго ждать – впрочем, я и был уверен, что он отирается где-то неподалёку. Думаю, он был здесь с самого начала, как только плотники начали сколачивать виселицу. Был он ожидаемо мрачен, что нетрудно было понять – даже последнему тугодуму при взгляде на пейзаж становилось ясно, что милой дружеской беседы в нашей программе не значится. Ворона сопровождали двое суровых стариков, по всей видимости, старейшины, или что-то в таком роде.

– Зачем ты их убил? – хмуро спросил Ворон, не утруждая себя приветствиями.

– Это ты их убил, Ворон, – ответил я, потягивая морс. – Или ты ожидал чего-то другого, когда решил меня кинуть? У меня есть принцип всегда вести дела честно. Это широко известно, но почему-то некоторые считают, что этот принцип относится исключительно ко мне, а меня самого можно и нужно обманывать. Это не так.

Вообще-то, я немного лукавил насчёт принципов. То есть принцип у меня и в самом деле такой был, но главное было не в нём. На любой принцип найдётся достаточно сильный соблазн, а я на самом деле не такой уж и принципиальный. Главным для меня была репутация. Принципы – это, в общем-то, личное дело человека, а репутация – это для общества. Не создай я себе репутации человека чести, вряд ли та же Драгана стала бы иметь со мной дело, да и с князем отношения сложились бы совсем другие. Принципы не стоят ничего, зато репутация легко превращается в деньги, и не только. Правда, и потерять её можно тоже легко – достаточно, например, позволить Ворону меня обкрадывать. Не знаю, почему Ворон не понимает таких простых вещей, одичал он в своём лесу, что ли?

– Это были люди Большого Густава, – просветил меня Ворон. – Ты надеешься, что он такое просто забудет?

– Ну, чтобы вспомнить, ему нужно собраться с мыслями, а это будет довольно затруднительно.

Ворон непонимающе смотрел на меня, явно не улавливая смысл сказанного.

– Когда в голову попадает пуля третьего калибра, мысли очень сильно разбегаются, – пояснил я. – Вместе с мозгами.

– Ты его тоже убил, что ли? – ужаснулся Ворон.

– Ну не сам убил, конечно. Но да, приказ отдал я.

– И ты надеешься таким образом кого-то запугать? – шокировано спросил он.

– Почему же надеюсь? – хмыкнул я. – Запугал, можешь даже не сомневаться. Но суть здесь не столько в запугивании, сколько в том, что для них эта контрабанда внезапно стала невыгодной. До этого они могли покупать у тебя дороже, чем я, потому что в отличие от меня, они не платят налоги и пошлины. Но как только их дирижабли стали гореть, а экипажи попадать на виселицу, их бухгалтерия резко изменилась. Я думаю, они нескоро решатся ещё разок попробовать.

Ворон замолчал, что-то обдумывая. Я с любопытством наблюдал, как его мысли отражаются на лице. Похоже, не особо он умён. Точнее, он, конечно же, умён, иначе вряд ли бы смог увлечь за собой столько народу, но общение с людьми за пределами леса определённо не самая сильная его черта.

– Их человек говорил, что они работают на архиепископа, и что архиепископ обеспечивает им прикрытие.

– Он тебе соврал, – улыбнулся ему я. – Понимаешь, Ворон, церковь и сама торгует янтарём, но торгует именно церковь, а не архиепископ. Поэтому монсеньор делает вид, что не замечает контрабандистов, а они за это перечисляют ему через посредников некоторую долю. Нельзя сказать, что они на него работают, они ему просто платят. И покрывать он их точно не будет – уйдут они, на их место придут другие и точно так же будут ему платить. Он наверняка предпочёл бы вообще не иметь с ними дела, но Ливония – бедная земля, и возможностей заработать здесь не так много.