Станция плененных (СИ) - Муссен Анна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/51
- Следующая
Охранник — парень моего возраста — никогда не поворачивается ко мне спиной. Оставляет еду, наклоняясь к полу, и не сводит с меня пристального взгляда. Плечи всегда напряжены и, как мне кажется, стоит мне пошевелиться, как в моем лбу будет гореть дырка. Одна из причин, по которой я стараюсь быть паинькой — нервозность моего охранника.
Уходит он всегда спиной вперед, делает шаг за шагом, пока не оказывается в коридоре. Даже интересно, каких баек ему обо мне наговорили, что у паренька аж коленки трясутся, стоит мне только вздохнуть чуть громче. Впрочем, неважно. Пусть боится.
Но на этот раз я решаюсь заговорить с ним до того, как он проделает свой ежедневный ритуал и запрет меня.
— Эй, давай поболтаем, — произношу я как можно дружелюбнее. — Не убегай так быстро.
Парень заметно напрягается. Думает о чем-то и выдает:
— Не положено мне с тобой болтать.
Вот оно как.
Значит, Князь запретил ему со мной разговаривать. Интересно, почему? Что такого я могу ему рассказать, что Князь не хочет, чтобы это произошло. Боится, что я промою его душегубам мозги? Это мне льстит. Но, к сожалению, я не такой хороший оратор каким был Пастух, мне вокруг себя людей не собрать и на бунт народ не поднять. И Князь это прекрасно осознает. Чего тогда бояться? Что расскажу, что за пределами лагеря есть жизнь? Ну, в это будет сложно поверить, учитывая, что я снова в лагере. Значит, Князь со своими садистскими наклонностями просто хочет свести меня с ума.
Об этом подумаю ночью, времени для размышлений у меня теперь предостаточно. Парень же мое молчание воспринимает на свой счет и кивает на тарелку.
— Ешь, если не хочешь загнуться раньше времени.
— Я ужины предпочитаю пропускать. Худею.
Мой юмор не оценивают. На его лице проскальзывает выражение какой-то брезгливости. Возможно, сам прекрасно понимает, что еда, которую он мне приносит, едой можно назвать с большим натягом.
— Просто расскажи мне, что там да как?.. На свободе.
Парень качает головой и делает шаг за дверь.
— Да нет же, стой!.. — Я послушно сижу у противоположной стены, не представляя для него никакой угрозы. С такого положения мне быстро не вскочить на ноги. Это мы оба понимаем. — Ты же знаешь, что мой брат в лагере. Так?
— И что? — Вновь налаживаем зрительный контакт. — Я ни тебя, ни твоего брата не знаю.
Это верно. Имени своего охранника я не знаю, а лицо его увидел впервые несколько дней назад, когда очухался от успокоительного Семена.
— Да-да, конечно, но… может ты слышал что-нибудь?
— О твоем брате?
Какой догадливый!
— Верно.
— Нет, не слышал.
Черт бы тебя!..
— А за пределы лагеря сейчас выходят?
— Без понятия. Я здесь сижу, — говорит он, как мне кажется, несколько обиженно.
И уходит, несмотря на мою попытку вновь этому воспрепятствовать.
Я снова остаюсь один.
Исходящее от еды зловоние быстро распространяется по камере, но я так же быстро привыкаю к этому запаху и вскоре перестаю его ощущать. Желудок страдальчески урчит, но я игнорирую мольбу наполнить его хоть чем-нибудь, и пытаюсь понять, зачем меня держат вдали от остальных?
Сидя в темноте, привычно сбиваю внутренние часы и определяю время по приходу охранника. В первый раз он приходит утром — приносит завтрак. И я сомневаюсь, что кормят меня в одно время с остальными, а значит, мой завтрак состоит из объедков. Во второй раз парень приходит с обедом. В третий — с ужином. И так пять дней подряд, если перевести его приходы и уходы в определенный отрезок времени.
На шестой день вместо охранника приходит Семен. К слову, без завтрака.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает он, вместе с собой запуская в эту комнатушку свет и свежий воздух.
— Бывало лучше, — говорю я. И требую подарка. — Почему с пустыми руками? Разве в гости не принято ходить с презентами?
— Вряд ли посещение заключенного можно расценить как поход в гости.
Семен продолжает стоять в дверях, но отвечает в тон моему нахальству и от этого становится чуточку легче дышать. Или дело в свежем воздухе из коридора?
— Но с чем-то же ты ко мне пожаловал? — предполагаю я.
И оказываюсь прав.
— Да, у Князя к тебе предложение.
Это настораживает, но я послушно молчу, слушая, что будет сказано дальше.
— Выбор, конечно же, за тобой, я уговаривать и настаивать не стану. Если согласишься, то покинешь свою камеру. Если откажешься — продолжишь здесь сидеть.
Как заманчиво звучит. Но я уже научен горьким опытом и соглашаться на не озвученные мне условия не собираюсь.
— И в чем подвох?
— Подвох?
— Да, подвох. — Против воли передергиваю плечами, неприятная дрожь скользит по спине. — Князь что-то задумал, да?
Семен на миг задумывается, а после качает головой.
— Ты слишком мнительный.
— Станешь тут мнительным…
— Твоя правда. Если помнишь наш предыдущий разговор, — Семен делает выразительную паузу, но, не дождавшись от меня ни слова, продолжает, — нет? Тогда я повторю. Я с превеликим удовольствием бы избавился от тебя. И твоего брата. Вы двое — зараза на теле нашего города, несете одним своим присутствием хаос и разрушения.
Ничего себе. А мы оказывается исчадия Ада в его глазах.
— Но у Князя на вас двоих иные планы.
Мне показалось, или кто-то этим недоволен?
— Хватит тянуть, — говорю я. — Выкладывай, что там у тебя за предложение. Может оно мне не понравится, и я не соглашусь? Зазря только потратишь свое драгоценное время на разговоры со мной.
— Твое беспокойство греет мне душу.
Не обольщайся.
— Но ты прав. У меня дел куда больше, чем тебе кажется.
— Отлавливаешь «горожан» и препарируешь их в городских подвалах?
Семен улыбается, и от его улыбки по телу проходит озноб.
— Не только «горожан». Но и некоторых доставляющих проблемы личностей. Хочешь поговорить об этом?
— Нет.
— Вот и славно. Князь предлагает тебе работать на него.
— Душегубом быть больше не хочу.
Да и в город Князь меня вряд ли отправит.
— Я не закончил. — Семен хмурится, взгляд у него становится колким. — Что за привычка вечно перебивать старших? Тебя плохо воспитали родители?
Ответить бы, да в словестную перепалку вступать желания нет.
Семен воспринимает мое молчание по-своему и возвращается к разговору, ради которого сюда и пришел.
— Князь повышает тебя в звании.
— В звании? В каком это смысле?
У меня что, здесь было звание?
— Можешь стать подстрекателем.
При упоминании подстрекателей сердце в груди начинает биться быстрее.
Подстрекатели — те, кто поднимается наверх вместе с поездом и похищает людей. Едет на поезде, возможно, от начала и почти до самого конца. Они могут выбраться из города, но почему то всегда возвращаются обратно.
Князь с ума сошел за то время, то я его не видел?
— Это же.. Если соглашусь?..
Давай, подтверди мои домыслы.
— Верно. Сможешь отправиться наверх.
Подвох. Подвох. Подвох.
Не может все быть так гладко. Есть подвох.
— И какова цена этого повышения?
— Ты мнительный, — повторяет Семен, даже несколько устало.
К черту!..
— Я ведь сбежать могу. — Не собираюсь этого скрывать. — Выйду на первой же станции и уйду. Не боишься?
Мои слова не звучат угрозой, мы оба это осознаем.
Я не смогу сбежать, бросив в лагере Сашу. Он будет заложником Князя — гарантией того, что я вернусь обратно. Чертов мелкий засранец!.. Кто просил его спускаться сюда за мной?!
— Предполагаю, что думаем мы сейчас об одном и том же, — произносит Семен. — Я тебя не тороплю. Посиди, подумай. Обдумай, как следует это предложение. Я приду вечером за ответом.
Тут и думать нечего.
— Зачем он это делает? — Голос мой звучит тихо от безысходности. Отказаться от этого предложения я не могу. — Князю-то я зачем для этого?
— А ты не понимаешь?
Нет, не понимаю.
— Из-за твоих действий… и действий твоего брата, — поясняет Семен, не забыв приплести сюда и Сашу, — в лагере острая нехватка людей. Нам нужна новая кровь, и ты прекрасно осознаешь, каким способом мы ее находим.
- Предыдущая
- 40/51
- Следующая