Память льда - Эриксон Стивен - Страница 22

Происходящего не остановить, и в ее ребенке осталось очень мало детского. Девочка все явственнее превращается во вместилище иных сил, управляемых хладнокровными духами, которым нет дела до человеческих переживаний.

А время почти на исходе.

Темные, глубоко посаженные глаза Мхиби — единственное, что еще осталось живого на ее морщинистом лице, — следили за дочкой. Девочка резво носилась по каменистым склонам. Старуха чувствовала, что ей ни при каком раскладе все равно не подавить в себе материнские чувства. Нет, она не могла с проклятием отказаться от них. Была не в состоянии уничтожить любовь сердца, шедшую вразрез со страданиями дряхлеющего тела. Какая бы ярость ни вскипала в ней, сколь бы чудовищными ни казались ей выходки дочери, Мхиби не могла и не хотела сплетать паутину ненависти.

Тем не менее увядание плоти ослабило дары сердца, за которые рхиви столь отчаянно цеплялась. Еще полгода назад Мхиби была юной цветущей девушкой, красивой и гордой. Лучшие парни племени оставляли у ее шатра сплетенные из травы полукруглые венки. Однако она не торопилась с выбором, поскольку была еще не готова, согласно обычаю, вплести их в собственный венок и таким образом вступить в брак.

Рхиви были притесняемым и уничтожаемым врагами народом, обреченным на нескончаемые войны. Ну и зачем ей в этом случае муж и дети? Мхиби (тогда ее звали иначе) оказалась более рассудительной, чем сверстницы, и не желала рожать сыновей, которые вскоре улягутся в землю, пополнив урожай неутомимого жнеца — Смерти. Ее мать была заклинательницей костей и умела проникать глубоко в прошлое каждого человека, проходя всю цепь его многочисленных предков. Ее отец был храбрым воином, сражавшимся сначала с баргастами из клана Белолицых, а потом — с солдатами Малазанской империи.

Мхиби очень не хватало родителей, однако девушка понимала: их уход из мира живущих вкупе с ее целомудрием стали главными причинами, определившими выбор сонма духов. Ее тело избрали в качестве сосуда, дабы поместить туда две поверженные души: одну бессмертную, а другую — спасенную от смерти при помощи древнего колдовства. Обе души слились воедино в этом живом сосуде, уготованном для рождения необыкновенного ребенка.

На языке кочевников-рхиви, не имевших ни городов, ни даже мелких поселений, слово «мхиби» означало недолговечный сосуд, который после опорожнения бросали где придется. Так будущая мать обрела новое имя, в котором теперь отразилась вся суть ее жизни.

«Я ведь только выгляжу старухой, но лишена мудрости прожитых лет. Какая же из меня наставница для этой девочки, растущей не по дням, а по часам? С каждым днем она вытягивает из меня силы, а ее взросление подведет черту под моей жизнью. Сейчас дочка резвится и играет, как все дети. Она смеется, не зная, что питается моими соками».

За спиной Мхиби послышались шаги, и вскоре рядом с нею появилась рослая темнокожая женщина. Ветер трепал длинные черные волосы. Раскосые глаза следили за играющей малышкой. Из-под кожаной одежды женщины проглядывала тонкая кольчуга.

— Как обманчива ее наивность, — сказала тисте анди.

Мхиби со вздохом кивнула.

— Постарайся внушить дочери, чтобы она никого не пугала своими словами, — продолжала Корлат. — На таких встречах любой пустяк может вызвать ожесточенные споры. Тем более что у нас и без того не все идет гладко.

— Что, опять возникли разногласия?

— Да. Каллор возобновил свои нападки.

У Мхиби внутри все сжалось.

— И что? Ему удалось чего-то добиться?

— Каладан Бруд пока что держится стойко, — ответила Корлат. — Если у него и есть сомнения, он глубоко их прячет.

— Сомнения-то, может, и есть. Но их перевешивает потребность в воинах-рхиви и в наших стадах бхедеринов. Тут голый расчет, а не доверие к нам. Без нас Воеводе никак не обойтись. Но, боюсь, все изменится, когда Бруд заключит союз с одноруким малазанцем. И что тогда?

— В этом случае малазанцы узнают больше подробностей о происхождении девочки, — промолвила тисте анди.

— И постараются избавиться от возможной угрозы? Корлат, ты должна убедить Бруда. Объясни ему: две души, живущие в этом ребенке, теперь совсем не те, какими были раньше. — Наблюдая за играющей дочерью, Мхиби продолжала: — Она — порождение магии т’лан имассов. Незримые нити связывают девочку с их магическим Путем, неподвластным времени. А сплел эти нити т’лан имасский шаман, причем живой. Ее родня по духу — т’лан имассы. Да, обликом своим моя дочь похожа на рхиви. В ней живут души двух малазанских колдуний, но она теперь — одиночница. И более того, заклинательница костей, причем довольно опытная. И это — лишь начало. Я даже не представляю, кем она станет, когда войдет в зрелый возраст. Так объясни: зачем бессмертным т’лан имассам вдруг понадобилась шаманка из плоти и крови?

Корлат поморщилась:

— Этот вопрос надо задавать не мне.

— И не малазанцам.

— Ты так думаешь? А разве т’лан имассы не сражались под малазанскими знаменами?

— Сражались, но это уже в прошлом. Скажи мне, какая невидимая трещина пролегла между ними? Какие тайные побуждения скрываются за всем, что бы ни посоветовали малазанцы? Можно хоть что-то узнать?

— Наверное, у Воеводы есть свои способы, — сухо ответила Корлат. — Впрочем, ты сама увидишь и почувствуешь. Малазанцы вот-вот будут здесь. Бруду необходимо твое присутствие на переговорах.

За спиной Мхиби находился лагерь Каладана Бруда, и там, как всегда, была тщательно продумана каждая мелочь. Наемники расположились на западе, тисте анди — в центре, а рхиви — на востоке. Тут же паслись их стада бхедеринов. Путь сюда был неблизким. Начинался он на плато Старого Короля, пролегал через города Кот и Клок, затем сворачивал на юг и старинной тропой рхиви вился по равнине, которую кочевники считали своим родным домом.

«Моя бедная родина, — горестно подумала Мхиби. — Истерзанная долгими годами войны, истоптанная ногами солдат, спаленная „морантскими гостинцами“, падающими с неба… Я помню, как и сама пряталась, заметив в небе черные точки летящих кворлов. Когда они приближались, ужас охватывал наших людей, передаваясь также и священным стадам».

Рхиви забыла о стоявшей рядом Корлат.

«А теперь мы должны… подружиться с врагами. С малазанскими захватчиками, с хладнокровными и жестокими морантами. Две армии, две половины „брачного венка“, сплетутся воедино. Но этот союз будет заключен не ради мира. Неприятели готовы пойти на временное примирение, чтобы сражаться с новым противником…»

К югу от лагеря армии Каладана Бруда высились стены Крепи — свидетели зверств малазанских магов. Правда, все пробоины и проломы в городских стенах уже успели заделать. Мхиби видела, как из Северных ворот выехало несколько всадников. Их кони двигались почти шагом. Над головами малазанцев реял серый прямоугольник знамени — простое, без каких-либо изображений полотнище, означавшее, что они теперь объявлены в империи Ласин вне закона.

Мхиби опасливо сощурилась, разглядывая знамя.

«Ты и впрямь рассуждаешь как немощная старуха, которую пугает все подряд. Страх стал твоим проклятием. Перестань думать об ужасах прошлого. Дуджек Однорукий и его армия ненавидят императрицу Ласин не меньше, чем рхиви. Война с малазанцами закончилась. Теперь начинается другая, против иного врага. Духи предков, увидим ли мы когда-нибудь конец всем этим войнам?»

Девочка подбежала туда, где стояли взрослые. Девочка ли? Во взгляде спокойных глаз дочери Мхиби ощущала знания и мудрость тысячелетий. Возможно, так оно и было.

«Вот стоим мы тут втроем. Если кто-нибудь посмотрит со стороны, то увидит ребенка лет десяти, молодую женщину с глазами, непохожими на человеческие, и скрюченную старуху. Но это лишь иллюзия: на самом деле все обстоит наоборот. Я — дитя по сравнению с ними обеими. Ведь тисте анди живет уже несколько тысяч лет, а девочка… сотни тысяч».

Корлат улыбнулась малышке:

— Ну что, Серебряная Лиса, хорошо ты поиграла?

— Только сначала, — совсем не детским, низким грудным голосом ответила та. — Но вскоре мне стало грустно.