Боги, пиво и дурак. Том 5 (СИ) - Гернар Ник - Страница 10

— Таких, как я, вообще больше никогда не сделают! Может быть второй Орфей или второй Меркьюри, а Элвис — навеки единственный и неповторимый!

— А еще скрооомный и непогрешимый! — протянул под гитарный аккорд Фредди, хитро зыркнув на Орфея.

Элвис обернулся.

— Да ну тебя! — рассмеялся он вместе с остальными, в шутку пытаясь отобрать венок у Орфея. — Отдай мой нимб!

— Вот так и живем, — усмехнулся мне Фредди, ударив по струнам.

И тут мы услышали басистый и заливистый собачий лай.

— Готовь лепешку, — подсказал мне Орфей.

— Да, — кивнул я. — Да и двигать пора, а то время идет… Рад был вас встретить.

Пожав всем троим на прощанье руку, я двинулся к дворцу.

И одновременно с этим, к Церберу.

Потому что огромная двухголовая псина, сверкая огненными глазами и пламенем из пастей, сидела прямо перед воротами и рычала.

С каждым шагом я непроизвольно двигался все медленнее.

Остановившись в десятке шагов от зверя, я глубоко вздохнул.

Ну же, Даня. Что мертво, умереть не может. Так что он тебя может и понадкусывает, но целиком не сожрет.

Протянув вперед руки с половинками лепешек, я двинулся к Церберу.

— Хороший мальчик, хороший… — пробормотал я.

А пес смотрел на меня своими горящими глазами, как на придурка, и как будто чего-то ждал.

— Ну прости, мяса мне с собой не дали, — сказал я ему. — Только лепешки!

— Дурацкая традиция, — раздался вдруг низкий утробный голос.

И я даже не сразу сообразил, что это сказала одна из собачьих голов, в то время как вторая продолжала рычать!

Я озадаченно остановился.

— Так это… Я не знал.

— В следующий раз не слушай жрецов и возьми с собой что-нибудь приличное, — заявил пес. — Ты же к нам ненадолго?

— Ну наверное, — уклончиво ответил я.

— По запаху чую — ненадолго.

— Ладно, — пообещал я. — Если будет следующий раз, прихвачу что-нибудь еще кроме лепешки.

— Не забудь.

Говорящая голова Цербера повернулась к рычащей и клацнула зубами.

Рычание прекратилось.

Обе песьи морды, потянувшись к моему подношению, одновременно обнюхали лепешку, и каждая сожрала свой кусок, роняя мне на руки горячую слюну.

— Ладно, проходи, — сказал пес, поднялся и трусцой побежал куда-то по своим делам.

Теплый ветер принес звуки его удаляющегося дыхания и мелодичный перезвон гитары.

А я схватился за кольцо и потянул на себя тяжелую дверь.

Я вошел во дворец Аида на деревянных ногах.

Почему-то мне казалось, что при виде меня бог мертвых должен как минимум разозлиться — ведь я пришел в его королевство, попирая непреложный закон жизни и смерти. И собирался вернуться оттуда, откуда возвращаться не положено. Мысленно я представил себе величественный трон, на котором восседает мрачная копия Зевса, полупрозрачную свиту из наиболее значимых покойников и горы костей и черепов по обе стороны тронного зала.

Но меня встретила только тишина. Вдоль стен стояли массивные подсвечники. Язычки пламени горящих свечей чуть покачивались. А в центре огромного холла на мраморных престолах восседали две статуи метров по пять высотой, черная и белая.

Черным, конечно, был представлен сам Аид — с кудрявой бородой, блестящими рубиновыми глазами и каменных одеждах, ниспадающих изящными складками до пола.

Белая статуя изображала молодую женщину в таких же, как у Аида, одеждах, с длинными косами и цветочным венком на голове. С белого безразличного лица смотрели яркие голубые глаза.

В некоторой растерянности я осмотрелся по сторонам.

Никого. Только огромный пустующий зал и две статуи.

Я подошел к исполинам чуть ближе, и тут каменные лица засветились мягким желтоватым свечением, глаза зашевелились.

— Вот и для тебя настал важный час, смертный! — раздался громкий низкий голос. Огоньки свеч нервно дернулись, по залу волной прокатился шелест, похожий на шепот невидимой толпы. — Преклони колени, ибо вот…

Тут голос умолк, и по каменным лицам пробежали тени, искажающие их выражения.

— Вот и для тебя настал важный час!.. — снова с той же интонацией произнесла статуя Аида. — Для тебя… Важный… Важный час…

Я озадаченно моргнул.

— Для тебя… важный час… Преклони… Вот и для тебя… — голос повторял обрывки фраз, будто кто-то постоянно включал перемотку и запускал речь снова.

Тут в стене справа появилась большая двойная дверь. Створки ее распахнулись, и в зал стремительно вошла еще совсем юная девушка, которой едва ли можно было дать больше двадцати. В светлых джинсах, черной кожаной куртке, с синими волосами до плеч и футболке со здоровенной мордой какого-то демона на груди.

— Привет! — поздоровалась она, хватая меня за руку крепкой маленькой ладошкой. — Я — Персефона. Можно просто Сифа.

— Привет, — проговорил я, изумленно разглядывая королеву царства теней.

— Все это приветственное фуфло не рассчитано на твой случай, так что не трать свое время и пойдем со мной, — заявила она и потащила за руку к двери.

— Как скажешь, — отозвался я, подчиняясь.

— Ты ведь живой, правда? Я спрашиваю, потому что не очень разбираюсь. Это муж у меня реальный профессионал по покойникам. За месяц может сказать, кому Мойры обрезание сделают, и даже причину смерти увидит! А я — так, только по верхам смотреть умею.

— Да, я к вам с временным визитом, — не стал я юлить перед королевой. — По крайней мере, пока.

— Ну и славно! — воскликнула Сифа, толкая двустворчатые двери. — А то у моего опять зимнее обострение. В такие моменты общение с мертвыми душами уже само по себе повергает его в депрессию, а из-за тебя он бы вдвойне расстроился.

— Почему?

— Потому что ты его интересуешь прежде всего живым. Больше не спрашивай — не расскажу. Сам скажет, что посчитает нужным.

— А почему вдруг депрессия от мертвецов? Профессиональное выгорание? — спросил я, с интересом осматривая огромную лестницу, на которой мы оказались, и пятиярусную люстру из черепов, висевшую на толстой цепи.

— Да просто работа адская, — вздохнула Персефона. — Сплошные стоны, душевные терзания, слезы и обреченность. Это какую нервную систему надо иметь, чтобы совсем никак не реагировать на такую обстановку?

— Интерьерчик у вас тоже аутентичный такой, колоритный, — кивнул я на черепковую люстру.

— Ой, молчи, — со вздохом махнула она рукой. — Но мне кажется, он скорей бросит меня, чем какую-нибудь интерьерную дребедень, к которой привык. Пусть даже эта штука регулярно нагоняет на него тоску.

Девушка направилась вверх по лестнице, размашисто перешагивая через ступеньку. Она все еще держала меня за руку — крепко и уверенно, как мать держит ребенка.

Все-таки передо мной была не какая-нибудь земная девчонка, а бессмертная богиня. Косуха и синие волосы сути не меняли. И лучше бы мне про это не забывать, потому что несмотря на первичное дружелюбие эта особа в конечно итоге могла оказаться моим противником. Что, если она не захочет, чтобы ее благоверный связывался со мной?

Я последовал за Персефоной, слушая ее болтовню про люстры, погребальные костры на заднем дворе по большим праздникам и про унылую традиционную музыку, которой отдает предпочтение ее супруг.

— Ты представляешь, в эпоху, когда существует столько различных музыкальных направлений, он все еще слушает женское завывание под барабаны и одиночную арфу! — возмущалась она. — А я стольких прекрасных музыкантов собрала во дворце! Приглашаю его послушать, говорю — милый, ты застрял в дремучей древности, нужно срочно расширять кругозор! И что ты думаешь? Он приходит, слушает, вздыхает, и следующим вечером опять призывает к себе очередную девицу с арфой. А все почему? Потому что так было всегда! Вот эта его приверженность традиции и потакание собственным привычкам просто ужасает! А потом — конечно. Потом у нас начинается хандра, плавно переходящая в депрессию. Сидит, как изваяние, на своем стуле и смотрит в стену, пока не надоест.