Ротмистр Гордеев - Самойлов Александр - Страница 27

А что придумывать, всё придумано до нас – белые накидки-халаты с капюшонами. До нас, да не здесь, не в этом мире и не в этом времени.

Поручик не прочь поболтать. Интересуется подробностями нашего рейда. Отделываюсь общими словами и туманными намёками. А то, что японцы готовятся к наступлению, само по себе секретной информацией не является. Об этом и рассказываю любознательному поручику.

В свою очередь интересуюсь его системой обороны. В том, что караульная служба у него поставлена как следует, мы уже имели возможность убедиться. Интересуюсь, сколько пулемётов в его распоряжении. Поручик пожимает плечами: два – уже отлично. Намекаю, что при таком размещении пулемётов – фронтальном, – они, по сути, дублируют друг друга.

– А какие варианты? – живо интересуется поручик.

Подбираю веточку и рисую в пыли что-то похожее на большую букву «Х». Обрисовываю преимущества фланкирующего пулемётного огня и вынесенного чуть вперёд основного оборонительного рубежа. Противник попадает как бы в клещи. При этом пулемётные позиции лучше маскировать и снабжать дополнительными бойцами, на случай особой атаки противника на пулемётные позиции.

– Идеально остановить и обратить противника в бегство ещё до того, как он обнаружит пулемёты, бьющие ему во фланг наступающих порядков.

По лицу собеседника понимаю, что до него не до конца доходит мудрость потомков.

– Открывать огонь по наступающему противнику должны стрелки и вести его с такой силой, чтобы противнику было не до поиска позиций пулемётчиков. Японцы как атакуют чаще: цепью или колоннами?

– Колоннами.

– Тогда задача стрелков – своим огнём заставить противника замедлиться, а лучше – остановиться. А уж затем пулемётчики пускай бьют по остановившемуся противнику. Неподвижная цель лучше, чем подвижная, – продолжаю ликбез я.

Смеёмся. Поручик берёт быка за рога:

– А где бы вы поставили пулемёты?

Поднимаюсь с земли, отряхиваю приставшую пыль и травинки. Показываю на месте. Предлагаю советы по маскировке пулемётов на новых позициях. Рекомендую заранее пристрелять пулемёты на местности.

– И приданные пулемётчикам стрелки должны следить, чтобы враг не попытался обойти их с флангов или с тыла.

Поручик кивает. Надеюсь, он понял мой спич.

– А ещё лучше подходы к пулемётам нафаршировать минами.

– У нас мин нет, – печалится поручик.

– А порох?

Оказывается, порох имеется, небогато, но кое-что можно изыскать.

Советую заложить перед блокпостом камнемётные фугасы, как наклонные, так и вертикальные.

– Роете яму, уплотняете стенки, засыпаете порох с заложенным взрывателем, а сверху сыпете гальку или гравий. Работает не хуже штатной картечи, – практически на пальцах объясняю я. – Если всё сделать по уму, может, до пулемётов дело и не дойдёт.

А про «волчьи ямы» поручик и без меня всё знает, даже заложил их на ближних подступах к блокпосту. Единственное, что могу посоветовать, так это предварительно щедро намазать колышки из бамбука на дне ямы фекалиями, протухшим мясом или рыбой и прочей грязью. Заражение крови или гангрена гарантирована на девяносто процентов.

На лице моего собеседника проступает неодобрение: мол, какие-то нерыцарские методы войны. Эх, рассказать бы ему про крылатые ракеты, летящие на сотни километров, ядерную бомбу, убивающую всё живое, про дроны и слежение за противником через спутники… Но, боюсь, не поймут. В лучшем случае меня ждёт сумасшедший дом, а в худшем – долгие и проникновенные беседы в контрразведке.

Приходится отделываться общими фразами про стремительно меняющийся мир: паровозы, пароходы, автомобили… Хорошо, не вякнул про аэропланы, а то бы прокололся. Еле удержал себя за язык.

Поинтересовался у поручика: слышал ли он о полётах братьев Райт? И встретил полное недоумение собеседника. Он ничего о них не слыхал. Неужели газетчики прозевали сенсацию? Ведь первый полёт братьев Райт имел место в декабре прошлого года. За двенадцать секунд первый в мире самолёт пролетел тридцать метров, поднявшись над землёй на три метра. Этого я, разумеется, рассказывать поручику не стал.

Наконец за нами прибывает штабной штабс-капитан с парой казаков, чтобы сопроводить нас до нашего драгунского полка.

Лукашины, Сорока и остальные казаки тут же завязывают с прибывшими беседу, находят знакомых и чуть ли не родню. От дальнейшего братания с распитием крепких алкогольных напитков всех удерживает только присутствие штабс-капитана и необходимость засветло добраться до своих.

Рысим по дороге. Я пытаюсь сложить в голове фразы будущих рапортов начальству о ходе рейда, но мысли то и дело сбиваются на Ли Юаньфэн.

– После уничтожения склада артиллерийских боеприпасов противника мой отряд совместно с отрядом дружественно настроенных китайцев осуществил переход через линию фронта, – заканчиваю я свой доклад подполковнику Али Кули Мирзе в его штабе.

В детали наших приключений не вдаюсь, для подполковника это всё лирика, его интересует главное.

Командир поворачивается к капитану-артиллеристу. Бог войны кивает:

– У нас есть косвенные подтверждения этой информации. Мы отметили резкое снижение интенсивности вражеских обстрелов. Похоже, у японцев наступил снарядный голод.

– Сколько им потребуется времени на восстановление запасов? – интересуется подполковник.

– Две недели, не меньше.

Али Кули Мирза облегчённо вздыхает. Взрыв склада сорвал планы японцев по наступлению – без серьёзной артподготовки оно обречено. Самураи не идиоты, на убой солдат не пустят, ну а у нас появится время на дополнительную подготовку. К сожалению, пока что инициатива в руках японцев, наши держат оборону.

– Благодарю вас, господин штабс-ротмистр! – хвалит меня подполковник.

– Рад стараться!

Судя по скривившемуся лицу моего недоброжелателя Вержбицкого, ему добрые слова в мой адрес как серпом по одному месту. Да и хрен с ним!

– Господин подполковник, разрешите? – просит он.

– Что у вас, штабс-капитан?

– Как отметил капитан Баркарь, – кивает Вержбицкий в сторону артиллериста, – у нас нет точного подтверждения словам штабс-ротмистра. А что касается интенсивности обстрелов, не удивлюсь, если это военная хитрость неприятеля. С него станется дурить нам голову.

– Зря вы так, – качает головой Али Кули Мирза. – Штабс-ротмистр Гордеев уже не раз подтвердил свою репутацию.

– Я предпочитаю верить не словам, а делу, – гнёт свою линию Вержбицкий. – До получения подтверждения из нескольких надёжных источников полагать, что наступление противника сорвано, преждевременно. К тому же господин штабс-ротмистр утверждает, что ему помогли дружественные китайцы, по сути, бандиты – хунхузы. Никого это не смущает?

Штабс-капитан прямо-таки пышет ненавистью. Подполковник мерит его холодным взглядом.

– В следующий раз штабс-ротмистр возьмёт вас, господин штабс-капитан, в свой рейд, чтобы вы надлежащим образом зафиксировали все результаты. Вы ведь не будете возражать?

– Никак нет! – щёлкает каблуками Вержбицкий. – Почту за честь!

Адъютантов за глаза принято называть штабными крысами, на передке они бывают нечасто. Знаю, что это несправедливо, но фронтовиков можно понять. Всё-таки сидение в окопе и в штабе – вещи разные.

– Господа, совещание закончено, вы свободны! – сообщает Али Кули Мирза.

Офицеры расходятся.

Выхожу из штаба. У коновязи под присмотром барабашки-ординарца мой конь.

– Штабс-ротмистр, – окликают меня позади.

Оборачиваюсь. Взгляд Вержбицкого не предвещает ничего хорошего. Господи, и за что ты послал на мою голову этого придурка? В голове мелькает мысль засесть в тихом местечке с винтовкой и влупить ему пулю в башку. Армия от этого точно не потеряет, а скорее выиграет. Но потом гоню эту привлекательную идею прочь: это не наш метод.

– Слушаю вас, штабс-капитан.

Я нарочно упускаю «господин» при обращении к старшему по должности. На войне такое разрешается, но Вержбицкого задевает.