Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Шувалов Александр - Страница 12
- Предыдущая
- 12/430
- Следующая
«Покончил жизнь самоубийством на рассвете… приняв смертельную дозу веронала». (Стругацкий, 1974, с. 23.)
«Здесь речь идет о суициде из-за осознания себя психически больным. Это событие достаточно редкое, поскольку сознание болезни, критичность отсутствует у действительно душевнобольных». (Якушев, 1996, с. 72.)
«И традиционное трехстишье, которым Акутагава прокомментировал свой грядущий уход, подчеркивает жалкую и смешную незначительность этого события. Если мартышка не смогла удержаться на набухшей весенними почками ветке творчества, стало быть, туда ей и дорога…"Подрагивает весенняя ветка. / Мгновение назад / С нее упала мартышка”». (Чхартишвили, 1999, с. 415.)
Особенности творчества
«С детских лет страх сумасшествия преследовал Акутагаву, мать которого сошла с ума вскоре после рождения мальчика. Впоследствии писательнео-днократно навещал ее в лечебнице для душевнобольных, где мать находилась долгие годы. Эти посещения оставляли след в его душе и отражались в творчестве. В своих произведениях Акутагава неоднократно касался тем безумия и самоубийства. Ни у одного из писателей нет такого разнообразия описаний видов смерти, способов убийства и самоубийства. Тема смерти, если судить по ее “концентрации” в общем объеме прозы Акутагавы, довлела над писателем постоянно… Первый сборник рассказов… назывался “Ворота Расемон”, и можно предположить, что уже тогда [1915 г.], к моменту создания книги, “демон безумия” коснулся головы автора… Чем ближе дата его смерти, тем более страшными, “сумасшедшими” предстают некоторые персонажи. Характер мышления, стилистика речи да и сам выбор действующих лиц (оборотни, водяные-каппы, лешие-тангу и т. п.) все сильнее отличаются от прежней повествовательной манеры автора… Можно предположить, что психическое заболевание постепенно захватывало писателя, оставляя все меньше “пространство” рассудка». (Якушев, 1996, с. 72.)
«“В стране водяных” — это лишь рассказ о внутреннем мире Акутагавы. Не будь у него боязни сойти с ума… новелла никогда не появилась бы. Она была “его последним расчетом с жизнью”… Только предчувствие близящегося сумасшествия заставляет Акутагава вести повествование от имени пациента психиатрической больницы…» (Гривнин. 1980, с. 284–285.)
«В новелле "Зубчатые колеса”, в которой появляются признаки начинающейся психической болезни автора, он в то же время предстает во всеоружии своих творческих сил и мысли». (Ревя-ко, Трус. 1996, с. 199.)
Психиатрическая практика показывает, что многие депрессивные больные испытывают особенно сильную тоскливость ранним утром, когда и совершается большинство суицидальных попыток. При медленном развитии заболевания у больных длительное время может сохраняться критическое понимание начавшегося психического заболевания. В этот период расстройства психики в первую очередь могут проявляться (за счет первичного нарушения мышления) лишь в сфере литературного творчества, что и видно в случае Акутагавы Рюноскэ. Когда же депрессивный аффект с идеями самоуничижения полностью захватывает сознание (лечение антидепрессантами в то время отсутствовало), больной оказывается уже не в силах противостоять своим суицидальным намерениям. В отношении диагноза у писателя можно предположить депрессивный тип шизоаффективного расстройства, прогноз которого сходен с прогнозом шизофрении.
АЛЕКСАНДР I (1777–1825), российский император с 1801 г. Старший сын Павла-1. Его воспитанием руководила Екатерина 11 Был женат на принцессе Луизе Баденской. Талантливый дипломат. Историки назвали его «Благословенным».
Наследственность
[Об отце см. Павел 1.]
«Только 1/16 часть крови в жилах Александра была русской. То была наследственность Великого Петра, прошедшая через психофизическую форму убогого Петра III и душевнобольного Павла». (Андреев, 1992, с. 334.)
Общая характеристика личности
«Сам Александр I с молодых лет был застенчивым и близоруким, глухим на одно ухо и слегка хромал на одну ногу, — “недостатки, нажитые во время маневров”». (Валишевский, 1990а, с. 522.)
«Профессор Сикорский2 находит у Александра болезненно недоразвитый характер в волевом отношении, при удовлетворительном развитии ума и чувств. Легенда о безволии Александра I стала почти общим местом, и проф. Сикорский только подводит мнимонаучный фундамент под это общее место. Между тем нет ни одного факта, который свидетельствовал бы о том, что Александр действовал под влиянием чужой воли и был какой-нибудь чужой волей порабощен… В позднейшие годы тихое и неизлечимое религиозное помешательство Александра приняло патологические размеры… Душевная болезнь его не приняла такого острого течения, как у его отца, но венценосец все же не находил себе ни места, ни успокоения». (Любош, 1924, с. 22–23, 65.) «В какой-то мере болен был психически и Александр. “Ему казались такие вещи, о которых никто и не думал, — писала в своих мемуарах великая княгиня Александра Федоровна, — будто над ним смеются, будто его слушают только для того, чтобы посмеяться над ним, и будто мы делали друг другу знаки, которых он не должен был заметить. Наконец все это доходило до того, что становилось прискорбно видеть подобные слабости в человеке с столь прекрасным сердцем и умом. Я так плакала, когда он высказал мне подобные замечания и упреки, что чуть не задохнулась от слез”. Александр был мнителен и подозрителен». (Чулков, 1991, с. 133.)
«Горечь упреков самому себе мучила его все больше. И все больше с годами проявлялись в нем мистические настроения. Он сдал знаться с гадалками и ворожеями, встречался с квакерами, молился с ними и, как и они, верил в духовное совершенствование человека… Он начнет посещать радения ясновидящей Е.Ф. Татариновой. Знаменитая тогда пророчица, возглавлявшая секту хлыстов, своими откровениями приводила царя “в сокрушение, и слезы лились по лицу его”. Словом, религиозное рвение Александра I, с годами развившееся, было, несомненно, следствием убийства отца и его участия в этом злодеянии. Проще говоря, он стремился искупить вину и замолить грех». (Белоусов, 1999. с. 89.)
«…В личном характере Александра начали замечаться черты, ясные даже поверхностному наблюдателю, именно усиление подозрительности, бывшей в нем и раньше, мнительность и задумчивость… Император был очень религиозен и чрезвычайный христианин. Вечерние и утренние свои молитвы совершал на коленях и продолжительно, от чего у него на верху берца у обеих ног образовалось очень обширное омозоление общих покровов, которое у него оставалось до его кончины… Итак, события 10-ти лет царствования Александра I и в особенности изменения в его личности и характере, происшедшие к концу его жизни, настолько были резки и соответственно поражающи, что современники и окружающие его не могли не останавливаться мысленно на этих переменах… Страсть к передвижениям, проявившаяся особенно сильно в эти годы, совершенно не соответствовала нуждам управления государством, скорее и вернее это было просто неудержимое стремление к перемене мест, чтобы не оставаться подолгу где-нибудь на одном месте, это было болезненное явление со стороны человека, не доверяющего никому и опасающегося всех… Но это лишь одна из черт болезненно измененного характера Александра. Другая по менее важная черта — это мистицизм, это набожность и крайняя религиозность. На этой почве Александр сошелся даже с таким изувером и, несомненно, душевнобольным человеком, как Фотий3… Вполне гармонирует с этим и страсть говорить и действовать загадками, какими-то полунамеками, таинственно… С другой стороны, о существовании болезненной подозрительности в Александре нам говорит не только его страсть к путешествиям, но и такие факты, как упорный отказ от лекарств во время болезни в Таганроге, или дело расследования о камешке, попавшем в хлеб, испеченный поваром во время пребывания в Таганроге, когда Волконскому едва удалось убедить императора в отсутствии злого умысла с чьей-либо стороны. Мы видим, как во время болезни Александр часто посылал за императрицей, чтобы она присутствовала во время его обеда, и случалось тоже, что он обращал ее внимание на особенность вкуса того или иного блюда или питья, — если не считать это изменением вкуса уже вследствие острой болезни, то, конечно, придется отнести его на счет психической причины. Мы не имеем прямого основания предполагать существование галлюцинаций у Александра, но его беседа с Фотием дает повод думать, что внушенным образом могло на этот раз дело дойти до появления их, можно думать, что он мог тщательно скрывать их, как это делают обычные больные, и притом так искусно, что никому и в голову не могло придти подозревать что-либо подобное. Однако не редко можно было слышать от современников, что государь находится “как бы в каком-то душевном затмении”…Не об эволюции личности должна идти речь при разборе характера Александра в пределах физиологических изменений ее, а о патологических изменениях душевной деятельности под влиянием развития определенного болезненного состояния». (Василич, 1991, с. 13, 26, 96–97, 102, 110.)
- Предыдущая
- 12/430
- Следующая