Утилизация (СИ) - Тараканова Тася - Страница 23

— Куда пойдём?

— Давай к туалету?

— Ты же только оттуда?

Лиза посмотрела на меня долгим укоризненным взглядом.

— Какая кому разница?

Я поднялась.

— Арнольд Анатольевич, у нас животы прихватило. Мы в туалет.

Лиза зыркнула на меня сердитым взглядом. Фу ты, ну ты, какая строгая! Немного постебаться не помешает.

Дойдя до сортира, мы зашли за перегородку, немного постояли за ней и шмыгнули за угол дощатого строения.

— Куда пойдём?

— Тихо, не шуми, — Лиза попыталась призвать меня к дисциплине.

— Может, не будем далеко уходить.

Спокойствие и умиротворение, которые дарил лес, не вязались с тревогой Лизы. Она накручивала себя, а я устала от бесконечного ожидания Армагеддона, и просто хотела прилечь на травке и уснуть. Переспать со всем тем ужасом, который проехался по мне как асфальтоукладчик. Понимая, что Лиза ощущает что-то подобное, мне всё равно не хотелось плыть с ней в одной лодке.

— Надо где-то укрыться. Хотя бы за деревьями в траве.

— Давай, веди, — вяло отреагировала я.

Хорошо выспавшаяся Лиза не в пример мне была вся словно из нервных импульсов. Туда или сюда, она заметалась, выбирая направление. Я тащилась следом, проклиная нашу «дружбу». Почему я не могу сказать «нет». Слово щипало язык, я морщилась, кривилась, но не говорила то, что хотела, вместо этого брела за дёрганной Лизаветой.

— Всё. Давай здесь. — Я огляделась по сторонам.

Место было прекрасное, между трёх сосен и одной берёзы чуть в стороне. В принципе, хороший наблюдательный пункт, мы скрыты с четырёх сторон. Если лечь на пузо, то можно затаиться, как разведчики на задании.

— Надо дальше идти, — упрямо сведя брови, сказала Лиза. — Мы слишком близко от корпуса.

Но я решила, что не сдвинусь ни на миллиметр и уселась на траву.

— Не пойду. Хочешь, шлёпай одна.

Лиза, пыхтя как чайник, уселась рядом. Минуту мы молчали. Я знала, она не будет долго злиться.

— Юль, а ты как к детям относишься?

Моя пауза оказалось гораздо больше театральной. Лиза не хуже своего мужа умела бомбануть.

— Нормально.

— Я подумала, сказки сочиняешь, вдруг беременная? И аборт хочешь сделать.

Вот за что мне это? Святая простота, когда-то сказал Ян Гус старушке, старательно подкладывавшей дрова в костер, на котором его сжигали.

— Я не беременна.

— Ох, прости. Мне показалось, это твоя тема.

Осталось меня про дурку спросить, и все вопросы будут сняты. А что? Мы ж подруги. А с подругами надо делиться. Невозможно обижаться на человека, живущего с тобой по соседству в аду. Я жалела Лизу даже сильнее, чем себя. Но что можно сделать, когда муж готовит из тебя отбивную, собираясь хорошенько прожарить и съесть, не таясь, подбрасывает дровишки в мангал.

— А я вот хочу дом с баней…, козу и лялечку, чтобы выходить во двор и говорить. Сынок, как козочка кричит? Мееее. Вот, правда. Это прям моё. Деревня. Хотя я сама из города.

Мой удивлённый взгляд Лиза истолковала правильно.

— Ну, да, я не деревенская. Сестра в городе. У нас родители были обеспеченные. Баловали нас. Сестра очень эффектная. Она под красное платье не оденет бельё не красного цвета. Жалуется, что денег нет, а сама нос сделала. А я как с другой планеты. Что мне её ринопластики?

Рассказ о родителях и сестре меня поразил. Внешность Лизы совсем не вязалась с тем, что она говорила. Скорее можно было предположить, что она из глухой деревни староверов, чем из состоятельной семьи городских жителей.

— Знаешь, я вот думаю. Была бы я как сестра гламурной, сломалась бы давно.

Я улеглась на травку, сорвала травинку и стала грызть её. Высокое светло-голубое небо в обрамлении сосен было фантастически красиво. Внимательно оглядевшись по сторонам, Лиза прилегла рядом со мной, голова к голове.

— Он за неделю перед знакомством закодировался и устроился на работу. Привёл меня в дом, а это просто коробка. Окон, дверей не было. Я с ним с нуля дом поднимала. От канализации до поклейки обоев. Не по расчёту за него вышла, а по дурости. Так что моя совесть чиста. Я сейчас не о нём думаю, а о себе. В себе разбираюсь.

Я вздохнула. Всё-таки мы в одной лодке, как бы я не отбрыкивалась от Лизы. Мы обе сбежали из плена, чтобы лечить раненую душу. Всегда думала, неужели муж не видит, как мне больно? Я ведь нормальная. Нет, он не видел не чувствовал. В него была встроена другая программа. Он ломал и доламывал, даже не маскируя свою ущербность и неспособность любить.

— Когда заливают бетон, внутрь кладут арматуру для стойкости. И потом бьют, ломают. — Лиза резко рубанула рукой по воздуху. — Это муж арматуру в меня вставлял. Для прочности. Я из своего дома ушла, трусов не взяв, настолько боюсь моральной боли. В стоге сена переночую, если жизнь заставит. Покой хотела. А он именно покой и забрал.

Хотелось притянуть Лизу к себе, обнять, погладить по голове как маленькую, но тогда мы точно разнюнимся. Сил и так было на донышке. У меня и без Лизы душа обливалась слезами двадцать четыре часа в сутки. Но я как-то ещё барахталась в этой беспросветной тьме.

— Сестра предлагала одежду, сюда поехать. Я не взяла. Как будто он рядом стоит, смотрит. Недоволен. Мне же нельзя.

По щелчку пальцев не получится.

— Проник в меня, отравил. Больно.

Мы вздрогнули одновременно. С поляны послышался крик. Сердце сразу же загрохотало набатом. Лиза вскочила на ноги, я поднялась вслед за ней.

— Бежим!

Лиза рванула в сторону берёзы, я сделала автоматически несколько шагов и остановилась. Лиза оглянулась.

— Юля!

— Жанна ушла. Их осталось пятеро.

— И что?

Конечно, своя рубашка ближе к телу. Но даже маленький джунгарский хомяк, прижатый в угол, будет противостоять кошке, отчаянно вереща, встав за задние лапки, призывая на помощь. Я тогда ночью проснулась и спасла своего хомячка, неизвестно как убежавшего из клетки.

— Ты же меня не бросила?

Крики повторились. Я повернулась и пошла в сторону дощатого синего здания. Что они мне сделают? Не убьют же. Кто они такие, держать меня в страхе? Мой страх – это иллюзия. Я могу справиться с ним.

— Юля, пожалуйста. Не ходи!

Лиза догнала меня, схватила за руку.

— Где твоя арматура? Только в словах?

Гневные вопли на поляне стихли. Я прибавила шагу.

Мы обогнули туалет и вступили на дорожку, ведущую к нашему корпусу. Издалека было плохо видно. Девчонки сидели на стульях, некоторые мольберты валялись на земле, Арнольд жался к веранде, двое охранников (Сабы не было) караулили пленниц, а Бур, кажется, допрашивал их. Мы прошли несколько шагов, когда он резко развернулся к нам. Видимо, ему доложили о нашем появлении. Лиза замерла за спиной. Пусть так, значит, я пойду одна проверять на прочность свою дурную голову.

Все девчонки остались на своих местах, я ничего не могла понять. Лиза догнала меня и судорожно зашептала.

— Они их наручниками пристегнули. К стульям.

Теперь и я увидела, как Мила, Нина, Софа дёргают руки, пытаясь освободиться.

— Камень под верандой…, — задыхаясь, прошептала Лиза. — У меня ничего нет.

— Не дури.

Бур приближался ко мне, сверля своими злобными стеклянными глазами, в одной руке он держал небольшой холщовый мешок. Гадкая улыбка кривила его полупарализованное лицо.

Ничего ты мне не сделаешь, я не боюсь.

Внутри включились все стоп-сигналы разом, но я шла вперёд, передвигая пудовые ноги шаг за шагом. Наши взгляды сцепились в жгучей ненависти. Я знала, он идёт ко мне не просто так. Я не просчитывала ходы, не придумывала слова, я отключила инстинкт самосохранения, почувствовав запредельный ужас. До Бура оставалась пара шагов, когда он поднял мешок, глянул внутрь, засунул туда руку и выбросил ко мне скользкий извивающийся… шнур?

— Гадюка!

Гладкое змеиное тело с продолговатой головой, двумя красными бусинками глаз, тонкой полоской языка как в замедленной съёмке летело мне в лицо. В грудь словно ударили кувалдой, шею захлестнула удавка, взмахнув руками, я полетела в чёрную бездну.