Игрок (СИ) - Токсик Саша - Страница 23

— Давайте в другой раз. А при когнитивных нарушениях нужно идти к соответствующему специалисту, который вам лечение назначит. Например Пирацетам. Ну и народные средства есть.

— Ну в другой раз так в другой раз, — легко согласилась она, — а вы куда-то собираетесь сейчас?

— Да, мне пишущая машинка нужна.

Не подскажите где её можно в аренду взять?

— Ну вы и спросили, где я я и где пишущие машинки.

— Понятно, что ж, придумаю что-нибудь. Так что насчет света?

— Да, да, я сейчас вам всё включу.

Приведя себя в порядок и наводя лоск в одежде, еще одни льняные брюки, рубаха с коротким рукавом и легкие туфли я прошёл через уже проснувшийся человеческий улей, снял с лестницы ведущей на чердак ребенка,одного из отпрысков ашхабадской пары, поздоровался с одной из пар молодоженов, они как раз собирались в город, уже перед самой калиткой поручкался с нефтяниками, эти спешили на пляж, греть свои косточки и выйдя на улицу вскоре сел в автобус идущий в центр города.

Что бы доехать до ялтинского филиала Крымского отделения союза писателей Украинской ССР. А куда еще податься писателю, который остался без своего главного рабочего инструмента? Только к коллегам.

Коллеги вошли в моё положение, и хоть и изрядно посмеялись над незадачливым московским гостем, но всё ж таки я стал временным владельцем довоенного чуда, на котором в пору печатать пролетарским поэтам а не человеку 1972 года. Одна клавиша западала а каретка возвращалась налево с таким шумом что казалось что это не составная часть печатной машинки а затвор пулемета. Но в любом случае она работала.

НУ а когда я уже вышел на улицу, держа в руках это довоенное чудо то на меня буквально налетел один из моих московских знакомых. Поэт Владлен Алый, это псевдоним, конечно, в миру он был Владимиром Мухиным.

— О, Федор Михалыч, — обрадовался он, и стиснул мне руку в рукопожатии.

— Привет Муха, вот так встреча.

— Да я специально сюда, — он кивнул головой в сторону двери, — приехал чтобы тебя найти. Я тут уже неделю, а ты как-то говорил что в этих числах в Ялту приедешь. Вот я и подумал что сюда-то ты должен заглянуть, отметиться.

— Ну да, Муха, да ты прям дедуктивную работу провел, чистый Шерлок. Но всё верно. А что хотел-то?

— Да есть у меня к тебе дело, по твоему второму профилю. Ну ты понимаешь.

Глава 11

— Не понимаю, — изображаю удивление.

С Мухой мы ни разу за одним столом не играли, а свою карточную репутацию я напоказ не выставляю. Да и вообще, испытываю серьёзное желание завязать с игрой. Может и удастся мне соскочить с рельсов однажды прожитой жизни. И если Мухе тут не с кем пульку расписать, то я умываю руки.

— Ну, по карточной, — смущается он. — Наши говорили, ты в этом деле гроссмейстер.

— Просто везучий, — отметаю подобную славу, — бабы-стервы попадаются, вот карты это дело компенсируют.

Муха смеётся, но в глазах его волнение и даже, пожалуй, испуг. Так что понимаю, что не в пульке дело и не в скуке по вечерам.

— Пошли, — говорю, — поэт, невольник чести, чебуреками с газировкой меня угостишь, заодно и расскажешь, что тебя гнетёт.

Разные народы борются за право называться родителями чебурека. Но я убеждён, что это блюдо крымское, а точнее — крымско-татарское. В подтверждение своих слов скажу, что самые вкусные чебуреки я ел именно в Крыму, в Дружбе на Сухаревской, той что рядом со склифом, тоже делают такие, что пальчики оближешь, такие сочные что нужна ложка. Но здесь продукт совсем другого уровня.

Вот и сейчас небольшая чебуречная, расположенная через несколько домов, наполняет улицу такими ароматами, что я сразу вспоминаю и об отсутствии завтрака и о вчерашнем скудном ужине. А организм у меня теперь молодой, энергии требует много. А режим питания, как сказал Пончик, нарушать нельзя! С этим сибаритом коротышкой я полностью согласен.

Мы берём горячие, с пузырьками масла на румяных боках, чебуреки. Муха норовит напоить меня пивом, я отказываюсь и беру лимонад. Сам он приникает к бутылке «Ялтинского» как верблюд к источнику в оазисе, из чего я делаю вывод, что вчера Муха злоупотреблял.

— Стоймя его поставь, — провожу я краткий курс начинающего чебурекоеда. — Вертикально держи и кусай сверху, а то весь сок на штанах окажется. Какого хрена ты целую неделю в Ялте делал, если до сих пор чебуреки есть не научился?

— Играл, — повесив голову, отвечает поэт.

Поселили беднягу в гостиницу «Приморская», что традиционно для командировочных работников пера. У меня тоже туда была путёвка. Не «Ореанда», конечно, но комнаты чистые, постельное бельё свежее,публика приличная, а персонал по советским меркам хороший.

Муха строчил свои вирши и любовался с балкона южными пейзажами, пока за завтраком не познакомился с одной компанией. Люди солидные, один спортсмен, пловец, свои фото на пьедестале почёта показывал, второй баритон какой-то провинциальной филармонии, а третий — целый контр-адмирал. Уговорили поэта расписать «пулю». И Муха пропал.

Напрасно беспокоились тёща и супруга, Владлен не вдохновлялся прелестями курортниц на пляже и не читал им своих сонетов под луной. Они сидели в номере у адмирала, между прочим, двухкомнатном люксе на пятом этаже, и играли дни напролёт.

Адмирал проигрывал. К исходу третьего дня он был должен пловцу семьсот рублей, а «баритону» тысячу двести. Самым крупным держателем «акций адмиральского долга» был Муха. Ему «морской волк» задолжал три тысячи рублей.

— «Москвич» хотел купить, — наивно делится со мной Муха. — Четыреста седьмой, морская волна с бирюзой. Моих на дачу возить. Тёща давно мечтала, а я с моих гонораров даже мотоцикл с люлькой позволить себе не могу. Не понимают меня редакторы, хоть ты тресни.

Хотя «четыреста седьмые» уже несколько лет, как сняли с производства, взять такую машину «с рук» имелись хорошие шансы. Особенно если покупать у тех, кто пересаживался с этих, эффектных но слабосильных автомобильчиков, на первые «Жигули», точнее, ещё, по факту, «Фиаты» отвёрточной сборки.

Адмирал воспринимал свои проигрыши стоически, даже с юмором, и совесть Мухи спала сладким сном, когда он мысленно пересчитывал чужие накопления.

Не догадывалась тёща, что лучше бы поэт проводил своё время на пляже, подцепил там легкомысленную отпускницу и предавался бы с ней всем прелестям курортного романа. Это было бы куда безопаснее для семейного очага, чем безвылазное сидение в гостинице. Даже если бы стыдную болезнь подцепил, и то не так страшно. Это лечится. Антибиотики есть, без носа не остался бы. А так остался с носом, но в другом смысле.

На четвертые сутки игра длилась почти двенадцать часов. Муха проиграл двадцать тысяч рублей. Везунчик, пловец-чемпион сразу перестал быть «рубаха-парнем» и намекнул на серьёзные неприятности, вплоть до полёта вниз из кабинки фуникулёра. Растерянный Муха, под влиянием момента написал расписку на собственную квартиру в Москве, в которой на тот момент проживали тёща, жена и двое пацанов дошкольного возраста.

— И как они её забрать собираются? — удивляюсь я.

Выселить советского гражданина из собственного жилья — не шутка. Это не девяностые, «чёрные риэлтеры» ещё даже не родились.

— У них всё схвачено, — объясняет Муха упавшим голосом, — оформляем обмен, квартиру на частный дом в Подмосковье. Якобы нам на природу захотелось, к исконной сельской жизни, — он криво улыбается. — А по факту там барак с земляным полом, туалетом типа сортир на улице и колонкой в паре километров. Не знаю, как я это Наде расскажу. Она мной так гордится, ещё бы «творческая командировка», сборник в очереди на печать… Хоть в петлю лезь, только бы в глаза им не смотреть. ТВОЮ МАТЬ!!!

Чебурек у изливающего душу поэта прорывается, брызгая мясным соком прямо на рубашку. По ней расплывается сочное тёмное пятно. Глаза у Мухи краснеют, об ударе судьбы он рассказывал стоически, а теперь вот такая досадная бытовая мелочь срубает наповал.