Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна - Страница 46

На мне надеты лишь трусики и майка и я немного стесняюсь под его взглядом, но все равно стараюсь не сбиться с шага.

В конце концов, если бы я выглядела плохо, меня бы не взяли работать моделью. И все говорят, что я красивая. Самое главное, так считает он.

Я подхожу и обнимаю его со спины. Целую в шею. А потом тянусь к его сигарете.

— Дай и мне попробовать, — прошу я, но Гордей отстраняет руку и мои пальцы ловят воздух.

— Почему нет? — делано возмущаюсь я.

— Тебе ни к чему.

— Почему?

— Хотя бы потому что это не айс для здоровья. Такой ответ тебя устроит?

— Что бы ты сделал, если бы увидел меня с сигаретой в руках? Или со спиртным? — спрашиваю я, и усаживаюсь перед ним на подоконник.

Мне ужасно приятно его дразнить. Так тепло на душе от того, что его волнует мое здоровье.

Он тушит сигарету, и я замираю в предвкушении. Потому что его руки освободятся. Возможно, ему захочется меня обнять.

Когда так и происходит, его ладони скользят мне на бедра, я счастливо смеюсь.

— Мне нравится твоя скромность, — говорит он. — Мне бы не хотелось, чтобы ты курила или пила. Думаю, я подошел бы и вырвал из твоих рук бокал. Но…

Тут он подается ко мне и наши лица слегка соприкасаются.

— Но прикол в том, Бельчонок, что даже тогда, я уверен, ты мне не разонравишься.

Гордей отстраняется и в этот же момент раздается стук в дверь. Он отворачивается от меня, и идет открывать.

Как ни в чем не бывало.

Я же замираю на подоконнике, стараясь переварить только что услышанное.

Он же… это же… Боже… я не сильна в отношениях с парнями, и не слишком опытна в них, но… Что это сейчас было, если не его признание в любви?

От волнения я не в состоянии усидеть на месте, а Гордей уже несет поднос на лоджию.

— Одевайся и выходи завтракать, — говорит он, мазнув взглядом по моим ногам, а у меня щеки как всегда загораются.

Я соскакиваю на пол и поскорее натягиваю шорты. Мельком смотрюсь в зеркало и да, лицо красное, практически как помидор. Что же это такое!

Бегу в ванную, смачиваю ладони и прислоняю их к щекам.

Боже, боже, боже…

Когда я выхожу на лоджию, он заканчивает сервировку стола. А с балкона корпуса, расположенного в некотором отдалении от нас, на Гордея уже пялятся две туристки.

Еще бы.

— А ты, — выпаливаю я, не в силах скрыть нотки ревности в голосе, — тоже оденься.

Гордей непонимающе смотрит на меня, потом прослеживает мой взгляд и ухмыляется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ничего не говоря уходит в номер, а возвращается уже в футболке.

— Так нормально? — спрашивает он.

— Нормально, — отвечаю я и киваю.

Не удержавшись, снова кошусь на девушек.

Я сильно ревную. Мне хочется, чтобы мы с Гордеем остались только вдвоем.

— Отлично, — отвечает он и садиться в плетеное кресло, стоящее рядом с моим.

— Расслабься, Бельчонок, — говорит он, делая глоток содовой.

Но у меня не получается. Те девушки все еще пялятся на него, то есть… теперь уже на нас.

— Иди сюда.

Гордей перегибается через сиденье, подцепляет мой подбородок пальцами и разворачивает его к себе. Сладко целует меня в губы.

Вначале я напряжена, но его язык действует так умело в моем рту, что я практически мгновенно расслабляюсь и сама подаюсь к нему. Полностью наслаждаюсь поцелуем.

Когда он отпускает, я уже забываю про каких-то туристок, а думаю лишь о том, чтобы вновь оказаться в его постели.

Хочу, чтобы накрывал меня собой, вжимал в матрас и шептал мне на ухо все те вещи, от которых по позвоночнику пробегают мурашки, а низ живота и промежность сладко и болезненно пульсируют.

Чтобы признавался, как сильно хочет, и хочет только меня одну.

Чтобы входил в меня, заполняя собой, тем самым приглушая эту лишающую покоя пульсацию и давая возможность прочувствовать столь дикие, безудержные ощущения, когда он в тебе, а ты полностью и целиком в его власти. Когда вы неразделимы, двигаетесь в унисон, и получаете это нереальное, непередаваемое чувственное наслаждение вместе. Разделяете его на двоих.

Его нетерпеливые горячие ладони ложатся на мои бедра.

— Черт, — тихо выругивается Гордей, и убирает руки.

— Давай завтракать, Бельчонок, — хрипло выдыхает мне в губы, а потом отпускает полностью.

Возвращается в свое кресло и тянется за стаканом с содовой.

Я прикрываю веки и дышу несколько секунд. Потом хватаю свой стакан и начинаю через трубочку тянуть прохладный напиток с ярким лимонным вкусом.

Девушек на балконе уже нет. Мы с ним снова только одни.

— Откуда у тебя шрамы? — возвращаюсь я к вопросу, когда с едой уже почти покончено.

От сладких булочек, что скормил мне Гордей, заявив, что я слишком тощая даже для модели, по телу разливается ленивая приятная нега. Двигаться не хочется совсем, остается только потягивать шейк и разговаривать.

— Это так важно? — спрашивает Гордей.

— Да, мне хочется знать, — признаюсь я, — расскажешь?

— Я не помню, — говорит Гордей, а я хмурюсь.

— Как это ты не помнишь?

Он пожимает плечами.

— Как вообще можно о таком не помнить? Ты меня обманываешь.

— Практически, нет. Иногда, Бельчонок, о каких-то вещах лучше просто не помнить. Не думаешь?

— Я согласна. То есть… в моей жизни есть вещи… дикие ошибки, о которых я ненавижу вспоминать, но… Я даже не знаю… Если честно, я не сильна в философии, — наконец, признаюсь я.

— Тебе и не нужно. Просто улыбайся и наслаждайся жизнью. У тебя очень красивая улыбка.

— Гордей, ты издеваешься надо мной?

— Перебирайся ко мне. Скажу тебе одну вещь.

Ладони предательски потеют. С колотящимся сердцем я поднимаюсь с кресла и пересаживаюсь к нему на колени.

Обвиваю руками его шею, а он обнимает меня за талию.

— Ну, и что это за вещь? — вроде бы в шутку спрашиваю я.

— Ты не должна ни перед кем отчитываться и ни перед кем извиняться, Бельчонок. Ты такая, какая есть. Если ты что-то делаешь, значит, в этот момент ты думаешь именно так. Это твой выбор. Не плохой, и не хороший. Не стоит ненавидеть себя. Ошибки совершают все. Важно не зацикливаться и принимать их как опыт, который поможет тебе в дальнейшем.

Он говорит негромко, и я ловлю каждое его слово. Но все же… не могу полностью с ним согласиться.

— Я не могу не ненавидеть себя, Гордей, — признаюсь тихо. — Ненавижу. За то… что тогда оттолкнула тебя и не ушла с тобой. Я… каждый день вспоминаю и… ругаю себя. Я…

Его руки на моей талии сжимаются чуть сильнее, а у меня из глаз неожиданно рвутся слезы.

— Прости. Пожалуйста, прости меня, — бормочу я, уткнувшись ему в шею, и чувствую, как по щекам начинают катиться соленые капли.

— Я же сказал, не нужно извиняться…

— Я хочу. Хочу, чтобы ты меня простил. Хочу загладить свою вину, я…

— Ты не виновата. Если уж кто и виноват в той ситуации, то только я.

— Что?

— Не удержал… Был влюблен и бесился, что ты не любишь меня так же сильно. Ревновал, психовал. Это… было глупо.

— А сейчас?

— Не знаю. Видеть рядом с тобой других парней… также невыносимо, как и раньше.

— Никаких других парней, обещаю. Если поцелуешь меня сейчас.

Он целует, и я отвечаю ему со всем возможным жаром. Голова кружится, я забываю обо всем на свете, кроме его губ, и рук, и прерывистого горячего дыхания.

Не помню, как это происходит, только мы снова оказываемся с ним в постели. И любим друг друга. Жарко и страстно, словно одержимые. А потом снова, но уже медленно. Я отдаюсь ему. Чувствую, проживаю каждую эмоцию в его объятиях.

Если по возвращении домой мы не сможем с ним больше видеться, или он решит, что наигрался, или, что я надоела, а он не окончательно простил, я просто не выживу. В этот же самый момент я умру…