Улица Вокзальная, 120 - Мале Лео - Страница 23

— Но ведь вы же остались, патрон. И по-прежнему несломленный.

— Да... Я остался.

— Словом, если вам понадобится моя помощь, дайте только знать.

Я прервал эту нелепую встречу и покинул дом № 60 на Лионской улице в полном замешательстве и совершенно расстроенных чувствах. Либо, увлекшись фантазиями, я пошел по ложному следу, либо эта девушка меня разыгрывала. Ни одно из этих объяснений меня не устраивало.

Я занял наблюдательный пункт в кафе напротив, пожирая глазами дверь ее дома. Какую цель преследовал я своим идиотским поведением? Чего ждал? Что Элен выйдет из подъезда? Побежит предупреждать (кого?), что Нестор Бюрма напал на след? Что у нее в гостях был убийца Коломера?

Посетитель за соседним столиком бросал на меня украдкой косые взгляды. Время от времени он также посматривал на противоположную сторону улицы. Потом вспоминал, что живо интересуется первой страницей лежавшей перед ним газеты. Это был человек Фару, неприметный, как слон на подмостках Фоли-Бержер.

Я так разошелся, что готов был окликнуть его и предложить покинуть «точку». Однако сдержался и, жалея о потраченном времени, удалился, провожаемый недоверчивым взглядом сыщика.

День я провел, заходя во все книжные магазины, какие только попадались мне на пути.

Дверь крошечной приемной в апартаментах судебной полиции, где я томился ожиданием, нервно посасывая трубку, отворилась, пропуская Флоримона Фару.

Вернувшись после ужина домой, я нашел в почтовом ящике письмо, посланное по пневматической почте. Оно было отправлено этим типом, который весь день безуспешно пытался до меня дозвониться. Воистину инспектор был слишком занят, чтобы лишний раз потревожить свою особу. В письме сообщалось, что если я заскочу на Кэ дез Орфевр к девяти тридцати, то застану его там. Он опознал отпечатки пальцев.

— А, вот вы где, — приветствовал он меня со свойственной ему грубоватостью. — В вашем распоряжении всего несколько минут. Я занят делом, требующим всего моего внимания. Скажите спасибо, что я вообще занимаюсь вашей чепухой.

Я насмешливо присвистнул:

— Давление в котле ощутимо упало. Хотелось бы знать причину.

— Лионская улица, — объявил он, оставляя мой вопрос без ответа. — Ваша бывшая секретарша не вышла на работу. Ничего сверхъестественного, если не считать, что сегодня утром в кафе перед домом 60 объявился какой-то субъект, явно наблюдавший за ее квартирой. Между прочим, вышел из ее подъезда, был в жутком настроении и довольно скоро покинул свой наблюдательный пункт. Мой человек очень жалел, что не смог его выследить.

— Передайте вашему человеку: во-первых, пусть поучится не высовываться; а во-вторых, он по-прежнему волен задержать того подозрительного субъекта. Тем более что этот субъект — перед вами.

Мои слова окончательно испортили и без того скверное настроение Фару. Он несколько раз выругался.

— Так что, продолжать наблюдение? Вообще-то это против правил, то, что вы заставляете меня делать...

— Пока продолжайте. Как знать... Может быть, это дело принесет вам очередную нашивку.

— М-м-м... да. Сомневаюсь.

— А как насчет отпечатков?

— Вот-вот. Поговорим и о них. Это еще что за шутка? Мы, государственная полиция, отравляем существование живым, вы же, частные детективы, похоже, побиваете все рекорды вендетты. Вы что, надеетесь поручить мне когда-нибудь нацепить наручники на того парня, отпечатки пальцев которого вы мне передали? Уж не это ли дело, — добавил он с издевкой, — принесет мне очередную нашивку?

— На это у меня мало надежды. Того парня нет в живых.

Он едва не лопнул от возмущения.

— И вы знали об этом?

— Да

— И заставили меня рыться в картотеке? В поисках покойника. Зная, кто он?

— Нет.

Он склонился надо мной, почти касаясь своими серыми усами моего лица.

— Вы не знали, кто он?

— Да нет же, говорят вам. И вы мне его сейчас назовете.

— С превеликим удовольствием. Это отпечатки Жоржа Парри, по прозвищу Джо Эйфелева Башня, международного преступника, короля побегов и похитителей жемчуга.

Одним прыжком я очутился на ногах. Стул отлетел в сторону. Трубка вывалилась у меня изо рта и покатилась по полу. Всем своим видом я должен был являть собою аллегорию величайшего изумления.

— Джо Эйфелева Башня? — пролепетал я. — Жорж Парри?

Я схватил его за лацканы мундира.

— Немедленно несите сюда альбом с фотографиями, — закричал я. — Жорж Парри умер не в 38-м году. Месяц назад он был еще жив.

Ошеломленный этим новым известием, не требуя дополнительных разъяснений, он побежал за достопримечательной коллекцией фотографий преступников.

— Сравните это с вашей фотографией Парри, — сказал я, вручая ему фото обеспамятевшего, — есть ли между ними какое-нибудь сходство?

— Но ведь вы же мне сами говорили...

— Не обращайте внимания на то, что я вам говорил. Человек на этой фотографии и парень, с которого я снял отпечатки, — одно и то же лицо.

Он схватился за голову.

— Боже мой, — запричитал он едва ли не сломленный. — Боже мой, это другой человек...

Он растерянно смотрел на меня.

— Возможно ли, чтобы впервые за всю историю уголовного розыска и научной экспертизы отпечатки пальцев...

— Не будьте ребенком, Фару. Вы же тщательно сверили их, не так ли? И обнаружили какое количество совпадений?

— Семнадцать. Максимальное.

— На каждом пальце?

— На каждом.

— Значит, ошибка исключена, — подытожил я. — Наш гангстер — «регистрационный номер 60202».

— Это другой человек... — твердил Фару, оторвавшись от фотографий.

— Напротив, как раз тот самый. Тот самый именно потому, что другой. Не смотрите на меня так... Я не сошел с ума. Просто наделен чуть более пылким воображением. Успокойтесь и сравнивайте. Овал лица тот же, хотя само лицо, если отвлечься от шрама, претерпело известные изменения. Рот стал меньше, подбородок украсился искусственной ямочкой. У Жоржа Парри нос курносый; у моего товарища по заключению — прямой, с тонкими крыльями. Что касается ушей, то у Джо Эйфелевой Башни они оттопырены, тогда как здесь — приплюснуты, почти прижаты, отчетливо выступающий висок выровнялся и т. д.

— Пожалуй... вы правы, — согласился он после минутного размышления.

Наконец, осознав, что кроется за констатацией этого факта, разразился гневной тирадой в адрес хирурга, до неузнаваемости изменившего облик преступника.

— А ведь его официально опознали в 1938 году в трупе, найденном на побережье Корнуэлла, — заметил я.

— Да! Тело было наполовину изъедено крабами. Однако Скотленд-Ярд его и в самом деле опознал... хм...

— Понимаю. Вы не решились произнести, хотя явно подумали об этом, что английская полиция выдала желаемое за действительное.

— Во всяком случае, после его смерти — действительной или мнимой — Скотленд-Ярд никогда уже больше о нем не упоминал.

— Еще бы! Парри решил отойти от дел и спокойно пожить на свою ренту. Ради этого он и отважился на смелую инсценировку и до или после нее — эдакий Элвин Кэрпи, американский преступник номер один, только более удачливый — воспользовался услугами искусного хирурга.

Фару вылил очередной ушат проклятий и угроз на голову этого неразборчивого в средствах хирурга. И остановился только для того, чтобы потребовать от меня более подробных разъяснений, ибо, по его мнению (он вдруг перешел на агрессивный тон), я давно уже обязан был их ему представить. Подняв с пола, вытерев, набив и раскурив трубку, я подробно изложил ему эту запутанную историю, ни словом не обмолвившись, однако, об эпизоде с двойником Мишель Оган. Я явно страдал недугом умолчания.

— Итак, подведем итоги, — проговорил инспектор, задумчиво покручивая серый ус. — В немецком концлагере для военнопленных вы встречаете Жоржа Парри с диагнозом амнезия... Это не симуляция?

— Ни в коем случае.

— Незадолго до смерти к нему чудесным образом возвращается память, и он обращается к вам со словами: «Элен, улица Вокзальная, 120».