Драконова Академия. Книга 4 (СИ) - Индиви Марина - Страница 12

По недоизмененному лицу прошла странная судорога, будто ее словам все же удалось достичь какого-то дна его существа, хотя на самом деле это была очередная насмешка. А в следующий миг щелкнула пряжка ремня, и тело взорвалось не то болью, не то удовольствием, безграничной наполненностью, словно порвавшей ее на две части и заставляющей чувствовать себя в эти острые унизительные мгновения бесконечно живой.

Даже побег к Сезару не был для нее таким ярким, как это животное, бесстыдное, показательное совокупление, призванное заставить ее почувствовать себя ничтожной и маленькой. Тэйрен вцепилась в ледяной камень, как в какую-то последнюю границу, способную удержать, не позволить сорваться в черную пропасть, за которой перестанет быть важным абсолютно все.

Она цеплялась за те крохи сознания, в которых еще верила, что сможет изменить свою жизнь. Свою суть. Что имя Орина Фаррей для нее станет началом новой жизни, что любовь к светлому дракону позволит ей удержаться на краю. Не позволила, и сейчас, с каждым движением бедер, причиняющим в равной степени боль и звериное наслаждение, Тэйрен снова и снова теряла себя, растворяясь в природной тьме, которая стала неотъемлемой ее частью.

И даже когда все закончилось, когда он, нажав на определенные точки на ее теле, не позволил ей кончить, она продолжала дрожать от этой черной жажды, заполняющей все ее существо. С ненавистью смотрела на него: стянув полы наброшенного на плечи плаща до треска, а потом швырнув одежду ему в лицо, Тэйрен расхохоталась. В лицо ему, в лицо брату, в лица всем присутствующим, свидетелям того дня, когда она перестала быть сестрой Верховного эрда.

— Чтобы при дворе ее я больше не видел, — глядя на нее сверху вниз, произнес Адергайн. — Но если вдруг она перейдет границу светлых, ответишь ты. Головой.

Он развернулся к трону, давая понять, что представление окончено, а в следующий миг портал и рывок Хааргрена уже перенес Тэйрен в его владения. В один из бесконечных каменных коридоров, наполненных холодом и темнотой, а комната, в которую он втолкнул Тэйрен, напоминала спальню с той лишь разницей, что была украшена цепями: у стен, на потолке, над кроватью.

— Вижу, ты основательно подготовился, — снова хохотнула она, а потом плюнула ему в лицо.

Хааргрен не успел увернуться, вытер скулу тыльной стороной ладони и подтащил Тэйрен к кровати. Запечатав ее руки в браслеты, отступил, холодно произнес:

— Побудешь здесь так, пока не остынешь, — и направился к двери, оставляя ее одну, с ноющим от страсти, дрожащим от напряжения, так и не получившим разрядки телом. Полностью обнаженную, с заведенными над головой руками, которые из-за расположения цепей ни сдвинуть, ни опустить не получится.

Не получится даже прикоснуться к себе! Не получится использовать магию, чтобы освободиться: браслеты были из нивелирского металла, дополненные мощной рунической вязью. Это Тэйрен поняла, запрокинув голову, и зашипела сквозь зубы.

От бессилия.

От отчаяния.

Потому что она не только не помогла сыну, но еще и лишилась свободы. Относительной, но все же свободы.

— Я убью тебя, — процедила она ему в спину. — Я убью сначала тебя, а потом его.

Хааргрен остановился. Обернулся. Посмотрел на нее долгим взглядом сквозь прорези полумаски-чешуи.

— Возможно, — ответил он безразлично. — Только не ошибись с порядком убийств, Тэйрен.

После чего развернулся и вышел за дверь.

Лена

— Все. Это было последнее, — я вздохнула и сдвинула магический лист в сторону, погасив виритту.

Валентайн, сидевший за столом, перевел на меня взгляд.

— Расстроилась?

— Нет, — соврала я.

Он покачал головой.

— Ну ладно. Немного.

В семейных архивах (документации Эвиль и Симеона Ларо) было много всего, но ничего такого, что могло бы хотя бы навести на мысль, что, откуда и как. Никаких личных заметок, дневников или хотя бы малейшего намека на то, как мы с Ленор можем уживаться в одном теле, почему на ней оказалась сеть Грихмира, и как я, шмякнувшись в ее тело, не выдавила ее сразу, даже если она осталась жива. Либо как она не выдавила меня, как нам вообще удается сосуществовать в одном теле — ведь прошел уже почти год. По словам Валентайна, одна из нас должна была уже взять верх, точнее, должна была взять верх сразу же, а вторая исчезнуть без следа, но я и тут выпендрилась. И — никаких объяснений этому! Честно говоря, я бы тоже не стала хранить такое в семейном архиве, но, просматривая документ за документом, все же надеялась.

Надеялась на то, что вот в следующем обязательно что-то найду, и, когда не находила, испытывала жуткое, холодящее разочарование. Именно разочарование, потому что по договоренности с Валентайном я снова носила браслеты. Металлические обереги не только справлялись с темной магией, которая во мне росла не по дням, а по часам (Валентайн «проверял» меня каждый день), но и защищали от любой магической атаки.

На таких условиях я снова смогла ходить порталами, а браслеты он создал новые, более тонкие, на которые лично нанес мощную руническая вязь. В общем, пришлось смириться с новыми аксессуарами и подбирать себе образы в соответствии с ними. Но так, по крайней мере, было спокойно и мне, и ему.

Для меня в домашнем кабинете Валентайна появился диван, чтобы я могла работать вместе с ним над поисками по ситуации с Ленор, на котором я сейчас и сидела, поджав ноги.

— Это не последняя наша возможность, Лена, — Валентайн поднялся, подошел ко мне, сел рядом.

— Не последняя? А какая есть еще?

— Еще есть вариант поговорить с Ленор. Через твое подсознание. Возможно, я что-то почувствую или что-то уловлю при непосредственном взаимодействии с ней…

— Нет, — поспешно сказала я.

— Нет?

— Не хочу больше чувствовать ее в себе, пока не найду способ, пока точно не буду знать, что это разрешимо. Ты представляешь себе, каково это — знать, что у тебя в теле завелась… — я хотела сказать «паразитка», но вовремя себя одернула. — Другая личность.

— Не представляю и не хочу представлять. Но ваш феномен поистине уникален, — Валентайн коснулся моей щеки, погладил.

— Еще немного — и я решу, что тебе это нравится!

Валентайн хмыкнул.

— Нет, мне это не нравится. Иначе бы я не проводил столько времени, изучая архивную документацию Ларо. Но при всем при этом я не могу не признать, что для науки и для мира в целом вы представляете небывалый исследовательский интерес.

— Да, если бы я жила в своем мире, меня бы уже посадили в лабораторию и изучали.

— Если бы кто-то узнал об этом в нашем мире, можешь мне поверить, тоже. Хорошо, что об этом знаю только я.

Я мысленно икнула. Потом перевела взгляд на насторожившегося Валентайна, который явно это почувствовал.

— Еще Соня, — сказала я.

— Соня знает? — он прищурился.

— Да! Она моя лучшая подруга, и секретов друг от друга у нас нет. Но можешь не волноваться, она никому не скажет.

Валентайн покачал головой.

— Как была безответственной, так и осталась.

— Что? — вскинулась я, подскакивая.

— Да шучу я, — Валентайн дернул меня назад, и я больно приземлилась попой ему на колени. — Я знаю, что вы лучшие подруги, Лена, и я знаю, что ей можно доверять. Но не всегда можно доверять тем, кто рядом. Возможно, рядом с ней появится тот, кому ей захочется довериться, а этот кто-то сочтет твой секрет опасным.

— Ты сейчас про Сезара? — теперь прищурилась я.

— Гипотетически — про любого, кто станет ей достаточно близок, чтобы поделиться секретом, важным для тебя.

— Это потому что ты рассказал мне секрет Сезара? О том, что Эвиль работала над разделением его личности?

— Считаешь, не должен был? — он нахмурился.

— Считаю, что я не побежала рассказывать об этом никому. Даже Соне. Не думаю, что она пойдет говорить об этом с кем-то, кому не будет доверять на сто процентов. Так, как ты доверял мне, когда говорил об этом. Давай пока работать с тем, что есть сейчас, а не с гипотетическими угрозами. — Я положила руки ему на плечи. — И больше не называй меня безответственной. Даже в шутку. Мне это неприятно.