Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 30

Его правнук Хлотарь, напротив, ненавидел это место всей душой. Ведь он вырос здесь, волей дядюшки Гунтрамна, тогдашнего короля Бургундии, оторванный от родной матери на долгие годы. Они виделись украдкой, когда она, самая страшная и безжалостная женщина Франкии, украдкой приезжала сюда из Руана, владыкой которого и считался маленький король. Мама плакала, обнимая его. Ведь он у нее остался один, рожденный на склоне лет. Его отца, Хильперика, зарезали убийцы, подосланные теткой Брунгильдой, когда он был еще в колыбели, а все его братья и сестры умерли молодыми. Оспа, дизентерия, нож, меч, яд… Вот что стало причиной их смерти. Хлотарь остался один из десяти потомков своего отца. Он жил, чтобы отомстить за него, впитывая науку хитроумной и жестокой матери. Она никогда и никого не боялась, убивая своих врагов напоказ.

Король Австразии Сигиберт, муж Брунгильды, зарезан в день, когда победил его отца… Святой Претекстат, епископ Руана, зарезан в церкви во время службы, на глазах у прихожан… Король Хильдеберт II, сын Брунгильды, отравлен в собственном дворце вместе с женой… Мама была великой женщиной и шла напролом, не стесняясь в средствах. Хлотарь горько усмехнулся. Он, старый дурак, думал, что закончил ее дело, когда конь разметал по камням тело ненавистной тетушки Брунгильды. Ан, нет! Ее семя проросло наружу, сколько его ни топтали. Мать нашла бы выход из той ситуации, в которую он попал. А вот он не может. Силы закончились.

— Тебе придется довести это дело до конца, Дагоберт, — сказал он после долгого молчания сыну, стоявшему рядом. — Я уже не смогу.

— Ты о чем это, отец? — голос сына дрогнул. — Мы еще покажем этому засранцу в следующем году. Вот увидишь!

— Не увижу, — грустно усмехнулся Хлотарь. — Господь оставил меня без своей милости. Видно, мало я жертвовал на церковь. Надо будет щедро одарить храмы. Мы не выстоим против такой конницы, сын. А у нас самих ее слишком мало, да и какие всадники из франков! Смех один! Уж на что покойный король Сигиберт был великим воином, а и тот сидел у авар в плену, пока не заплатил выкуп. Расколотили его в пух и прах.

— Так что нам нужно сделать? — непонимающе посмотрел на него Дагоберт.

— Не нам, — криво усмехнулся старый король. — Тебе придется сделать кое-что… Именно тебе, сын. Твой брат Хариберт слишком мал и глуп. А я уже не смогу. Слушай…

— Всем отойти на пятьдесят шагов, — резко сказал Дагоберт, повернувшись к свите. — Я слушаю тебя, отец, и клянусь, что исполню твою волю.

В то же самое время. Окрестности Новгорода. Словения.

Лесопилку поставили на реке Ильц, которая несла свои черные воды прямо к Новгороду, сливаясь там с разноцветными водами Дуная и Инна. Эта река брала начало прямо в огромном глухом бору, который и сейчас называют Баварским Лесом. Именно оттуда пойдут плотами бревна прямо к водяной мельнице, что встала в ее низовьях, почти у самого устья.

Вуйк давно забыл, когда спал дома. Дел было до глубокой ночи, и он рвал жилы из последних сил, чтобы поспеть к сроку. Мельница еще строилась, а лес из верховий Ильца понемногу уже пошел. Его шкурили и укладывали в огромные кучи, которые называли непривычным словенскому уху понятием «штабель». Сестренка Липка, взявшая на себя домашние дела, таскала ему еду в горшке, благо идти было всего ничего. Жили они, как все, в обычной землянке, где спали на топчане вповалку, укрываясь шкурами. Из жалования в пять рублей Вуйк тратил едва половину, а остальное клал в заветный горшок, закопанный в доме. Жили они по-прежнему скромно, только что братья и сестры есть стали от пуза, соловея от непривычной сытости. Да вот еще сестрам он по платку купил, да по платью, вызвав девчачьи охи-вздохи, после которых пришлось покупать на торгу гребни, ленты, разноцветные стеклянные бусы и браслеты, последний писк столичной моды. Липка, на которую раньше даже хромая собака брехать брезговала, стала получать знаки внимания от женихов, которые нутром почуяли перспективную невесту. Девушка расцвела на глазах, купаясь в лучах мужского внимания, и уже ничем не напоминала оборванную, вечно голодную замарашку, которой была еще совсем недавно. Найти хорошего парня ей хотелось безумно, но старший брат был неумолим. Сестра замуж пойдет через два года, и ни на день раньше. Слова князя запали ему в душу крепко. Свой дом в Белом Городе! Да за такое он костьми ляжет! А любимую сестру, которая младшим мать заменила, он абы за кого не отдаст! Да ни за что на свете! Он ей самого лучшего жениха найдет, и приданое такое даст, что все обзавидуются. Даже если после этого снова придется в землянке жить.

— Вуйко, братик, — погладила его по щеке сестра. — Ты совсем с лица спал. Может, отдохнешь немного? Тут и без тебя управятся. Ну, сам посмотри, людей сколько. Неужто ты сам должен бревна таскать?

— Да… — Вуйк обхватил руками заросшую густыми космами голову. — И впрямь, надо важными делами заняться. Скоро валы и шестерни привезут, их на место поставить надо. Ты чего это? — парень удивленно посмотрел на побледневшую сестру, которая испуганным взглядом уставилась куда-то ему за спину.

— Князь! — пискнула Липка, торопливо забирая порожний горшок. — Пойду я до дома! Боязно мне!

Конная кавалькада его светлости непривычных людей порой приводила в трепет. Десяток конной стражи в доспехе и несколько бояр на дорогущих конях. Шелковые ткани, сапоги тонкой кожи, золото на шеях и запястьях вводили родовичей в ступор. Они такого богатства за один раз и не видели никогда. Сам князь золота не носил, называя обилие украшений, которыми увешивал себя местный бомонд, странным словом «цыганщина». Впрочем, он в своих вкусах был почти одинок, и внезапно разбогатевшая знать, которая вся поголовно выросла в курных землянках, считала стиль «дорого-бохато» высшим шиком и красотой неимоверной. А князь? Ну, что князь! Он себе вообще все, что хочет, позволить может. Завтра голым на улицу выйдет, никто и слова не скажет. Поклонятся и дальше пойдут по своим делам. А тут, если на тебе золота меньше, чем на других, уважение в глазах людей потерять можно. Потому и росли ввысь собольи шапки, все ярче становились ткани одежд, все толще висли цепи на шеях, а на пальцах боярынь уже не хватало места для перстней. Золотой конец Новгорода работал в три смены, да и ювелиры Константинополя тоже благодарили Бога за варварские вкусы словенской знати. Князь давно уже плюнул на все эту нелепицу, называя собственную свиту бродячим цирком. Вроде бы обидно должно быть, но что такое бродячий цирк никто из бояр все равно не знал, а потому и не обижался.

— Здоров, Вуйк! — князь легко спрыгнул с коня, бросив поводья охране. — Пройдемся! Покажи мне тут все.

— Доброго дня, государь! — поклонился Вуйк, жутко стесняясь самодельных поршней на ногах и латаной рубахи из серого холста. Он уже мог купить себе вещи поприличнее, но работать на стройке, одетым в новое! Нет, такого Вуйк себе представить не мог никак.

— Цех уже закончен, княже, — начал свой рассказ Вуйк, катая на языке привычные еще с кузни слова. Да и новых слов он нахватался уже немало. — Склады для пиломатериала готовы позже будут, пока сушку строим. Думаю я, доску для нурманских драккаров начать делать. Пару лет дерево полежит, а потом под пилу его. Тогда не доска будет, а чистое золото.

— Далековато доску возить, — улыбчиво прищурился князь. — Да и свои плотники там есть. У них хочешь кусок хлеба отнять?

— Тогда пусть такая доска пойдет на те лодки, что по Дунаю ходят. И не поведется такая доска, и течь не даст. И много проще такой корабль сделать, чем неохватный дуб долбить. Ну, и корабль сделать можно гораздо больше, чем раньше.

— Хорошо, — серьезно кивнул князь. — Но ты еще для стройки доску будешь делать. На новые города много ее понадобится. Мыслимо ли, из толстого бревна две доски выходит, и целый день то бревно колоть нужно. Да и в Новгороде домов строится много. Пол и потолок из нее будем делать. Так что не волнуйся, на ближайшие лет сто работа у тебя будет.