Дьявольская сила - Файндер Джозеф - Страница 36
- Предыдущая
- 36/119
- Следующая
Может, мои надежды покажутся вам несколько странными, ведь, в конце концов, способность читать мысли других – это неистощимая фантазия или мечта многих и многих из нас. На свете есть даже чокнутые, которые покупают книги или видеокассеты, в которых рассказывается, как стать экстрасенсом. По сути, не открою секрета, если скажу, что каждый из нас хоть раз в жизни испытал жгучее желание обрести такой дар.
Но не надо желать этого дара. Поверьте мне на слово.
Итак, я пришел к себе в контору и, поболтав о том о сем с Дарлен, прикрыв плотно дверь, позвонил моему брокеру Джону Матера из «Шерсона». Как-то я перевел со своего банковского счета несколько тысяч долларов в эту брокерскую компанию. Эти деньги, да еще кое-какие ценности (главным образом привилегированные акции с высокими дивидендами) составляли вполне приличную сумму, чтобы заключить биржевую сделку. По сути дела, я пустил в оборот и деньги, которые Билл Стирнс ссудил мне, чтобы спасти меня от банкротства, нищеты и разорения.
В конце концов, дело-то выгорало верное.
– Джон, – сказал я после обмена любезностями, – почем идут акции «Бикон траст»?
Джон, грубоватый, открытый мужлан, ответил без раздумий:
– Нипочем. Задарма. Их спускают любому дурню, проявившему к ним интерес. Какого черта тебе понадобилось это дерьмо собачье, Бен?
– Ну а сколько просят за акции?
Слышно было, как Джон протяжно и горестно вздохнул. Затем защелкал компьютерный пульт и наконец он ответил:
– Одиннадцать с половиной просят, за одиннадцать отдают.
– Ну-ка подсчитай, – предложил я. – За тридцать тысяч баксов сколько же я получу акций… что, что?..
– Ты что, тронулся? Не будь идиотом.
– Джон, давай покупай.
– Мне не позволительно давать тебе советы, – ответил Джон, – но почему бы тебе еще разок все не обдумать и не позвонить мне снова, когда очухаешься.
Несмотря на его бешеное сопротивление и протесты, я все же поручил ему приобрести две тысячи восемьсот акций «Бикон траст» по одиннадцать с четвертью максимум. Через десять минут он перезвонил снова и сообщил, что отныне я «гордый владелец» двух тысяч восьмисот акций «Бикон траста», купленных по одиннадцать долларов за штуку, а напоследок все же не удержался и обозвал меня дубиной стоеросовой.
Я улыбнулся сам себе, а затем, собравшись с духом, стал было набирать номер Траслоу, но тут вдруг вспомнил, что он собирался уехать в Кемп-Дэвид, и сразу же запаниковал. Мне было настоятельно необходимо повидать его и выяснить, намеренно ли меня наделили новым даром и знал ли он об этом…
Но как теперь найти его?
Перво-наперво я позвонил в «Траслоу ассошиейтс», а там его секретарша ответила, что он уехал в город и связаться с ним никак нельзя. Да, сказала она, я знаю, кто вы такой, знаю, что вы его близкий друг, но понятия не имею, как поймать его.
Тогда я позвонил ему домой на Луизбург-сквэр. Женский голос ответил (по-видимому, экономка), что мистера Траслоу в городе нет, он в Вашингтоне, я полагаю, а миссис Траслоу находится в Нью-Гэмпшире. Она дала мне телефон, и я наконец-то связался с Маргарет Траслоу. Первым делом я поздравил ее с назначением Алекса, а затем сказал, что мне позарез нужно как-то связаться с ним незамедлительно.
Секунду-другую она колебалась, а потом спросила:
– Бен, а подождать не можете?
– Очень срочное дело, – ответил я.
– А его секретарша? Может, она как-нибудь поможет вам?
– Мне нужно поговорить только с Алексом, – настаивал я. – И немедленно.
– Бен, вы же знаете, что он в Мэриленде, в Кемп-Дэвиде, – мягко увещевала она меня. – Ну не знаю я, как связаться с ним, к тому же чувствую, что беспокоить его сейчас не стоит.
– Но можно же все-таки как-то связаться с ним. К тому же, думаю, он не будет против, чтобы я побеспокоил его. Если он сейчас с президентом или еще где-то, ну что же – прекрасно. Но если не…
Наконец, с некоторым раздражением, она все же согласилась позвонить в Белый дом тому чиновнику, который передавал приглашение Алексу, и спросить, нельзя ли связаться с мужем. Она согласилась также передать мою просьбу, что если Траслоу будет все же звонить мне, то только с помощью скремблера.
На регулярных летучках адвокатов нашей фирмы царила такая же скука, что и на совещаниях всех других компаний, за исключением разве телевизионных развлекательных передач «Закон в Лос-Анджелесе». Мы заседали регулярно, раз в неделю, по пятницам. Заседать начинали в десять утра и обсуждали те вопросы, которые приходили в голову Биллу Стирнсу.
Вот и на этот раз, попивая кофеек с весьма недурными слойками из соседней булочной, мы рассматривали целый ряд вопросов, предложенных Биллом. Тут был и самый скучный пункт – сколько новых компаньонов следует принять на работу в следующем году (решили, что шесть), и довольно сенсационный – стоит ли нам брать на себя защиту интересов одного известного главаря преступной шайки с бостонского дна – нет, не так – якобы главаря, который, как оказалось, являлся братом одного из самых влиятельных в стране политических деятелей и которого государственная лотерейная комиссия обвиняла в каких-то махинациях (решили, что не стоит).
Я сидел и слушал, но мысли мои витали в облаках. Даже если бы на летучке обсуждался вопрос, непосредственно касавшийся меня, скажем, какая-нибудь гигантская продовольственная корпорация предъявляла бы иск другой такой же огромной компании, что та, дескать, стянула у нее рецепт приготовления какого-то вонючего жира, а мне поручили бы вести это дело, то все равно я не смог бы уследить за ходом развернувшейся дискуссии.
Чувствовал я себя явно не в своей тарелке, довольно неловко и шатко, будто меня внезапно раздели догола в самый неподходящий момент. А тут еще Билл Стирнс, восседавший на председательском месте за длинным, похожим на гроб столом, бросал на меня подозрительно долгие взгляды. Может, у меня началась мания преследования? А может, он и в самом деле все знает?
Нет, быть того не может: откуда ему знать?
Тогда я попытался настроиться на ход мыслей своих коллег, пока они сидели, зевая или рисуя чертиков на бумаге, или выступали со своими соображениями, но на этот раз у меня ничего не получалось. Возбужденных, раздраженных, злых коллег оказалось так много, что их мысли слились у меня в ушах в один непрестанный гул, в нескончаемую какофонию, в которой я не мог выделить чью-то отдельную мысль. Да, я мог различить кое-какие оттенки – например, разный тембр, отличающий мысль от обычного голоса. Но эти оттенки трудно было уловить, а временами они вообще сливались в один гул, и я просто-напросто терялся и напрасно ломал себе голову.
И все-таки удержаться от попыток услышать чью-нибудь мысль я не мог. Так, на короткое время мне удалось услышать мысли Тодда Ричлина, нашего финансового ловкача, который говорил что-то об активах, пассивах и поступлениях, а сам в это время исступленно и раздраженно думал: «Вот Стирнс удивленно поднял брови, к чему бы это? А Кинней все порывается вскочить и сбить меня с толку, осел эдакий».
Тут началась словесная перепалка между Торном и Квигли, выскочившими с предложениями нанять приходящего преподавателя, чтобы тот научил наших безграмотных сотрудников правильно писать и говорить, ну и, естественно, появились мысли на этот счет. В результате возник кошмарный гомон, отчего я окончательно почти лишился рассудка.
И все это время, когда бы я ни глянул на председательское место за столом, Билл Стирнс не сводил с меня глаз.
Наконец, ход совещания резко ускорился, а это верный признак того, что до конца осталось не более получаса. Ричлин и Кинней совсем зациклились в гладиаторской схватке по поводу тяжбы крупной бостонской фирмы в сфере развлечений, дело которой вел Кинней, а я все еще пытался вытряхнуть из головы непрерывное бормотание голосов и тут вдруг услышал, что Стирнс объявил перерыв, и увидел, как он быстро поднялся с места и пошел из конференц-зала.
- Предыдущая
- 36/119
- Следующая
