Надежда смертника - Файнток Дэвид - Страница 48

• Предыдущая
• 48/135
• Следующая

Мне стало тревожно, и я начал громко звать на помощь, пока не охрип. Никто не ответил.

Я стискивал ноги, надеясь, что Пуук все-таки вернется раньше, чем я намочу штаны. Это было бы непереносимое унижение.

Становилось все темнее. Я слышал, что оставаться ночью на улице очень опасно. А если он не вернется? Я поежился, несмотря на жару. Совершенно беспомощный, руки связаны за спиной – без Пуука я умру от голода или от жажды. Кабина лифта станет мне гробом. Отец так и не узнает, что со мной случилось. Я с тоской вспоминал свою комнату в нашем коттедже. Что-то скрипнуло.

– Пуук? – стало уже слишком темно, чтобы разглядеть. – Мид?

Молчание.

Я забеспокоился, потом обезумел от страха. Если я останусь здесь один на всю ночь – связанный, покинутый, точно рехнусь до утра.

– ПУУК! – заорал я во все горло.

Сначала полное молчание. Потом снова скрип.

Я ждал, когда появится мальчишка, напряженно вслушивался, пытаясь услышать хоть какой-то слабый звук. Что это было: ветер? Чьи-то голоса? Или все это мне послышалось?

Я вспомнил жутких, отвратительных дикарей, которые гнались за мной.

А вдруг наверху не Пуук, а кто-то другой? Мысленно передо мной пронеслись картины мучений.

Стараясь теперь вести себя как можно тише, я съежился в углу. И ждал.

Что-то разбудило меня. – Я поморгал глазами, но ничего не увидел.

Раздался какой-то звук, потом замигал огонек.

– Пуук? – шепотом спросил я.

– Йо! – Он приземлился у моих ног. Я задрожал от страха и пронзительно вскрикнул.

– Чё, напугал тя, верхний?

Я кивнул. Слишком я испугался, чтобы притворяться.

Он хохотнул.

– Консерву принес.

Мальчишка вынул из мешка две консервные банки.

– Куча мзды. Никто Пуука не надул.

Он поставил на пол перм-батарейку «Вальдес» с прикрепленной к ней лампочкой, сдернул крышку с консервной банки и что-то подцепил грязной ложкой. – Открой рот, я кормлю.

– Развяжи меня, пожалуйста, – я пошевелил руками.

– Не, – он пихнул банку мне в лицо.

– Я не могу так есть!

– Давай.

– И потом, мне нужно в туалет, – выдавил я из себя и покраснел.

– Чё? – Он взглянул на меня пустыми глазами.

– Туалет, – повторил я. – И побыстрее.

Он пожал плечами:

– Не знаю.

И снова протянул ложку с какой-то тушенкой. Мой рот наполнился слюной, но я покачал головой.

– Пуук, пожалуйста, отведи меня. – Я уже едва терпел.

Мальчишка долго разглядывал меня, потом сообразил:

– Ссать?

Я кивнул. Он помог мне подняться.

– Давай в угол.

– Это омерзительно.

– Не. Не выпущу.

– У меня так порезана грудь, что я едва хожу! Ты забрал мои ботинки, и у тебя нож. Как я сбегу?

Он вздохнул и поставил банку на пол.

– Больно много с тобой хлопот. Щас.

Он схватил лампочку и полез в люк.

– Не бросай меня в темноте!

Ноль внимания.

К этому времени уже наступила ночь, и в лифте стало совершенно темно. От страха я громко и часто дышал в ожидании, когда снова раздадутся его шаги.

– Пуук? – Я сжал зубы. Всегда плохо переносил темноту.

Здание заскрипело.

– Это ты?

Я со всех сил стиснул ноги, едва сдерживаясь. Мне нужен свет. Нужно попросить его…

Лифт дернулся. Что-то пролетело в нескольких сантиметрах от моего лица, и раздался грохот.

Пронзительно закричав, я налетел на стенку, потянув за веревку, которая впилась в мои распухшие кисти.

– Господи, Господи, прошу тебя, хоть кто-нибудь, не-е-ет! – Я едва узнал свой голос.

Послышалось гоготанье. Появился свет.

Пуук привалился к стене, едва держась на ногах от смеха.

– Попался, верхний! – Он показывал пальцем на мои брюки, покатываясь от смеха.

Я поглядел на мокрые брюки и от стыда готов был умереть на месте.

– Я-то волок подставку, чтоб помочь те выбраться отсюда, а зря!

Ухмыляясь во весь рот, он пошарил над люком и спустил ведро.

Я заплакал.

Он снова засмеялся.

– Сосунок-верхний.

Перевернул ведро и уселся на него.

– Будешь знать, как орать на Пуука.

Я скорчился в углу. Слезы и сопли текли по щекам. Вытереть их я не мог. Господи, лучше мне умереть!

– Ладно, ладно, верхний. Ничё. Просто напугался. – Голос его смягчился. – Садись.

Он пододвинул ко мне перевернутое ведро.

– Не нужно. Я…

Он заставил меня сесть. Ноги у меня щипало. Меня затошнило от резкого запаха, поднимающегося от брюк.

– Ешь. Будет лучше.

Я старался подавить рыдания.

– Развяжи меня на минутку. Пожалуйста!

– Не. – Он похлопал меня по плечу, – Принес те консерву. Ешь.

Он поднес мне ложку ко рту.

Я начал жевать. Непривычный вкус, но мне страшно хотелось есть. Совершенно униженный, я сел прямо и дал ему кормить себя, как ребенка. Я с жадностью все проглатывал, как только он подносил ложку.

– Можно мне воды?

Он поднес банку.

– Спасибо, – униженно поблагодарил я. Чувствовал себя страшно неловко. – Мне нужны другие штаны.

Он усмехнулся:

– Че тут лавка Чанга?

– Не пони…

– Других нет. Все одно мы со Сви сымем твои. Завтра. Для мены.

– Вы – что? – возмутился я.

– В лифте не нужны.

Внезапно мне стало все равно, в мокрых я брюках или нет. Я вздохнул и прислонился к стенке.

– Пуук, когда ты отпустишь меня?

– Нужно скумекать, как тя продать. Может, спрошу Карло, если не будет наезжать.

Мне очень не понравились его слова.

– Продать?

– Ну. Чё, кормить тя всю зиму?

Я ничего не понимал.

– Так продай меня моему отцу. Это я и пытался тебе ска…

Пуук сплюнул.

– На кой ему платить за парнишку-верхнего, раз он такой рёхнутый и сбежал на улицы к нижним?

Я покраснел.

– У нас в семьях заботятся друг о друге. Мы не такие, как вы, гряз… – Я не договорил, чтобы не злить его, – Потом я очень сообразительный, и он знает об этом.

– Ха! Да чё ты можешь – стоящего?

Мне бы сидеть смирно, но не давали связанные руки и боль в груди.

– Много чего. Могу… – Я судорожно соображал, что сказать. -…программировать компы лучше всех. Как, по-твоему, я достал деньги, чтобы прилететь в Нью-Йорк? Могу проникнуть в любую систему, какие бы преграды ни ставили.

Я слегка преувеличил, но не очень сильно. И когда выберусь отсюда, докажу. После всего случившегося я сам перед собой обязан это сделать, а Рольф мне поможет. Вместе мы проникнем куда угодно…

– Компы, – трущобник сплюнул снова, – У нас нету.

Обессилев, я закрыл глаза.

– Не спи. Ща шпиртуху достану.

Я побледнел.

– Чтоб зажило, верхний. – Он постучал себя по груди. – Карло так делает, когда метит.

– Прошу тебя!

– Чтоб зажило. Теперь будет полегче. – Он вытащил тряпку и бутылочку. – Не дергайся.

Он приблизился, и я стиснул зубы. Спорить было бесполезно.

Когда с пыткой было покончено, я лег на пол и время от времени не удерживался от стона. Пуук осуждающе хмыкнул и постучал себя по груди.

– Прям как Джэг. Ой! Ай!

– Слушай, трущобник, давай я сотворю с тобой такое! – огрызнулся я.

Он поднял брови, словно обдумывал мое предложение.

– Не, должен Карло. И вздохнул.

– Пошел спать. Утром покормлю. Он поднял фонарь.

– Слушай, я не могу без света, – напряженно проговорил я. – Оставь мне лампочку.

Он помотал головой.

– Не. Не оставлю. Больно дорогая.

– НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ СВЯЗАННОГО В ТЕМНОТЕ!

Похоже, он почувствовал мою панику, но с негодованием сказал:

– Чтоб я оставил свет вашингтонскому верхнячку, а сам в темноте свалился?

– Пуук, ради бога!

Он вздохнул:

– Ладно, ладно, останусь тут.

Я рассчитывал совсем на другое. Оцепенев, я смотрел, как он прямо в одежде улегся на спину и убавил свет.

– Спи, верхний.

Я лежал на боку. Страшно болела грудь. Брюки были сырыми. Лучше не вспоминать, из-за чего. Я облизал губы. Хорошо бы еще поесть. Кажется, он принес две банки консервов?

• Предыдущая
• 48/135
• Следующая