Красный вервольф 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 17

— Спелись вы, значит, с лисьей мордой, — усмехнулся я. — И ты, стало быть, подгадал подходящий момент, когда главный грел голову, откуда бы ему извлечь опытного водителя?

— Ага! — Яшка радостно покивал.

— Так у тебя же раньше документы на другое имя были… — нахмурился я.

— Ой, дядя Саша, да кто бы из них там запоминал русские имена еще! — Яшка махнул рукой. — Аусвайс по форме выписан, и порядок!

— Ну ты и жук… — я покачал головой. Рисковый парень, конечно. Понятно, что до эпохи интернета еще ползти и ползти, и в Плескау-шпиттель сейчас царит полная неразбериха. Но переть внаглую, прямо в лоб, это же… Впрочем, сам-то я, можно подумать, не рискую? Да и прав Яшка. Будет по кустам и подворотням ныкаться, его скорее сцапают, чем вот так. Особенно когда им позарез нужен опытный водитель.

Выдохнул. Обнял Яшку, похлопал по спине.

— Рад, что ты добрался, Яшка, — выдохнул я. — Здорово ты все придумал. Так действительно лучше. И скрываться нам не нужно, чтобы поговорить. Что такое?

Яшка смотрел куда-то мимо меня. Его жизнерадостное лицо перекосило гримасой ярости.

— Мне говорили, а я не верил, — прошептал он.

— О чем ты говоришь? — я посмотрел в ту же сторону, что и он. Дом. Аккуратный двухэтажный домишко, ухоженный, цветочки в ящиках под каждым подоконником. Капитально не ремонтировался давненько, но заметно, что хозяева следят, чтобы все было в порядке — подкрашивают, трещинки замазывают. Домику повезло, авиабомб в него не прилетело, пулями тоже не посечен.

— Вон же, на двери, — Яшка ткнул пальцем. — Звезда Давида мелом нарисована. Это ведь из местных какая-то гнида постаралась подать фрицам знак, что в доме евреи живут! Надо стереть его немедленно!

Яшка шагнул в сторону дома, но я поймал его за шкирку и поставил перед собой.

— Между прочим, я до сих пор считаю, что ты жульничал в той партии! — громко сказал я. — Думал, я не заметил, как ты карту в рукав нычишь?

— Да что ты… — начал возмущаться Яшка.

— Хайль, Гитлер! — браво зиганул я приближающейся троице фрицев. Яшка торопливо подобрался, оглянулся и тоже вскинул руку в нацистском приветствии. Бл*ха, до сих пор меня коробит каждый раз, когда приходится это делать! Будто я своими руками в этот момент невинных людей расстреливаю или газ в газовые камеры запускаю.

— Зиг хайль, — лениво отозвалась троица и бодрым шагом направилась к тем самым дверям, где была нарисована шестиконечная звезда.

Фрицов трое. С карабинами. Дверь распахнули с ноги и ворвались в дом, даже не сняв с плеч оружие. Полностью уверены в своей безопасности и безнаказанности.

— Сейчас выведут семью, — Яшка судорожно сглотнул, губы его задрожали. — А расстреляют прямо на улице. Чтобы комнаты не пачкать и жилье под офицеров оставить. С-суки… Ненавижу…

Я тревожно огляделся. Улочка пустынна. Воробьи дерутся возле лужи. Кое-где дымок на пепелищах. Местные попрятались по домам, ждут своей участи. Патрули шныряют, но именно в этот момент, в зоне видимости никого нет. Это гуд, можно попробовать…

— Короче, — быстро проговорил я, тряхнув Яшку за плечо. — Стоишь здесь и насвистываешь песенку.

— Какую песенку, ты чего дядь Саш? — глаза Яшки округлились.

— Похер какую, заткнись и не перебивай! Если увидишь патруль или другую холеру, свистеть прекращаешь. Понял?

— А ты куда?

— Разберусь, — кивнул я на домик, откуда уже слышались крики, звон разбитого стекла и грохот. — Я пошел! Свисти!

Яшка на удивление умело стал насвистывать «Сердце, как хорошо на свете жить». Я спешно юркнул во двор, взбежал на крыльцо и распахнул дверь. Оказался в просторной гостиной, она же кухня. Один из фрицев молотил прикладом возрастного мужичка, распластавшегося на полу. Второй за волосы волок к выходу вопящую женщину, а третий сграбастал ребенка лет пяти, держал его одной рукой, а второй рылся в шкафу. Мародерничал сука.

— Хальт! — тот что охаживал мужика вскинул на меня карабин.

Я поднял руки и пробормотал по-немецки:

— Свой, свой! Не стреляйте. Вот и аусвайс имеется, герр офицер. Вот и предписание комендатуры на право нахождения здесь. В порядке документы.

— Какого дьявола тебе здесь надо? — уже чуть расслабившись, спросил немец, но ствол карабина с меня не сводил.

Мужичок на полу чуть отполз и глянул на меня снизу просящими глазами полными слез.

— Я все объясню, герр офицер, моя фамилия Волков. Алекс Волков, я переводчик и работаю на графа Эрнст-Отто фон Сольмс-Лаубаха, у его светлости сегодня жутко разболелся зуб. Нужно срочно обезболить!

— Ты врешь! Рус швайн! — прошипел фашик и махнул рукой на пленников. — Среди них нет докторов. Это грязные юде.

— Вы не поняли, герр граф приказал принести не лекарство, а настоящее обезболивающее, — я недвусмысленно хлопнул двумя пальцами по горлу. — Лекарства не удалось раздобыть, но местные сказали, что в этом доме торгуют отличным самогоном. Ну, вы понимаете? Самогон? Водка? Шнапс! Русский самогон — это лучшее лекарство от зубной боли. Прошу, герр офицер, помогите мне его найти. Прежде чем вы расстреляете этих юде, пусть они скажут где погреб и где прячут бутыли. Можно я у них сам спрошу?

Тот, что боролся с женщиной с любопытством на меня уставился, который держал ребенка, отшвырнул его на пол, а фриц, державший, меня на мушке, опустил ствол. Никто не был против поиска выдуманного мной самогона. Видно, что после маршбросков пехота тоже жаждала разжиться немного спиртным.

— Спроси у них, где шнапс! — кивнул мне фриц.

— Спасибо, герр офицер, — голова моя качалась китайским болванчиком. — Я мигом. Я всю душу из них выну, но графа спасу, спасибо!

Я подошел к лежащему мужчине, тот тяжело дышал:

— Где самогон, сука⁈

— Я… Я не понимаю… У нас нет его и не было, — он вытер рукавом кровь с лица.

Я повернулся к немцам и хохотнул:

— Эта свинья не хочет говорить.

Фашики непонимающе на меня уставились, хмурили тугие лбы. Ага. Значит по-русски не бельмеса. Проверочка удалась. Что ж…

— Шайсе! — выкрикнул я и впечатал сапог в живот лежащего старика.

Громко так впечатал, ударив каблуком в доски пола, остановив в самый последний момент ногу, но при этом успел чуть упереть носок поддых.

Получилось театрально. Бухнул пол, а старик скрючился, но больше от испуга, чем от боли. Я-то чувствовал, что слегка его задел.

— Говори, сука! — блажил я.

Эти два слова фрицы наверняка знали. Поэтому выкрикнул их с особой яростью. А потом стал вещать инструктаж для евреев, но выкрикивал его как угрозы, брызжа слюной.

Сообщил деду, чтобы «на три», схватил этого за ноги. Держал его как коршун тушкана, а женщине велел хватать ребенка и ложиться на пол.

Евреи смотрели на меня ошарашенными глазами, и было похоже, что сильно испугались моих «угроз».

— Говори, сука! — снова выкрикнул я. — Считаю до трех! Раз, два… Три!

Глава семьи ожил и вцепился в ноги фрица. Тот замахнулся на него прикладом, но я перехватил ствол. Крутнул его по часовой, вывернув из рук. Ближайший ко мне немец скинул с плеча карабин, но дернуть затвор не успел, как приклад моего трофейного вкрошил ему зубы прямо в глотку.

Третий фриц успел-таки направить на меня ствол, но прежде чем он нажал на спуск, я успел дернуть за половик под его ногами. Он грохнулся на спину, но оружие не выпустил. Я подскочил у ударил карабином как клюшкой. Бац! И череп лопнул, брызнув мозгами.

Остался последний противник. Он сумел вырваться от старика и выхватил нож. Понимал, что стрелять я не буду, мигом патрули сбегутся.

В его глазах ярость. Он перехватил холодняк, уперев большой палец в перекрестие рукояти. Сразу по хвату видно, что тычком удар наносить собрался. Ну, давай, ублюдок… Иди к Вервольфу.

Фриц сделал предсказуемый выпад, а я встретил его ударом приклада. Знатно так припечатал в грудь, аж ребра захрустели.

Сдавленный хрип, и немец скрючился на полу. Нож звякнул о пол. Я шагнул к нему, занеся над головой приклад, но добить не успел. Старик подхватил с пола нож и вонзил в горло фашиста по самую рукоять. Тот забулькал и затих…