Боец 2: лихие 90-е (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 50

— Многие из нас имеют ходки, и не одну, а многие находятся у хозяина прямо сейчас. И ситуация, которая сложилась, выглядит как беспредел. Чтобы понять, как действовать дальше, я ездил в ИК в Абакан, к Михалычу, — он вытащил из кармана желтоватый листок, развернул. — Хочу зачитать вам всем его прогон.

Демид прочистил горло и продолжил еще более четко и даже как-то торжественно.

— Мне известно, как вседозволенность может запудрить мозги. Сейчас, когда они пытаются очернить воровское и заставить нас порвать с преступным миром, они не ведают, что творят. Меня держали на пресс-хате, чтобы я отказался от своих принципов. Я не сломался, не взял их бумагу и ручку, не отрекся. Моя позиция по-прежнему тверда, как сталь. Вот что я хочу донести. Они жаждут списать бардак на воров, но не понимают, что по-воровски и есть по-людски. Братва, они сами накидывают удавку на свою шею. Один мудрый человек сказал — разделяй и властвуй. Когда враг слишком силен, наша задача — расколоть его изнутри, втереться в их доверие и помочь набросить на шею петлю, а как только удавка встанет на место — крепче затянуть. В тех условиях, которые мы имеем, считаю верным начать игру на их стороне, но по своим правилам. Криминальный мир резко меняется, рынок определяет правила, и мы, к сожалению, не можем не реагировать, не можем не измениться, потому что иначе нас сожрут — и если даже подавятся, нам с того не легче. Если мы выступим с открытым конфликтом, то развяжем козлам руки, а их гораздо больше, чем нас.

Демид закончил чтение, свернул листок с прогоном от Михалыча, сунул за пазуху. На стадионе повисла тишина — народ переваривал услышанное.

— Михалыч считает, а я его поддерживаю, что единственный реальный путь — начать работать с москвичами и не позволить им развязать бойню, — продолжил Демид Игоревич. — Мы считаем нужным озвучить столичным, что согласны перетерть все непонятки и рассмотрим варианты взаимовыгодного сотрудничества. И лично у меня нет никаких сомнений, что москвичи предпочтут работу с нами,чем иметь дело с вокзальной шушерой. Я уверен, что именно у нас лучший боевой состав и отлаженные схемы.

Закончив, Демид оглядел трибуну. Все до сих пор молчали, так и сяк раскадывая в голове услышанное.

— Кто хочет высказаться?

Со своего места поднялся Заур, я видел, что он возбужден — кровь прилила к лицу, облизывает губы. Выйдя на поле, он взял микрофон.

— Демид, мы что, будем теперь под москалями ходить, брат? Поступимся своими принципами? — Заур начал задавать неудобные вопросы, на трибунах поднялся ропот. — Посмотри, нас несколько сотен, мы все хорошо подготовлены, есть бабки, есть стволы. В Ростове люди нас уважают и верят, да, всякое бывает, но мы никогда не были козлами. Только скажи, куда ехать, и я возьму с собой наших пацанов. Отвечаю за базар, мы размажем любого! Ростов — наш!

Я видел, как изменилось лицо у Заура. То ли ему было больно перечить Демиду, то ли так взбесило услышанное…

Но Демид Игоревич ему спокойно кивнул.

— Именно с такими мыслями я ехал к Михалычу, и первый вопрос, который задал — кого мочить? — заверил Демид. — Теперь ты подходишь ко мне с таким же вопросом, и я отвечу тебе и всем нам словами самого Михалыча: рано. Сейчас мы только положим братву, а они задавят нас числом. Замочим этих, придут другие.

Заур пожал плечами, подняв перед собой руки ладонями вперед. Что-то ответил, уже без микрофона, и, качая головой, вернулся на свое место.

— Братва, — вновь взял слова Демид. — У нас поэтому и есть право выбора, ни одно решение не пройдет, если вы с этим не согласны. Прошу голосовать. Ставим на листах коротко: да или нет, чтобы мы понимали, что решение принято общее.

Я слегка удивился, что после прогона лидера Демид решил голосование ввести. Возможно, что Михалыч опасался раскола внутри группировки и был осмотрителен.

Демид достал свой лист, и я отчетливо увидел, как он пишет слово «да». По рядам заходили братки с ведрами и ручками. Подходя к каждому присутствующему просили проголосовать. Минут пятнадцать всё это длилось. Примерно на середине ко мне подошел браток — сунул ручку. Я вытащил свой лист, внимательно посмотрел и поставил прочерк. К черту, это не моя война. Муха, сидевший рядом, поставил в своем листике «да», поддерживая Демида. Еще через несколько минут братки уже считали итоги голосования. Заур в их числе. А потом один из считавших подошел к Демиду Игоревичу и шепнул результат. Тот коротко кивнул, потянулся к микрофону.

— Братва, выбор сделан. Большинство из вас проголосовало «за», — объявил он. — Я предложу москвичам переговоры в Краснодаре, на турнире по подпольным боям. Там озвучу им наше предложение и покажу гарантии качества, которые мы даем на турнире. Заур! — Демид повернулся к нему, — нам надо этот турнир брать, мы должны показать, что лучшие, мне нужны крепкие стартовые позиции на переговорах.

Заслышав о турнире в Краснодаре, я напрягся. Черт. Я воспринимал бои как место, где смогу показать себя и начать спортивную карьеру… а новые подробности, мягко говоря, смущали.

— С Кареном и Яшкой Кривым, как и с их людьми — не связывайтесь, они сделают все, чтобы сорвать нам переговоры и начнут вставлять палки в колеса, а может, даже пойдут на обострение. Это можно понять. Потому что в случае успешного завершения, они окажутся в незавидном положении. Не ведитесь на провокации, — заключил Демид Игоревич, еще раз оглядел всех, положил микрофон на колонку и ушел обратно в подтрибунное помещение в сопровождении телохранителей.

В этот момент я услышал, что мне звонят. Вытащил мобилу.

— Слушаю.

С каждой секундой я мрачнел, чувствовал, как будто что-то во мне падало вниз, вот-вот оторвется. А когда положил трубку, повернулся к Мухе, который решил закурить и, ерзая на деревянной скамье, пускал кольца дыма.

— Муха, нужна помощь, брат! — выдавил я.

— Муха, быстрее…

— Гоню, Боец!

Муха действительно жал по газам, утапливая тапку в пол, мы проскочили на мигающий желтый на перекрестке. Я сидел на переднем пассажирском сиденье «девятки» и не мог найти себе места. Сжимал и разжимал пальцы, вгрызаясь себе в колени. На душе дикими кошками скребла тревога и росло неприятное чувство, что случилось что-то нехорошее.

Звонили мужики-алкаши. Я слышал из динамика голос Макса, который впопыхах сказал, что ко мне в хату кто-то ломится. Они заперли двери, но пришедшие угрожали расправой и грозились сломать дверь. Закончился разговор грохотом и криками…

Мы с Мухой сразу прыгнули в тачку, ехать от СКА до Волкова было пару километров. И «девятка» уже поворачивала во двор нужного дома. Я стиснул зубы — у подъезда стояла карета скорой.

— Жди тут, — бросил я, захлопывая дверь и забегая в подъезд.

Очевидно, я не успел…

Взлетев вверх по лестнице, я бросился вдоль коридора к нужной двери. Пульс бешено стучал в висках — дверь моей съемной квартиры оказалась выломана напрочь. В коридоре толпились соседи, зыркая на меня с подозрением и сторонясь. В квартире действительно были медики. Я чуть не столкнулся в дверях с фельдшерами, которые выносили на носилках одного из мужиков — Лидкиного дядюшку, Богдана. Он был весь в крови и не шевелился.

— Живой? — с ходу спросил я.

— Без сознания, но дышит, — прокомментировал один из медиков.

Я беззвучно выругался и прошел в квартиру, наступая на какие-то щепки. Дверь выломана к чертям собачьим, скорее всего, ломом. Угрозы, о которых мне успели сказать, оказались не беспочвенными. В комнате меня ожидало еще более ужасное зрелище. Макс был жив, он был привязан к стулу, я понял это, увидев на полу перерезанную веревку — к моему приходу медики уже освободили его. Голова мужика опущена на грудь, сам весь в крови. Он стонал, а значит, был в сознании, и я двинулся к нему, чтобы попытаться расспросить, что произошло. Чтобы он увидел, что я приехал, не бросил его. Дорогу мне перегородил еще один медик в потрепанном форменном жилете.