Авиатор: назад в СССР 6 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 28

Это было «Московское радио», которое выходило в эфир всего на 6 часов в сутки. Чаще всего оно вещало на местных языках, рассказывая о литературе и искусстве. Редко передавало новости.

— Сегодня попробовал послушать. «Войну и мир» читают для местных. Я на русском не понимал Толстого, а на дари, тем более, — улыбнулся Валерий Алексеевич и убавил звук. — Ты мне скажешь, в чём причина твоего сегодняшнего проступка?

— Товарищ полковник, мне нужно было попасть на борт. Это очень срочное…

— Ребя, у меня есть ещё пару книг, чтоб кинуть тебе в лоб, — спокойно сказал командир. — Так и скажи, что не знал, на каком самолёте улетает Вещевая и посчитал, что на Ан-26.

У меня из памяти совершенно вылетело, что Томин — командир полка и должен всё знать о своих подчинённых. Тем более, что как-то ночью он уже видел меня, крадущимся в медсанбат.

— Так и есть, товарищ командир. Если позволите, я у вас спрошу — почему вы её отправили в Осмон?

— Отправил, поскольку её командировка закончена. Думаю, этого объяснения полковника перед лейтенантом, будет достаточно?

— Не то чтобы совсем. Вопросы ещё остались. Товарищ… — снова сморозил я ерунду и в последний момент увернулся от пущенной в меня ещё одной книги.

— У меня ещё есть, Родин. Когда-нибудь попаду!

В этот момент зазвонил телефон красного цвета, и командир поднял трубку. На то он и был такого цвета, чтобы брать его в первую очередь, бросая все дела.

— Да, товарищ… Андрей Константинович… да я понимаю! Понял. Да дайте сказать! — стукнул он по столу. — Причину выяснили и она более чем веская. Да как же… Понятно. Я говорю, понял всё! — крикнул в трубку Томин и ударно повесил её.

Обычно, после такого не должен был телефонный аппарат остаться целым, а тут он снова зазвонил.

— Томин! Да! Хорошо, спасибо ребя! — произнёс командир и положил трубку уже более мягко. — Ух, ну ты и заноза в моей заднице, Родин!

Шутить и умничать по этому поводу я не стал. В третий раз можно не увернуться от книги.

— Звонил Хреков и диспетчер по перелётам. С кого начать? — спросил командир, достав из стола бутылку «Столичной». — Будешь?

— Товарищ командир, я не пью.

— Тебе всё равно не скоро придётся в кабину сесть, ребя. А мне одному пить не положено. Будешь? — настойчивее повторил свой вопрос Томин.

— Не буду, товарищ полковник, — ответил я и заметил некое расстройство на лице Валерия Алексеевича. Хотел он слегка «принять на душу», да не вышло.

— Ладно, — сказал Томин и убрал бутылку в стол. — Так с чьей информации мне начать?

— Давайте с диспетчера по перелётам. Он редко плохие новости приносит.

— Согласен. Вещевая долетела. Уже в Союзе, но до Осмона пока не добралась, — сказал командир.

— Хорошо. А что со звонком Хрекова?

— Ну, тут тоже без неожиданностей. Прикрытие своим самолётом от удара ракеты, пущенной по нашему транспортному самолёту, не спасает тебя от выговора заместителя командующего ВВС округа, — сказал Томин. — Представление тебя к награде было несколько минут назад, а может, даже раньше, уничтожено.

— Вот уж точно, что без неожиданностей, — сказал я. — Разрешите идти?

— Да погоди. Может, через журналистку эту как-то решить вопрос? Она же статью собирается писать про тебя? — поинтересовался Томин.

— Товарищ командир, награды я выпрашивать не собираюсь. Если командование не считает меня достойным, я возражать не буду. На моё отношение к службе это не повлияет, — выпалил я.

— Ох, как ты заговорил! Мог бы просто сказать, что не пойдёшь к ней на поклон, — громко сказал Томин.

Снова зазвонил телефон. Только это уже был внутренний аппарат.

— Томин, слушаю! Да. Всё? Спасибо, — закончил говорить командир и положил трубку. — Вот тебе ещё одна новость. Я, Буянов, Барсов и ты летим завтра в Москву. Оперативно требуется пройти ВЛК и вернуться обратно. Так что собирайся, — сказал Томин и кивнул на дверь.

Перед выходом я решил задать важный для меня вопрос.

— Товарищ командир, а у нас будет…

— Не будет. В Осмон мы залетать, не планируем.

Прошло уже несколько дней, как мы прибыли в лечебное учреждение. У меня сложностей в прохождении комиссии пока не было. Анализы в норме, количество ушей, глаз, почек и даже всяких эритроцитов соответствует стандартной человеческой комплектации. Врачи тоже не лютовали и относились снисходительно.

Врачебно-лётная комиссия — это всегда волнительно. Возможно, поэтому Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь находится в таком спокойном и умиротворённом месте — парке Сокольники в Москве. Чтобы тебе можно было уединиться в тенистом саду, как на территории учреждения, так и выйдя за КПП в сам парк.

Непривычно после духоты и пыли Афганистана дышать свежим воздухом столичного парка в эти августовские дни. В отличие от своих соседей и однополчан, предпочитавших выходить за забор, я в свободное время читал. Можно сказать, что делал это с запоем, сидя в тени деревьев небольшого палисадника.

Я старался занимать быстрее всех лавочку вблизи спортплощадки, где частенько ребята повышали свою физическую готовность. Качались, проще сказать. А мимо то и дело проходили как преклонного возраста пациенты, так ещё и не совсем старые.

— Сергей Сергеевич, — оторвал меня от «Бесов» Достоевского знакомый голос. — И вы здесь?

В паре шагов от меня стоял лётчик-испытатель Николай Фёдорович Садовников с рыжеволосым человеком, у которого была большая лысина на голове. По внешнему виду, товарищ Садовникова, чем-то напоминал альбиноса средних лет, настолько светлой была его кожа.

— Рад вас видеть! — улыбнулся я и поздоровался с этими мужчинами.

— Вы какими судьбами здесь, Сергей? — спросил Садовников.

— ВЛК после катапультирования, — сказал я, на что товарищ Николая Фёдоровича покачал головой.

— Жаль, что такой молодой и так рано. Где произошло? — спросил он, приглаживая свои редкие волосы.

— В Афганистане, — ответил я и, по просьбе старших товарищей, поделился воспоминаниями о том дне в районе Хоста.

Садовников слушал внимательно, а его знакомый постоянно мотал головой от удивления.

— После катапультирования сложно пройти медицину, но можно вернуться. Тем более, вы вполне себе стоите на ногах и, как я понял, нормально себя чувствуете, — сказал Николай Фёдорович.

— Есть боли, но пока терплю, — произнёс я, массируя шею.

Она-то меня беспокоила уже давно, а сейчас тем более. Ещё и зубы начали болеть в последнее время. Неужели трюк с чекой, вырванной из гранаты, только сейчас стал отдаваться болью?

— Ладно, Сергей. Надеюсь, всё будет хорошо, и ты придёшь к нам с Игорем в школу. Уже думал о том, чтобы в испытатели уйти? — спросил Садовников, но его товарищ Игорь, с удивлением посмотрел на него.

— Не рано ли для него? Этот молодой человек, как я посмотрю, лейтенант ещё? — прищурился он, взглянув в мою сторону, и получил утвердительный кивок.

Садовников улыбнулся и положил руку на плечо своему знакомому.

— Запомните, Игорь Петрович, его зовут Сергей Родин. Когда-нибудь он будет у вас проверять технику пилотирования, — улыбнулся Николай Фёдорович.

— Надеюсь, что так и будет. До встречи, Сергей Родин, — сказал Игорь Петрович и вместе с Садовниковым они пошли дальше.

Узнал я этого человека. Легендарный Игорь Волк, заслуженный лётчик-испытатель СССР, лётчик-космонавт. Через три года он будет удостоен звания Героя Советского Союза и будет участвовать в программе «Буран». Он должен был стать первым командиром этого летательного аппарата, предназначенного для космических полётов. Как жаль, что история тогда пошла по другому пути.

— Кстати, а ты хирурга прошёл? — уходя, спросил у меня Садовников.

— Завтра он заключение пишет, — сказал я.

— Хм, ну если он, то тебе повезло. Будь здоров, Родин, — махнул мне Волк.

По возвращению в отделение, я отправился на приём пищи в столовую. Со мной и Мариком в очередной раз провёл беседу Буянов. Он нацелил нас, чтобы до Дня Воздушного Флота, который отмечается каждое третье воскресенье третьего летнего месяца, мы прошли врачей. А в понедельник уже были выписаны.