Авиатор: назад в СССР 6 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 32

Валерий Алексеевич поднялся и пошёл к двери уверенной походкой, но слегка балансируя своим телом под действием крепкого напитка.

— Оу, добрый вечер, — послышался удивлённый голос Томина.

Когда он открыл дверь полностью, я был шокирован от увиденного гостя. В палату с продуктами в сетке и бутылкой такого же «Еревана» вошёл сам генерал Хреков в белой майке, спортивном трико и резиновых тапках.

— Чего молчим? — задал вопрос нам генерал.

— Здрасте! — хором ответили мы. — С наступающим вас праздником.

— С прошедшим праздником, — буквально пропищал Марик, выронив изо рта кусок огурца.

— С прошедшим только триппером поздравляют, а у меня его не было. Отмечаете? — строго сказал Хреков. — Хм, а я вот с кем выпить не знаю. Меня бы хоть позвал, Алексеевич.

— Андрей Константинович, мы ваших координат не знали, — улыбнулся Томин. — Присаживайтесь.

Хреков слегка замялся, а потом, молча, присел на то место, где сидел командир.

— Я чьё место занял? — спросил генерал, но Томин улыбнулся и попросил меня сбегать ещё за одним стулом.

Так, к нашему столу присоединился и генерал. Изначально, градус веселья и обсуждений слегка снизился. Затем Андрей Константинович немного повеселел и оказался вполне себе адекватным человеком.

— Показывает мне маршал фото Масуда и говорит — ты своим, кто на разведку летает, дай это фото. Авось увидят, — рассказывал Хреков об одном из совещаний у Соколова.

— А вы чего? — спросил Буянов.

— Ну, я ему и говорю — товарищ маршал, так они на 1000 км/ч несутся, там всё сливается, — улыбнулся генерал. — Так мне говорят, мол, что у нас на истребителях ручника нет, что мы притормозить не можем. Короче, приходится с Модяевым порой доказывать очевидные вещи. Но, это всё между нами.

Как Хреков тут оказался? Всё было очень просто. Проходил он своё ВЛК здесь, как и весь генералитет. Оказалось, что заканчивал он тоже когда-то Белогорск, служил в истребительном полку, но после академии и перехода в штаб на командную должность списали его на вертолёты. Теперь он проходит комиссию по более низкой графе.

А вообще, не просто так летел Хреков сюда в Москву.

— Дела были в штабе, но не выгорело у меня, — расстроено сказал генерал.

— Награду не получите? — спросил я, но тут же поймал предупредительный взгляд Томина.

Сейчас был как раз очень удобный момент спросить за порванное представление к награде. Пускай я сам не божий одуванчик и должен был быть наказан, но обида присутствовала на Хрекова.

— Да ладно тебе, Алексеевич. За столом может спрашивать, — отмахнулся генерал. — И награды тоже пока не будет. А ты расстроился из-за порванного представления? Сам виноват, лейтенант. Я, честно тебе скажу, не хотел тебя лишать, но Модяев настоял.

— Понял вас, — ответил я, закинув в рот кусок бутерброда.

— Это хорошо, что ты всё понимаешь. Будут вам награды. Вот ликвидируем Масуда и Хаккани, тогда и поощрим всех. Конечно, кто на что наработал, — кивнул Хреков. — Давайте выпьем, — поднял он свой «нурсик» и взял лимон. — За ваше здоровье и то, что оно не было сильно нарушено катапультированием. Всем лётного долголетия и обязательно в истребителях.

Выпив коньяку, Томин поправил генерала, что не у всех из нас всё хорошо.

— Родин у нас завис с хирургом. Похоже, будет списан, — сказал он Хрекову.

— Семёныч? Да не смеши, Алексеевич! Не помню, чтобы он вообще кого-то списал. Родин здоровее нас всех вместе взятых. Пройдёт! — похлопал меня по плечу генерал.

— У него не Семёныч, — сказал Марик. — Его списывать собралась Белла Григорьевна.

При этом имени Хреков мощно стукнул по столу, перевернув при этом свой стакан и опрокинув пустую тарелку. Сейчас он выглядел как никогда злющим.

— Опять это белобрысое чудовище⁈ Родин, что она тебе сказала? — перешёл на громкий говор Хреков.

Я пересказал весь мой разговор с Беллой. Объяснил и за свои реальные болевые ощущения, которые я считаю не фатальными.

— Болит у всех и всегда болеть будет. Я тебе распишу гимнастику потом. Будешь делать и восстановишься. Может и болеть не будет. Организм молодой! — махнул рукой генерал. — Вот так она и сказала, что ей до лампочки кто ты и что за забором? Что на войну ей тоже всё равно?

— Так точно, Андрей Константинович, — сказал я.

С этими словами Хреков налил себе полный «нурсик» коньяка, чокнулся со всеми и выпил залпом, закусив лимоном.

— Всем сидеть тут. Я скоро, — сказал генерал и вышел из палаты.

Естественно, что никто ничего не понял.

— В туалет пошёл? — спросил Марик.

— Кто их генералов разберёт, — сказал Буянов. — Кстати, командир, мы на Родина и Марика делали представления, а вот на остальных пока нет. Может, как приедем, займёмся этим вопросом?

— Гаврилыч, всё будет, — успокоил его Томин. — Дай до Афгана добраться. Я, если честно, уже устал тут в Москве.

Почти через час в дверь снова затарабанили. Теперь к двери отправился я, поскольку Томин и Буянов уже не могли оторваться от стульев. Да я и сам был кривоват. Оказалось, что вернулся Хреков.

— Всё нормально, Родин, — похлопал меня по плечу генерал, проходя в палату.

Андрей Константинович был несколько взлохмачен, с красными следами царапин на плечах. Не говоря уже о том, что майку он принёс в руке, а губы были слегка измазаны в красной помаде.

— В смысле, Константиныч? Как, нормально⁈ — удивился Томин и мгновенно отрезвел от услышанного.

— Реально и документально. Я договорился, — сказал Хреков, утирая губы. — Ещё эта зараза грудастая будет у меня истребителей списывать, — хлопнул по столу генерал и снова налил себе коньяка.

В понедельник я был несказанно удивлён, что был признан годным к лётной работе. Томина на заседание комиссии не пустили, поскольку не видели причин для его пламенных речей в защиту.

Уже стоя за КПП в ожидании нашего автобуса на остановке, мы обсуждали это чудесное спасение лейтенанта Родина из лап лётной медицины.

— Серый, колись! Что за дела? — расспрашивал меня Буянов, закуривая сигарету. — Я ничего не понял.

— Иван Гаврилыч, я тоже с вами сидел в палате и тоже не понял. Куда мог ходить Хреков? Ну, ни к Белле же он пошёл тогда?

— Ну, она ведь ничего, согласен? — спросил у меня Марик.

— Как бы да, — сделал вывод Буянов.

— Да как бы Хреков ни разу не Апполон, — сказал я и заметил приближающийся к нам УАЗ «таблетка».

На переднем сиденье сидел Хреков и показывал нам, чтобы мы садились назад. Внутри уже находился Томин со своими вещами и довольным выражением лица.

— Ну как, Родин? Доволен? — спросил генерал.

— Так точно. А как так получилось? Вы кому-то позвонили? — спросил я напрямую.

Чего юлить уже? Видно было, что не просто так удалось договориться с Беллой Георгиевной. Может, это был один из тех случаев, когда председатель центральной ВЛК настоял на другом решении?

— Ага. К жене сходил и договорился. Она у меня врач, — усмехнулся Хреков.

Тут у меня начал сходиться пазл. Да и у всех тоже.

— Чего замолчали? — громко сказал Хреков. — Да, Белла Георгиевна моя, зараза такая, жена. Вот такие у нас отношения. Ко мне в Ташкент не едет, но и разлюбить не разлюбит.

— А за что она вас списала с истребителей? — спросил Томин.

— Потому что она коза драная! Зараза белобрысая! — сокрушался Хреков, но выглядело это очень смешно. — Тогда она не была ещё моей женой. А потом поздно было, списали. Но, люблю я её. Очень, — посмеялся генерал и глотнул из маленькой фляжки коньяку.

Спящий Марик уже в который раз заваливался на моё плечо, когда самолёт трясло при изменении высоты полёта. Буянов читал один из свежих номеров «Правды», в котором Афганистану были посвящены лишь редкие строки на одной из последних страниц. В основном на передовице — фестивали, встречи лидеров, поддержка какому-либо трудовому народу в Африке, Азии или другой части мира.

Обидно, что мы рискуем, воюем и погибаем, а нас «засовывают» в самый конец газеты. И то, ограничиваются общими фразами, как тут всё становится спокойно благодаря нам, а боестолкновений как бы и нет вообще.