Выбери любимый жанр

Один в Берлине - Фаллада Ганс - Страница 67


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

67

— Это здесь! — шепчет консьерж.

— Станьте тут, чтобы вас было видно в глазок, — шепчет в ответ комиссар. — Скажите, что вы от Народной благотворительности[31] насчет корма для свиней или по поводу «зимней помощи».

— Слушаюсь! — говорит консьерж и звонит в дверь.

Некоторое время ничего не происходит, консьерж звонит еще и еще раз. В квартире царит тишина.

— Нет дома? — шепчет комиссар.

— Почем я знаю? — отзывается консьерж. — Сегодня я Шёнляйн на улице еще не видал.

Он звонит в четвертый раз.

Совершенно неожиданно дверь открывается, хотя из квартиры не доносилось ни звука. На пороге стоит высокая худая женщина. Вытянутые на коленях, линялые тренировочные штаны, канареечная кофта с красными пуговицами. Лицо костлявое, с резкими чертами, в красных пятнах, как часто бывает у туберкулезных. Глаза тоже блестят словно в лихорадке.

— В чем дело? — коротко спрашивает она и ничуть не пугается, когда комиссар становится на самом пороге, так что дверь закрыть невозможно.

— Мне хотелось бы немного поговорить с вами, госпожа Шёнляйн. Я комиссар Эшерих из государственной тайной полиции.

Опять ни малейшего испуга, женщина лишь смотрит на него блестящими глазами. Потом быстро говорит: «Проходите!» — и первая идет в квартиру.

— Оставайтесь у двери, — шепчет комиссар консьержу. — Если кто попытается выйти или войти, зовите меня!

Следом за хозяйкой комиссар проходит в довольно неряшливую, пыльную комнату. Допотопная плюшевая мебель со столбиками и шарами, дедовских времен. Бархатные занавеси. Мольберт, на котором стоит портрет мужчины с окладистой бородой, увеличенная подкрашенная фотография. В воздухе висит табачный дым, в пепельнице — несколько окурков.

— В чем дело? — снова спрашивает фрейлейн Шёнляйн.

Она останавливается у стола, комиссару сесть не предлагает.

Но комиссар все же садится, достает из кармана пачку сигарет, кивает на портрет:

— Кто это?

— Мой отец, — отвечает женщина и снова спрашивает: — В чем дело?

— Хочу задать вам кое-какие вопросы, госпожа Шёнляйн. — Комиссар протягивает ей сигареты. — Садитесь же и курите!

Женщина быстро говорит:

— Я не курю!

— Один, два, три, четыре, — подсчитывает Эшерих окурки в пепельнице. — И табачный дым в комнате. У вас гости, госпожа Шёнляйн?

Она смотрит на него без испуга и без страха.

— Я никогда не признаю́сь, что курю, так как доктор категорически запретил мне курить. Из-за легких.

— Стало быть, гостей у вас нет?

— Стало быть, нет.

— Я быстренько осмотрю квартиру. — Комиссар встает. — Нет-нет, не беспокойтесь. Я найду дорогу.

Он быстро обошел две другие комнаты, заставленные диванами, горками, шкафами, креслами и консолями. Разок остановился, прислушался, обернувшись лицом к одному из шкафов, усмехнулся. Потом вернулся к хозяйке квартиры. Она по-прежнему стояла у стола.

— Мне сообщили, — сказал Эшерих, снова садясь, — что у вас часто бывают гости, которые обычно остаются на несколько дней, но никогда не регистрируются. Вам известны инструкции насчет обязательной регистрации?

— Мои гости — почти сплошь племянники да племянницы, и живут они у меня обычно не более двух дней. По-моему, регистрация обязательна начиная с четвертой ночевки.

— Должно быть, у вас очень большая семья, госпожа Шёнляйн, — задумчиво проговорил комиссар. — Почти каждую ночь у вас квартируют один-два, а то и три человека.

— Это огромное преувеличение. А семья у меня действительно очень большая. Шестеро братьев и сестер, все состоят в браке и имеют по многу детей.

— И среди ваших племянников и племянниц столь почтенные старые люди?

— Их родители, разумеется, тоже порой меня навещают.

— Очень большая семья, вдобавок легкая на подъем… Кстати, я еще вот что хотел спросить: где вы держите радиоприемник, госпожа Шёнляйн? Я что-то его не заметил.

Она крепко сжала губы:

— У меня нет радиоприемника.

— Ну конечно! Конечно. Вы никогда не признаётесь, что курите сигареты, вот и здесь то же самое. Но музыка по радио не вредит легким.

— Зато вредит политическим взглядам, — ответила она с легкой насмешкой. — У меня нет радиоприемника. Если из моей квартиры слышна музыка, то из патефона, который стоит на полке у вас за спиной.

— И говорит на иностранных языках, — добавил комиссар.

— У меня много зарубежных пластинок с танцевальной музыкой. Мне кажется, вовсе не преступление заводить гостям пластинки даже сейчас, во время войны.

— Вашим племянникам и племянницам? Ну конечно же нет.

Он встал, руки в карманы. И внезапно изменил тон, заговорил без насмешки, очень жестко:

— Как по-вашему, что будет, если я сейчас возьму вас под арест, госпожа Шёнляйн, а в вашей квартире устрою небольшую засаду? Мои люди будут встречать ваших гостей и хорошенько присмотрятся к документам ваших племянниц и племянников. Может, один из гостей и радиоприемник принесет! Как по-вашему?

— По-моему, — без малейшего испуга ответила она, — вы изначально явились сюда с намерением арестовать меня. Поэтому все мои слова не имеют значения. Идемте! Надеюсь только, вы позволите мне быстренько надеть платье вместо этих тренировочных штанов?

— Еще секундочку, сударыня! — воскликнул ей вдогонку комиссар.

Она остановилась и, уже положив ладонь на ручку двери, обернулась.

— Секундочку! Разумеется, вы правильно сделаете, если перед уходом выпустите из шкафа человека, который там спрятан. Когда я осматривал вашу спальню, он, по-моему, уже сильно страдал от духоты. К тому же в шкафу, наверно, много нафталина…

Красные пятна сбежали с ее лица. Побелев как мел, она смотрела на него.

Эшерих покачал головой.

— Эх, дети, дети! — сказал он с насмешливой укоризной. — Работать с вами легче легкого! Заговорщики, называется! Боретесь с государством детскими уловками? Ведь только себе и вредите!

Она по-прежнему смотрела на него. Губы плотно сжаты, глаза лихорадочно блестят, ладонь по-прежнему на ручке двери.

— Ну что ж, госпожа Шёнляйн, — продолжил комиссар все тем же тоном легкого, презрительного превосходства, — вам повезло, в смысле, сегодня вы меня совершенно не интересуете. Сегодня меня интересует только человек у вас в шкафу. Возможно, обдумав у себя в конторе ваше дело, я почту своим долгом доложить о вас куда надо. Я говорю «возможно», но пока не знаю. Возможно, ваше дело покажется мне совершенно незначительным… особенно учитывая ваше легочное заболевание…

— Мне от вас пощады не нужно! — внезапно вырвалось у нее. — Ненавижу ваше сочувствие! Мое дело не незначительно! Да, я регулярно предоставляла кров преследуемым за политику! Да, я слушала заграничные радиостанции! Вот, теперь вы знаете! И можете больше меня не щадить… несмотря на легкие!

— Деточка! — насмешливо сказал он, едва ли не сочувственно глядя на старую деву в тренировочных штанах и желтой кофте с красными пуговицами. — У вас не только с легкими беда, но и с нервами! Получасовой допрос у нас в конторе — и вы сами удивитесь, какая вы на самом деле хнычущая и жалкая кучка дерьма! Весьма неприятное открытие, иные не выдерживают такого удара по самолюбию и в конце концов лезут в петлю.

Он снова посмотрел на нее, задумчиво кивнул и презрительно обронил:

— Заговорщики, называется!

Она вздрогнула, как от удара хлыста, но ничего не сказала.

— Однако за приятным разговором мы забыли о вашем госте в шкафу, — продолжал комиссар. — Идемте! Если мы его не выпустим, он задохнется.

Энно Клуге впрямь был близок к удушью, когда Эшерих выволок его из шкафа. Комиссар уложил его на кушетку и несколько минут делал искусственное дыхание, чтобы он очухался.

— А теперь, — сказал он себе и взглянул на женщину, которая молча стояла в комнате, — теперь, госпожа Шёнляйн, оставьте-ка нас с господином Клуге одних, минут на пятнадцать. Лучше всего посидите на кухне, оттуда подслушивать неудобно.

67

Вы читаете книгу


Фаллада Ганс - Один в Берлине Один в Берлине
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело