Хранитель чаек (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 21

Это был первый год бродяжничества. Прошло буквально месяца три-четыре после того, как Ларан сбежал из дома. Тогда он ещё не научился ловко срезать кошельки и снимать драгоценные серьги. Да о чём говорить! Первый же попавшийся лавочник, у которого оборванный сын герцога попытался стянуть с прилавка булку, тотчас схватил его за руку и кликнул стражников. И если Морской щит выжил в тот год, то лишь благодаря доброте маленькой Ювины.

Она никогда не осуждала его. Ни тогда, ни после. Идеальная жена, не правда ли?

Солнце выскочило из-за облака, как пробка из бутылки. Что-то блеснуло золотом на кожаном браслете левой руки. Волос. Крашенный рыжий волос. Ларан аккуратно снял его и задумчиво свернул колечком.

Интересно, какого цвета сейчас её волосы? Розовые? Алые? Багряно-красные, или вишнёвые, как у покойного принца Калфуса? Что она прячет под медно-рыжей краской?

Когда Джия проснулась, Ларана уже не было. Княжна даже подумала, что ночной визит ей приснился, однако подушка рядом была смята, а вода из графина у кровати — выпита. «Он даже не попытался меня поцеловать», — подумала девушка смущённо. Она перевернулась на живот и с любопытством уставилась на подушку справа. Радоваться или расстраиваться?

На простыне почти у самого уголка подушки что-то блеснуло зелёной горошинкой. Джия наклонилась и увидела стеклянную бусинку. Такими были украшены кожаные тисненые браслеты на руках герцога. Девушка взяла стекляшку и покатала в пальцах.

Ларан постоянно шутил. Носил распущенные длинные волосы. Слал своё высокородство в бездну, когда нужно было травить шкоты. Любил дурацкие украшения и безделушки. Пил. Одним словом, это был человек, со всех сторон достойный презрения. Несерьёзный какой-то, без амбиций и цели.

Но почему тогда ей было так хорошо, когда он просто лежал рядом, обняв её одной рукой? И почему немного досадно, что он даже не попытался её поцеловать? «Я мягкий и тёплый. Тебе понравится» — вспомнилось ей. И ведь действительно — понравилось. Возникло непривычное, странное ощущение умиротворения и надёжности.

«Джия, — резко одёрнула она себя, — ты не о том думаешь. Какая разница, как ты к нему относишься, достоин он чего-то или нет? Это враг, и ты должна его предать». Почему-то сердце захныкало от этой бодрой мысли. Джия размахнулась и хотела было бросить бусинку с кровати, но отчего-то не смогла. Спрыгнула, нашла вчерашнюю мужскую одежду, напялила на себя и отправилась в будуар причёсываться.

В Элэйсдэйре мужчинам точно жилось легче, чем женщинам. Удобно натянуть штаны. Легко набросить рубашку и камзол. Зачем же эти люди так мучают своих женщин? Корсеты, длиннющие платья, невыносимые причёски… За что? Нет уж, если здесь самостоятельность есть только у мужчин, то и она, Джия, будет носить мужское.

Девушка заглянула в зеркало и замерла.

На лице не было заметно ни малейших следов вчерашнего происшествия. Она недоверчиво коснулась подбородка, губы, щеки… Ровный цвет загорелой кожи. Ни отека. Ни боли. Что за колдовство⁈

Джия машинально засунула бусину в карман и поспешно убрала стулья и графин от входной двери. Вышла в коридор. Дверь в покои Ювины была приоткрыта, и княжна бесшумно подошла. Она сама не знала зачем, что надеется услышать. Невеста герцога казалась совершенно бесхитростной девушкой, вряд ли Ювина будет рассуждать о чём-то секретном.

— Но я должна это сделать, Ларан, — раздалось из-за двери.

Джия слышала её взволнованные шаги: видимо, внучка герцога расхаживала взад-вперёд по комнате.

— Всем, кому ты что-то должна, я отдам долги сам, — хмыкнул Ларан.

Его голос был ленив и небрежен, если так можно вообще сказать о голосе.

— Мне необходимо поехать на похороны… Как ты себе представляешь, что я не приеду⁈

— Отлично представляю. Там будет душно и многолюдно. Незачем тебе туда. Множество чужих людей, часами нудящих тебе соболезнования… Мы помянём его тут.

— Лари, речь о моей репутации!

— Когда это репутация стала тебе дороже жизни, Ю?

— Тебе этого не понять…

— А, ну да… куда уж мне…

— Ты не понимаешь. Ты — мужчина, тебе многое простительно…

— Ты сама себя слышишь?

Он, видимо, то ли обнял её, то ли встряхнул за плечи — Джия не осмеливалась подглядеть, но Ювина замолчала и перестала ходить.

— Ю, ну какая репутация? — голос герцога стал мягким, уютным, проникновенным. — Ты — моя невеста. Я женюсь на тебе, и все эти добрые сплетницы заткнутся. Или тебе внезапно стали нужны светские балы и праздники? Что изменит в твоей жизни отсутствие репутации?

— Нет, но… Я подумала, что… Мне показалось…

Она запнулась, и в комнате повисла тишина, а затем Ларан тихо, но твёрдо ответил на не заданный вопрос:

— Ничего не изменилось. Всё по-прежнему. Оставайся в замке. Пойми, если ты сейчас уйдёшь, то уже не вернёшься. Он не даст разрешения.

«Это обо мне, — вдруг поняла Джия. — Они сейчас говорили обо мне. Ювина что-то заметила, но он…».

Неожиданно ей стало больно. «Ничего не изменилось. Всё по-прежнему». Конечно. Всего лишь поцелуй. Всего лишь целомудренные ночные объятья. Ничего другого между ними нет.

«Думаю, затащить герцога в постель тебе будет несложно, — Гедда сидела на подоконнике и качала ногой в ярко-алой туфле. — Он любит женщин и неразборчив в связях. Но просто переспать — мало. Герцог вряд ли вспомнит даже имя очередной любовницы…».

Джия отмахнулась от навязчивого воспоминания, сняла обувь и бесшумно пробежала по ковру. Обулась на площадке, спустилась по лестнице и вышла во внешний двор. Её душила беспричинная ярость.

В небе играло солнце, в лицо дул солёный ветер. Зубчатая пятиметровая стена защищала серый грубый замок от морских штормов.

— Пацан, ты чё красивый такой? Совсем как баба! — хрипло рассмеялся кто-то слева.

Джия обернулась и увидела высокого и худого брюнета на ступеньках крыльца чёрной лестницы. Серо-зелёные глаза зло смеялись. Над тёмными губами пролегала тонкая полоска усов. Он принадлежал тому же типу, что и охранник в тюрьме: горбоносый, хищный, поджарый, словно зверь. Алый жилет, надетый прямо на голое, бронзовое от загара тело. Зелёные штаны. Кушак цвета горчичного мёда. На груди — ожерелье из ракушек и кораллов, на руках — браслеты, похожие на чётки с камушками. Из уха свисала длинная серьга с блестящими стеклянными бусинками, а тёмные волосы, завязанные в хвост, накрывал полосатый красно-чёрный платок, завязанный позади. Всё ярко и демонстративно.

— Да ты и есть баба, — хмыкнул хищник, подходя вальяжной уверенной походкой моряка, чуть враскачку, и с любопытством вгляделся в её лицо. — Красивая.

— Предположим, — фыркнула Джия. — Тебе что до того?

Княжна не боялась мужчин. В руках не было привычной плети, но она знала слабые места мужского тела, а потому просто смотрела на него и ухмылялась. Ей нужно было срочно с кем-то сразиться, чтобы вылить поднявшуюся со дна ярость и обиду.

— Люблю красивых баб, — ощерился тот.

У него были мелкие, острые как у хорька зубы. Джия потянулась к нему, коснулась пальцем завитого кончика его усов.

— А я не люблю усатых, — фыркнула и, отвернувшись, отправилась дальше.

Как она и предполагала, наглый тип схватил её за плечо и рывком развернул к себе.

— А ты чё такая наглая? — возмутился, но глаза его зажглись удовольствием.

Видимо, ему тоже хотелось драки.

— Тебе нужна смиренная? Так я подскажу где искать, — фыркнула Джия и зло рассмеялась ему в лицо.

— Да не… Мне ты нужна, детка.

— Детки сосут мамкины сиськи, — огрызнулась она. — Нужна детка — пусть жена родит.

Он запрокинул голову и заржал, дёргая кадыком.

— Ты смешная. Как тебя зовут?

— Никак. Вот такое родители мне дали имя.

Мужчина с любопытством заново оглядел её.

— Девочка по имени Никак, ты любовница Ларана?

Глаза его сузились, а брови сдвинулись. Джия закатила глаза.