Повешенный (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 28

Звериный вой вырвался из глотки барина, когда он понял, что бессилен помешать колдунам, и смерть неизбежна. Не было больше никакого смысла притворяться спящим, и Бахметьев резко открыл глаза, окатив своих палачей ненавидящим бешеным взглядом. Колдовское зелье лишило его возможности не только двигаться, но даже и кричать, проклиная убийц. Поэтому всю свою ненависть он вложил в этот взгляд.

— Бесишься от полного бессилия? — равнодушно спросил его старый седой колдун в длинной домотканой рубахе — Самое время вспомнить, как кричали твои безвинные жертвы, не имея сил, и не смея тебе ответить. Вспомни всех загубленных по твоей барской прихоти крестьян. И готовься ответить за зло, сотворенное тобой.

— Псы твои уже сдохли в корчах, теперь пришла твоя очередь — подошел к нему с другой стороны молодой темноволосый колдун — Всех вас, душегубов, ждет одно — никому из вас не возродиться и не вернуться на эту землю. Так и сгинете в геенне огненной!

— Я закончила, можно собирать круг — ведьма распрямилась, и Бахметьев увидел ее бледное лицо, освещенное факелами, закрепленными в высоких треногах — Молись, ирод, если еще помнишь свои христианские молитвы.

Как можно было так обмануться, чтобы принять это колдовское отродье с горящими глазами за обычную девицу, да еще дворянку?!! Где были глаза священников и инквизиторов⁈ Это же настоящая дьяволица в людском обличье, которая спокойно жила среди них, ходила по тем же улицам и лечила наивных дураков во славу поганых древних богов! И глупые недоумки с радостью принимали ее бесовскую помощь.

Бахметьев хотел обратиться к Господу, прочитав молитву защиты от сатанинских сил, но к своему ужасу не вспомнил ни единого слова — память будто отрезало. Даже короткая «Отче наш», которая с детства от зубов отскакивала, и та не шла на ум. Бог словно отвернулся от него, лишая своей помощи.

А волхвы тем временем встали возле него, образуя круг, и старый колдун начал читать свои заклинания на древнем, полузабытом языке, в котором слух Василия Николаевича угадывал лишь некоторые слова. Но и из них было понятно, что его собираются принести в жертву самой страшной из древних богов — Маре. В памяти промелькнули страшные рассказы о кровавых ритуалах в ее честь. О том, что жертв еще живыми разрубали на куски, чтобы порадовать Мару их мучениями. А напоследок ритуальным серпом, отделяли голову жертвы, укладывая ее потом у подножья идола в качестве главного подношения.

Голос языческого жреца набирал мощь, ему вторили остальные колдуны, стоявшие вокруг. Волны ужаса накатывали на Бахметьева, звериным чутьем чувствующего приближение жуткой, мученической смерти. И от отчаянья он воззвал уже не к Господу, отвернувшемуся от него, а к своим предкам — тем, кто взрастил родовой дар, ставший гордостью и защитой их семьи. Он понимал, что ему не победить всех колдунов, но хотя бы одного или двух он должен прихватить с собой.

И зов его был таким отчаянным, таким яростным, что в груди что-то отозвалось и полыхнуло, а жар начал разливаться по жилам. Но слишком медленно. Бахметьев чувствовал, что не успевает. Камень под ним уже начал мелко дрожать, и жуткая богиня вот-вот ответит жрецам. Тогда он начал сливать дар и свою жизненную силу, направляя их в правую руку, накапливая в пальцах.

С последними словами жреца, уже видя над собою занесенный серп, Бахметьев оторвал руку от камня и отправил огненный смерч в ближайших волхвов. Последней его здравой мыслью было сожаление о том, что проклятая ведьма стояла за его головой, и забрать ее с собой не удалось. А потом пришла такая дикая боль, что все человеческое в нем померкло…

Волхвы тонкой цепочкой растянулись по тропе, уводящей их через трясины все дальше от древнего святилища. Первым, под проливным дождем, шел Истислав, который обладал редким даром — читал леса и болота, как открытую книгу. Ни разу не случалось такого, чтобы он заплутал или ошибочно вышел в стороне от нужного места. При этом выбранный им путь всегда оказывался еще и самым коротким. А уж так, как он ходил по болотам, не умел больше никто — Истислав словно чувствовал их и легко обходил опасные места. И даже коварные болотницы его не трогали. Вот и сейчас молодой волхв уверенно вел отряд через просыпающиеся под теплым дождем топи, не обращая внимания на наступившую ночь — темнота никогда не была ему помехой.

Василиса вздохнула, окидывая взглядом товарищей, и украдкой смахнула рукавицей, то ли набежавшие слезы, то ли капли дождя. Пришли вшестером, уходят вчетвером… Двое товарищей — Еруслан и Златозар — навсегда остались лежать в святилище, отдав свои жизни и силы древним богам. Достойная смерть, почетная — о такой любому волхву только мечтать можно, но их гибель омрачала радость девушки от удачно проведенного в старом капище ритуала. И чрезмерная сила, влитая в него, немного пугала молодую жрицу — никогда еще на ее памяти человеческие жертвы богам не были такими обильными. Проклятый Бахметьев и здесь вмешался, невольно усилив продуманный волхвами ритуал прорывом своего родового дара. И теперь только лишь боги ведают, чем все закончится…

Что ж… они с братьями сделали все, чтобы душегубы больше никогда не принесли вреда живущим. Еще живыми их расчленили на части, чтобы омыть живой кровью древний алтарь. Но останки негодяев, принесенных в жертву богине смерти, не закопали, как при обычном ритуале. Погребальные костры в жертвенных ямах перед входом в святилище еще тлели, когда их закидали заранее приготовленными камнями. Вместе с останками жертв, положили заступы, которыми рыли ямы, и орудия ритуального убийства — клинки, серпы и топоры, которыми отсекали головы жертв. Потом вокруг ям разложили плоские камни — жертвенники и разбросали сломанные медные украшения, погнутые ножи, гвозди, замки и ключи. Все это затворило темные души покойников, оградив от них мир живых людей, и не дав негодяям превратиться в «беспокойных мертвецов».

Ну, а сами четыре головы, лежат теперь полукругом на шейных позвонках, повернутые искаженными от боли лицами, к страшному лику Мары. Богиня, получившая головы жертв, получила и полную власть над их душами, а забрав огромную жизненную силу четырех крепких мужчин, обещала волхвам свою безоговорочную помощь в задуманном. Сама Василиса немного побаивалась Мары — уж больно богиня смерти была непредсказуемой и жестокой. Но зато она честно выполняла скрепленный обильной кровью и болью договор, а по мощи мало кто из древних богов мог сравниться с ней. Надолго запомнят власти уходящую зиму…!

А вот с погибшими собратьями они поступили по-другому. Один из жрецов — Еруслан — был с почестями, бережно погребён перед тотемом Дажьбога, которому он служил с юности, а Златозара погребли в ногах доброй богини Мокошь. Раз уж так получилось, Василисе стоило заодно позаботиться и о будущем урожае, и о плодородии окрестных земель — рядом с телами волхвов она щедро рассыпала зерна овса и ржи, с примесью пшеницы, ячменя и проса. Сверху на тела собратьев положила по два перекрещивающихся серпа. Светлого вам посмертия, братья, и быстрого возрождения. Мы будем всегда помнить о вас…

—…Не нужно плакать, девочка — ласково погладил ее по плечу Володар, подошедший сзади. Старик всегда хорошо чувствовал, что творится у Василисы на душе, это было частью его личного дара — Своими слезами ты только расстраиваешь их. Это же огромная честь для любого волхва — послужить своей смертью на общее благо.

— Я понимаю…

— Видимо не совсем. Вспомни, какая трудная жизнь сироты была у Еруслана, сколько побоев он вынес от злых хозяев. Сама же лечила его хромоту и неправильно сросшиеся кости, ужасаясь от его шрамов. И разве он не заслужил нового возрождения с гораздо лучшей долей? Его смерть случилась в знаменательную ночь, замыкающую зиму и отворяющую весну — так нет ли в том божественного промысла самого Дажьбога?

— Ты так считаешь? — задумалась Василиса — А Златозар?

— Забыла уже, что он два года назад похоронил всю семью, умершую от осенней лихорадки? И родителей, и любимую жену, и пятерых малолетних детей.