Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Поук Лиззи - Страница 24

Из дома слышится шум продолжающейся вечеринки. Элиза различает скрип сдвигаемых столов. Должно быть, начинаются танцы. Торговцы жемчугом продолжают беседу, понизив голоса.

– Что за бред. Чарльза Брайтвелла не убивала его ублюдочная команда. – В голосе Хардкасла слышится насмешка. – Ни один из них на это не способен. У них духу на это не хватит. – Раздаётся очередной звон наполняемых и быстро осушаемых стаканов. – Если бы после захода солнца вы зашли к нему в сарай, вы бы увидели, почему этот мерзавец в последнее время молчал. Что он позволяет делать за закрытыми дверями своим водолазам. Он с виду только весь такой белый и пушистый, а на самом деле прогнил насквозь. Гряяяязные делишки там творятся. Отвратительные. Хуже, чем животные. – Она слышит, как он причмокивает, затягиваясь сигарой.

Звучит другой голос. Мастерсон.

– А что насчёт вашего пропавшего парня?

Элиза широко распахивает в темноте глаза.

– Тот странного мальчика. Со стеклянным глазом, да? Извините, но с ним что-то не то.

Она ждёт имя Альфреда, это должен быть Альфред.

– Это правда, что какой-то тонг пырнул его вилкой и он спятил?

– Захлопни свой чертов рот! – зло шипит Хардкасл. – Не упоминай об этом здесь. Не хочу, чтобы Стэнсон думал, что я не могу уберечь своих чертовых людей.

– Но рано или поздно это выплывет наружу.

– Он всего лишь матрос, – говорит Хардкасл, теперь уже беззаботно. – Никто не заметит его исчезновения, а вскоре о нем и вовсе позабудут.

Мужчины, покашливая, устраиваются поудобнее.

– Ну, как бы там ни было, если Брайтвелл выбыл из игры, я к примеру, буду чертовски счастлив, – хрипло смеется Фрэнкс. – Сайондзи в этом сезоне на высоте. Интересно, получится ли переманить его на «Этель»? Набью карманы как никогда!

Когда мужчины заявляют, что им нужно еще выпить, Элиза отходит от веранды, чувствуя, как ее кожа покрывается холодным липким потом. Элиза врывается обратно в дом, где захмелевшие взгляды ненадолго останавливаются на ней, прежде чем вернуться к картам и шампанскому. Всё стремительно меняется, мужчины запрокидывают назад головы, пропуская еще по стакану рома. Слегка опьяневшие женщины объедаются в невыносимой жаре. Элиза проходит мимо, не обращая внимания на их пыхтение и сетование, перед глазами у неё всё плывёт.

– Все в порядке, Элиза? – Это Айрис Стэнсон, озабоченно хмуря свои молочные брови, тянет вперёд изящные руки. Но остановиться Элиза не в силах. Она должна добраться до двери. Ей нечем дышать.

Звёзды на улице следят за тем, как она спускается по ступенькам на покрытую ракушечником тропинку. Море вдалеке переливается под луной размером с ноготь. С ближайшего дерева что-то взлетает, тяжело хлопая крыльями. Элиза вздрагивает, затем замирает, заметив какое-то движение на тропинке впереди. Кто-то там стоит и разглядывает бунгало. Она слышит собственное дыхание, но по мере того, как глаза привыкают к темноте, фигура кажется все более знакомой. Это Аксель с букетиком свежих цветов в петлице. Он поднимает руку.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает она и тут же добавляет, не дожидаясь его ответа: – Мне нужно идти.

Он поворачивается, но она подхватывает юбки и устремляется по тропинке.

– Вы прекрасно выглядите, – кажется, произносит он ей вслед. Но остановиться она все равно не может.

Человек, затаив дыхание, присел на корточки в тени. С изогнутой ветви эвкалипта за ним наблюдает ворон; лес приютит того, кто делится с ним своими секретами. Птица видит приближающихся лошадей, а прячущийся человек притоптывает в такт топоту их копыт по земле. Под пальцами шевелятся листья. Пыльца вырвалась на волю, горячий воздух закручивает ее спиралью и уносит ввысь. Человек медленно опускается на землю, вжимаясь в нее грудью, животом и бёдрами. Быстрыми бесшумными движениями он набрасывает на штаны сухой валежник, колючки цепляются за рубашку и разрывают ткань, а преследователи неумолимо приближаются.

Когда между ними остаётся всего несколько ярдов, всадники останавливаются. Белый мужчина достаёт флягу и запрокидывает голову, высовывая розовый язык. Лошади недовольно фыркают, а человек в кустах перестает дышать. Проводник отклоняется в седле и сплёвывает на землю густую кашицу коричневатой мокроты. Ее тут же облепляют мухи. Затаившийся человек ждёт. Ворон тоже ждёт – пока наконец под звук нетерпеливого цоканья копыт процессия не удаляется в сторону старой рощи кровавых деревьев. Когда на горизонте остаются лишь клубы пыли, человек медленно выползает из своего тенистого убежища. Поднявшись, бросает быстрый взгляд на небо и продолжает свой путь, пока никем не замеченный.

Отцовский сарай стоит на берегу. Бетонные ступени, над которыми железо и выбеленное дерево. Элизе вечно казалось, что он может поглотить бродячий зоопарк целиком. Теперь-то она знает, что там хранится инвентарь для сортировки и упаковки жемчуга. Она не заходила в него с детства, ещё с тех пор, как играла с Томасом в прятки среди наполненных до краев пыльных корзин. Она помнит, как, затаив дыхание и спрятавшись в тени, рассматривала сохнущие костюмы водолазов, пустые, как раскрытые коконы. Томас тщательно, с безжалостной сосредоточенностью обследовал каждый проход, обнаруживая ее тайные места и вытаскивая ее за шкирку.

Что может твориться сейчас в этом сарае? В ушах звучат слова Хардкасла, произнесённые на веранде. Грязные делишки там творятся. Что он позволяет делать своим ныряльщикам.

Элиза подходит к сараю, чувствуя всю тяжесть ночи на своих плечах. Ночная прохлада загнала горожан обратно по домам, улицы опустели, их освещает тусклый свет из окон лачуг. Остался только свист ветра и приглушённое бряцание закрывающих лавки торговцев.

Она огибает сарай и собирается открыть двери, но обнаруживает цепь с латунным замком на конце. Конечно. Сердце замирает. Чего она ожидала? Подергав железо, чувствует, как в груди зарождается жар, угрожая вырваться наружу мучительным всхлипом. Элиза обходит сарай кругом. Проверяет решетки на окнах, понимая, что это бесполезно. Железо не сдвинется с места. Когда возвращается к двери, у неё возникает идея. Торопливо подняв руку, вытаскивает из волос шпильку. Волосы распускаются, рассыпаясь по плечам. Склонившись над замком, она пытается открыть его, крутя шпильку из стороны в сторону, но все безрезультатно. Стиснув зубы, ударяет по железу, и громкий лязг сгоняет пару летучих мышей с деревьев. Повернувшись спиной, она прислоняется к двери. Колени подгибаются, и Элиза сползает на землю. Теперь ночь полностью вступает в свои права, ее угольно-черный плащ укрывает все вокруг. У Элизы руки чешутся. Она уверена, что за этой дверью должны быть улики – письмо, позабытое оружие, свидание двух любовников. Что-то гораздо, гораздо худшее.

Грязные делишки. Хуже животных.

Она поднимается, с неохотой собираясь возвращаться в бунгало, но внезапно кое-какая мысль приходит ей в голову. Тряхнув головой, Элиза пытается избавиться от нее, но та не дает покоя, как трупная муха, кружащаяся над мясом. Сарай ее отца – не единственный сарай на этом побережье. Здесь есть и другие, четыре или пять штук, ими владеют другие торговцы жемчугом. Сарай Хардкасла всего в нескольких ярдах от того места, где находится она сейчас. Он меньше, чем отцовский, но не намного. Кто сказал, что он тоже не хранит секретов? Элиза оглядывается на город, на тянущийся вдаль пляж: ничего, кроме темных волн, набегающих на берег. Крыша сарая Хардкасла выделяется на фоне усыпанного звездами неба. Вокруг ни души. Она крадется по песку.

Элиза с удивлением обнаруживает, что дверь не заперта. Более алчного человека, чем Сид Хардкасл, на всем свете не найти, поэтому тем удивительнее представляется, что он оставил свою добычу без надежной охраны. Неужели он столь же глуп, сколь и жесток? А может, он в этот вечер использует свой сарай для других целей. Дверь открывается со скрежетом. В прохладном сухом воздухе сарая песок скрипит на зубах. Она дает время глазам привыкнуть к полутьме и, оглядевшись, видит повсюду покрытые пылью раковины. На вершине составленных друг на друга бочек лежит груда плеток и ножей. Ее передергивает при мысли о том, для чего их используют. Город наводнен рассказами о жестоком обращении Хардкасла со своими людьми. Как он приказывал на всю ночь подвешивать на такелаже своих самых медлительных ныряльщиков, пока не наступит спасительный рассвет. Как однажды он обвязал веревку вокруг шеи человека и протащил за люггером, пока тот не захлебнулся.