Франсуа Вийон - Фавье Жан - Страница 102
- Предыдущая
- 102/119
- Следующая
Говорят о том, какой удар нанесен могущественному человеку в столице, а именно Роберу д'Эстутвилю. Его заменили в самый день приезда короля в Париж, 30 августа 1461 года, Жаком де Вилье де л'Иль-Адам, а в 1465 году посадили в тюрьму Шатле. А пока что, когда Вийон возвращается наконец в Париж, тот, чью радость по поводу счастливого брака он разделял и кто, без сомнения, оказал ему кое-какие услуги, в то время как королевское правосудие искало с ним ссоры, находится в тесных стенах тюрьмы, сначала Бастилии, а затем Лувра.
Все это не означает, что Париж переменился, хотя на Сене коммерческая активность возросла, а в городе слышат в течение всего дня удары молотков каменотесов и плотников. Квартирная плата поднимается, лавки ломятся от товаров, молодежь бегает на занятия. Парижане могут наблюдать, как строятся нефы соборов Сен-Северен и Сен-Медар. Творение музыкального мастера Жана Бурдона, новый орган, звучит в Соборе Парижской Богоматери. Известно также, что в Монтиньи новенькая тюрьма заменила грандиозное здание в Монфоконе. Парижский динамизм переориентирован на новый век, век испытаний, и он набирает силу. Но Париж Людовика XI прочно стоит благодаря Парижу Карла VII.
Для человека, который скромно возвращается к своим прежним занятиям, очевидно следующее: чтобы выжить, ему надо раскрыть тайну другого мира. Власть имущие не те, что были. Умы повернулись к новым делам. В университете заканчивается реформа, и, несмотря на забастовку 1460 года, вызванную арестом церковного сторожа, это уже университет, на котором через несколько лет будет лежать печать платоновского гуманизма.
Вийон давно не школяр и больше не писец. Магистр Франсуа де Монкорбье потерял свою должность по приказу епископа Тибо д'Оссиньи из-за неизвестных мотивов — возможно, из-за участия в труппе бродячих актеров. Работа писцом была материальной поддержкой. Отстранение от должности — это оскорбление, если не угроза, поэт в ярости, его гнев изливается на епископа Орлеанского.
Бывший клирик, школяр без оплачиваемой степени, Вийон вынужден прибегнуть к крайним мерам. Не тогда ли решился он попользоваться прелестями толстухи Марго? Как бы то ни было, он болен — лучше тюрьма, чем плохое здоровье, — и не способен работать: в некоторые минуты он подумывает, не обманывая себя, о том, что, вероятно, конец его близок.
У него в друзьях один славный малый, Фремен Ле Мэн, сын книгопродавца — присяжного и нотариуса Совета при епископе. Фремен — общественный писарь. Вийон использует свое перо, дабы сделать вид, не питая никаких иллюзий, что Фремен — его секретарь.
Не диктовал ли он свои 2023 стиха «Большого завещания», уже лежа в постели? Это вполне допустимо. Если прислушаться к тому, что говорит ученая братия, то вряд ли можно поверить в помутнение рассудка, послушного перу писца. «Большое завещание» — произведение человека, который прекрасно владел ресурсами своего ума, который сохранил копию «Малого завещания» 1456 года и который подвел итог своим счетам с обществом, с властями, с друзьями.
Его болезнь — это уединение, конец его любовных приключений. О чем он и говорит, не красуясь:
Впрочем, в своем окончательном виде «Большое завещание», возможно, состоит из стихов, сложенных зимой 1461/62 годов затворником из Сен-Бенуа-ле-Бетурне. Мы не знаем позднейших переделок; некоторые комментаторы склонны полагать, что следует отнести к 1463-му и последующим годам всю первую часть произведения — приблизительно 728 стихов.
Как бы то ни было, Вийон постоянен в своих вымыслах и доверяет писцу Фремену трижды переписать «Большое завещание», что и подтверждается в описаниях нищенского существования старого изгнанника. Смерть Вийона — смерть литературная, если даже человек Вийон и побит изрядно жизнью. Фремен дремлет, и тут уже ничего не поделаешь. И вот кончается исповедь, и начинается завещание в собственном смысле слова. Поэт говорит теперь о своей мести прямо. Пусть поймет, кто сможет. Время памфлетов — против епископа Орлеанского прежде всего — прошло: отныне Вийон будет завещать свои дары.
Не стоит говорить, что писец, который спит, не может переписывать приказы и что ирония пронизывает строфу: «Большое завещание» — это указ, как те, что читают во время проповеди по воскресеньям во всех приходах Франции. Слабеющее сердце также включено в мизансцену: это завещание in articule mortis [217]. Поэт идет до конца вымысла.
Строфы, сложенные в конце 1461 года, — часто переделка «Малого завещания» 1456 года. Вийон острит по поводу и тех и этих, подхватывает свои находки. Он яростен, но прежде всего он развлекается. Болен ли, нет ли, Вийон организует свой литературный выход. И небеспричинно включает он в новое произведение антологию своей продукции за истекшие годы. Приуроченные к определенному случаю стихи входят в это новое «Завещание» вместе со стихами, где автор развивает новые темы — темы подлинного завещания.
Когда Вийон вызывает к жизни или пересматривает свои прошлые завещания — в этом тоже вымысел, как и в сведении счетов. Поэт — человек с жизненным опытом, он знает элементарную юридическую осторожность, состоящую в том, чтобы сделать манеру изложения исключительно ясной, дабы избежать будущих судебных процессов, основой коих стала бы противоречивость толкований текстов. Хотя вдохновение никогда не покидает поэта, он не может пожертвовать тремястами двадцатью стихами «Малого завещания», он использует их в своей новой антологии. Вийон как бы подхватывает мотивы «Малого завещания» и выставляет его напоказ.
Во время отсутствия Вийона парижская молва сделала «Малое завещание» своего рода завещанием поэту. Возможно, все торопились увидеть Вийона ушедшим в мир иной. Но он высоко поднимает древко «Малого завещания», так что даже наименее внимательный читатель понимает, что к чему.
Как всегда, вымысел у Вийона имеет двойной смысл. Даже если его философия не выходит за узкие границы, произведение 1456 года представляется, как ни посмотри, завещанием. «Оставляю именем Бога…» Однако Вийон не собирался умирать, и те, кто не так расценил его завещание, глубоко заблуждались. Иначе говоря, завещание 1456 года было игрой, а кто принял его всерьез, сам повинен в ошибке. Завещание 1461 года — чистосердечно.
- Предыдущая
- 102/119
- Следующая