Я тебя заберу (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна - Страница 35

По закону подлости все валится из рук. Вместо красивых творожных кружков получаются какие-то бесформенные кляксы. Со сковороды фонтаном летят горячие капли масла. А стоит обернуться в сторону стола и двух голодных мужчин, пакет с мукой чуть не падает на пол.

Словно проклятие какое-то! С ураганом внутри и снаружи. Сердце от него то затихает, то срывается на барабанную дробь. Взгляд то залипает на моих мужчинах, то в ужасе останавливается на содержимом сковороды.

Не проходила никогда подобных испытаний. Не было ни завтраков, ни обедов, ни ужинов... на троих. На мою удачу, едоки не замечают никаких странностей.

Будто в жизни не пробовал ничего вкуснее, Шаталов закидывает в себя сырник за сырником. Как в топку! И, стараясь не отставать от отца, Глеб повторяет каждое его движение.

— Вам хотя бы вкусно? — на третьей порции я прерываю свое молчание.

О совещании сегодня можно забыть. О первом уроке тоже. Остается надеяться, что оно того стоило.

— Мне очень, — тут же отвечает сын. — Скоро лопну.

— У меня даже не спрашивай. Язык проглотил, — подкладывая себе очередной сырник, говорит Марк. — Хотя твоя жареная картошка по-прежнему на первом месте.

— Ты пробовал мамину картошку? — Брови Глеба второй раз за утро летят вверх.

— В свое время твоя мама жареной картошкой спасла меня от голода! — Мерзавец скалится во все тридцать два, словно не ворчал девять лет назад, что от подобной стряпни у него случится гастрит.

— Круто! — Глаза моего мальчика загораются. — Я тоже очень люблю.

— Ее сложно не любить.

Возможно, это игры воображения или недосып, но последняя фраза кажется такой многозначительной, что становится не по себе.

Боясь выдать глупые эмоции, я с головой окунаюсь в готовку. Изо всех сил изображаю идеальную хозяйку. Только сын, похоже, решил добить обоих родителей.

— А вы теперь… так всегда будете? — робко интересуется он.

— Что именно? — интеллигентно кромсая ножом сырник, спрашивает Марк. — Отключать будильник? Или разрешать тебе прогуливать уроки?

— Вот так вместе… — Глеб активно трет лоб, будто не может подобрать правильное слово. — Жить здесь, — произносит наконец.

— Этот вопрос лучше задать твоей маме. — Мистер Стрелочник вилкой указывает в мою сторону и затем нахально тянет на тарелку горячую добавку. — Ответ знает лишь она.

От такого поворота меня как переклинивает. Не замечаю ни чернеющих сырников,ни запаха гари.

— Шаталов, тебе следующую партию с мышьяком делать или с дихлофосом? — Голос хрипит, а вместо привычной злости чувствую, как за грудиной разливается тепло. — В доме, скорее всего, ничего из этого нет, но специально для тебя я найду!

— Родная, из твоих рук хоть с мышьяком, хоть с дихлофосом. — Марк поднимается и спустя пару мгновений вырастает у меня за спиной.

— Использовать детей в переговорах — это низко, — шепчу едва слышно.

— А может, нам троим нужно? — Обхватив мою руку, Шаталов отставляет сковороду в сторону и накрывает погорельцев крышкой.

— А если... — Старательно напрягаю мозг, пытаясь придумать хоть какую-то причину для «нет».

До сегодняшней ночи их, казалось, много, и все выглядели важными. Теперь в голове вакуум, а на сердце — шаманские пляски с бубном.

— «Если» мы уже пробовали, — выдыхает Марк мне в висок. — Врозь ничего не получилось.

Как ни пытаюсь отбиться от возомнившего себя таксистом Шаталова, ничего не получается. Он не позволяет мне сесть в свою ласточку или вызвать машину. Когда высаживаем Глеба у школы, Марк лично везет в медицинский центр.

Наверное, нужно радоваться. Ни один из прежних мужчин не тратил на меня столько времени. Как девять лет назад, так и сейчас — Шаталов единственный и неповторимый. Только вместо радости на душе что-то странное.

Возможно, это очередной откат — плата за яркие эмоции. А может, предчувствие. Как это было перед экстренным переездом в дом Марка.

Безумно хочется поделиться с ним своей тревогой. Еще лучше — попросить развеять всю эту чушь. Однако вбитая в голову привычка самостоятельно решать проблемы не дает открыть рот.

Вместо разговоров, пока автомобиль петляет по улицам Питера, достаю телефон и начинаю строчить СМС нашему лаборанту Галине Михайловне.

«Доброе утро. У меня сегодня форс-мажор», — отправляю первое сообщение.

«О, привет, пропажа!» — приходит через минуту.

«Как Савойский? Не сильно орал, что меня нет?» — пользуясь тем, что главный новостной канал на связи, решаю выяснить масштаб трагедии.

«Он сегодня орет на всех. Уже час. Поражаюсь, как не охрип».

«Понятно. Очередной Меркурий. Ретроградный». — Нервно сглатываю, представляя, какая головомойка ждет меня в центре.

«О тебе он, кстати, и не вспомнил! Даже не спросил, где ты!» — вдруг добавляет Галина Михайловна.

Не зная, что и подумать, я кошусь на Шаталова. Он легко мог закрыть рот своей «шестерке». Не удивлюсь, если так и было. Но новое сообщение заставляет отказаться от этой версии.

«По твою душу Кравцов приходил. Вот он орал!!!» — с несколькими восклицательными знаками пишет Галина Михайловна.

«А что-то конкретное говорил?»

«Поток вопросов и междометий!» — сообщает моя собеседница.

Спустя несколько секунд, когда я решаю, что разговор закончен, приходит продолжение:

«Говорят, Кравцов с женой поругался. То ли разводятся, то ли просто кризис. Уже неделю наш Николай Степанович живет отдельно на съемной квартире. И, судя по зареванному лицу Верочки, дело не в ней».

От этой новости руки вздрагивают, а во рту становится горько. Коля говорил, что разведется с женой. И сразу после нашего разрыва, когда еще верил, что я куплюсь на его сказки. И месяц назад, во время очередного обострения кобелиной болезни.

Мне это, конечно, не было нужно и даром. Сейчас же...

Чтобы Марк случайно не прочитал последнюю строчку в переписке, быстро блокирую телефон и бросаю его в сумочку.

Ни в прошлом, ни в настоящем я не давала Шаталову ни единого повода для ревности. Даже не смотрела в сторону других мужчин. Но проверять, насколько хорошо этот бульдозер будет выглядеть в образе Отелло, почему-то не хочется.

Несмотря на рассказы Галины Михайловны, клиника встречает тишиной. Возле ресепшена не слышно никаких криков. Верочка смотрит исключительно в монитор.

До первой пациентки еще полчаса. Идеальное время, чтобы выпить кофе. Однако, не желая искушать судьбу, я прохожу мимо кабинета Савойского и ординаторской.

Сменив обувь, надеваю рабочий халат и иду к окну, чтобы взглянуть на парковку. Но только сдвигаю в сторону вертикальные жалюзи, как за спиной без стука распахивается дверь.

Что это не Шаталов, я понимаю еще до того, как оборачиваюсь.

— Доброе утро, Николай Степанович. — Ежусь от взгляда Кравцова.

Последнюю неделю мы каким-то чудом умудрялись избегать друг друга. Я приезжала перед приемами и уезжала сразу после них. Редко заглядывала в ординаторскую и почти не высовывала носа из кабинета.

Для меня это был непростой период. Но, похоже, для Кравцова он оказался еще хуже.

Коля выглядит как после жесткой попойки. Под глазами синева, на щеках густая щетина, а мятая рубашка лучше любого признания подтверждает последнюю сплетню нашего лаборанта.

— Рад, если у тебя оно доброе! — Коля быстро пересекает кабинет и останавливается в метре от меня.

— Какие-то рабочие вопросы? — Складываю руки на груди.

Кравцов, конечно, не Шаталов. Он не станет набрасываться на меня, словно я его собственность. Однако с ним в таком состоянии я еще не сталкивалась.

— У меня к тебе лишь один вопрос! — Кравцов делает шаг вперед и, уперев ладони в стену по обе стороны от моих плеч, зло выдыхает: — Это правда, что у тебя шашни с Шаталовым?

— Николай Степанович, вам не кажется, что это не ваше дело?