Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 17

…Их было трое — Сид Мэлик, Омар Нури и Абдел Юссеф. Потомки арабов-эмигрантов, они держались вместе, но четвертому в их компании обрадовались, ведь Щукин был больше, чем «свой». Махмуд-Хаджи не порывал со своей знойной родиной, а славил Аллаха, не отрываясь от корней, и даже исполнил долг всякого мусульманина — совершил паломничество в Мекку.

Опер сыграл на тяге троицы к истокам — и на мучительном раздрае. Понятно, что черный или белый Джон заявился к берегам Аравии, выполняя приказ командования, но Мэлику, Нури и Юссефу каково? Пока корабли Штатов пугают иранцев с иракцами — ладно, можно и потерпеть. А если прикажут стрелять и бомбить? По своим? По возможным родичам? Да есть ли грех ужасней⁈

Щукин начал с того, что строго отчитал Мэлика. Дескать, никакой ты не Сид, а Саид, парень арабской крови. Твои достойные предки пронесли зеленое знамя пророка от Гималаев до Атлантики, а житейский поворот, в силу коего ты оказался за океаном, якобы определил судьбу. Однако выбирал ее не ты, а твои родители.

Но вот теперь, Саид, выбор за тобой. И за вами, Омар и Абдель…

Хозяин заведения был из черкесов, потому и звал свою лавку духаном. Щукину тут нравилось. Сидишь на мягких коврах, низкий резной столик завален фруктами, а посередке — кувшинчик с гранатовым вином.

— Достопочтенный хаджи, — учтиво вопросил Мэлик, — а дозволено ли нам пить его?

Шурик солидно огладил рукою короткую бородку, и назидательно ответствовал:

— Запретны, Саид, и считаются нечистыми лишь те напитки, о которых сказал пророк (да благословит его Аллах и да приветствует): «Грех от этих двух деревьев — финиковой пальмы и виноградной лозы». Пейте в удовольствие, уважаемые, но не пьянейте!

Троица дружно закивала, серьезно и просветленно. По-арабски морячки говорили через пень-колоду, познания Шурика в «инглише» не выходили дальше военного разговорника, и четверо общались на фантастическом языковом винегрете, помогая себе гримасами и жестами. Взаимопонимание было полное…

Матросы выглядели смешно, сидя по-турецки среди узорных подушек с кисточками, но Щукин даже не намечал улыбки. Сохраняя спокойную значительность, он наводил прищур за моряцкие спины, за тонкие витые колонны, поддерживавшие навес, туда, где шелестели ряды пальм и распахивалась синяя гладь. Вид портили серые громоздкие силуэты крейсеров «Калифорния» и «Саут Каролина», а на рейде проседала громада «Энтерпрайза». От авианосца веяло угрозой, прямой и явной.

Все четверо отпили хмельной наливки, и Омар, переглянувшись с друзьями, смиренно испросил совета:

— Что нам делать, достопочтенный хаджи? Завтра выходим в море, и… мы узнали «топ сикрет» — корабли нанесут удар по иранской базе Чабахар, и по острову Кешм. И как нам быть?

— Это ваш и только ваш выбор, уважаемые, — негромко заговорил Александр, холодея. — Перед вами три пути, но лишь один из них достойный. Вы можете исполнить приказ неверных, и обрушить смерть на головы мужчин и женщин, чтущих мир или защищающих родные дома. Вы можете отказаться убивать, но этим накажете лишь самих себя. Вы можете обрушить смерть на головы неверных, посягнувших на землю ваших предков… Выбирайте свою дорогу, и ступайте по ней.

— Благодарим вас, достопочтенный хаджи, — торжественно измолвил Саид. — Мы сделали свой выбор!

— Бисмилляхи р-рахмани р-рахим! — провозгласил Щукин нараспев, словно благословляя. — С именем Аллаха, Милостивого и Милосердного!

Отвесив низкий поклон, моряки удалились. Они шагали в ногу, солнце скатывалось по их белым форменкам, а зыбкие тени пальмовых листьев оглаживали широкие спины.

Странно чувствовал себя оперативник. Он обманом направил воинов на путь истинный…

«Но это точно не грех, — усмехнулся Шурик, — не харам!»

Тот же день, позже

Великобритания, Уоддесдон

Лэнс Килкенни сразу поверил тому странному богачу, за спиной которого маячил неулыбчивый индеец. Правда, первой мыслью было: «Мексиканец!», но, уловив однажды ледяной взгляд непроницаемых обсидиановых глаз, Лэнс уверился: точно не мекс.

О’Риордан, как всегда, тетешкал свои подозрения, а вот он сразу вцепился в богатея. Да когда еще нагрянет такая-то удача!

Килкенни самодовольно улыбнулся, взглядывая на круг неба, синеющего в горловине люка. Четыре тяжелых танка «Конкэрор»!

«Безвозмездно, — сказал толстосум, мягко улыбаясь, — то есть, даром!»

Танковый взвод вместе с прицепами и тягачами, плюс целый грузовик, набитый снарядами… Ух! Это вам не убогие трубчатые бомбочки «Сэмтексом» набивать!

Главное же, цели у них сходные. Богач желает наказать барона Ротшильда? Да мы-то всей душой! Такое знатному ростовщику устроим, что вся Англия вздрогнет…

Вздохнув, Килкенни глянул в перископ. Дорога, дорога… Рощицы, поля… Мирная жизнь. Лицо Лэнса, меченное шрамом, перетянуло страшненькой улыбкой.

Самое удивительное заключалось в том, что он в жизни не помышлял стать бойцом ИРА. Мирный был человек, законопослушный. Вплоть до «Кровавого воскресенья» в Дерри, когда бравые «томми» расстреляли мирных демонстрантов. Ни за что, ни про что. А его загребла Королевская полиция Ольстера, как боевика.

«Да я просто мимо проходил!» — орал Лэнс, катаясь по бетонному полу и уворачиваясь от ударов подкованных сапог. Ах, мимо…

Его, избитого, хлюпавшего расквашенным носом, заставили стоять на носочках, согнув колени и в наклоне. Долго так продержаться сил нет, но чуть пятками пола коснешься, сразу бьют палкой по спине, да с размаху, да с оттяжечкой, чтобы позвоночник перебить.

Перебили…

Спасибо доктору О’Лири, выходил. Полгода колесил в каталке, но встал-таки на ноги. Ох, сколько ярости клокотало в Лэнсе… Бешеной! Вулканической!

За одну осень Килкенни сплотил «активную ячейку» из таких же безбашенных ирландцев, как и он сам. Две бомбы рванули на параде английских карателей в Риджентс-парке. Еще одну подбросили в автобус, подвозившем пополнение в Уорренпойнт. А как красиво кувыркалась полицейская машина, подбитая из РПГ! Красивей только казармы под Белфастом горели, обстрелянные из миномета…

«А теперь в танчики поиграем!» — ухмыльнулся Лэнс.

— Меллори, долго еще?

— Подъезжаем, командир! — откликнулся Деклан.

— Ага… Шон, заводи!

Вскоре танк сотрясся, взревев мотором. Не бог весть что, восемьсот «лошадок», но как-то же таскает шестьдесят пять тонн железяк.

— Меллори, связь!

— Готово!

— Мулкахи! Дохерти! Маклохлинн! Говорит Лэнс! Заводите свои лоханки!

— Понято! Эй, замок показался!

— Ага…

Командирская башенка чуток подвернулась. Красивый домик у барона… И шпили, шпили везде…

— Тягачи развернулись… — пыхтел в наушниках Меллори. — Сдают задом… Там кустарник, но мы его пройдем, не заметим даже… А потом сразу эспланада… Всё!

— Шон, блесни!

— Да легко! — хохотнул О’Риордан.

Махина «Конкэрора» вздрогнула, гулко цокая гусеницами по трейлеру. Со скрежетом перевалилась на сходнях — и вцепилась траками в газон.

— Выходим на позицию, ребята!

Танки взревели, напустили бензинового перегара, и тронулись, качнув орудиями. Густой кустарник ложился под «гусянки», как трава, треща и перемалываясь под жестокой сталью.

Эспланада перед замком открылась вся, плоская и зеленая, как расстеленный ковер. А в перекрестии прицела горбился острыми крышами замок Уоддесдон.

— Ронан! — крикнул Лэнс заряжающему. — Осколочно-фугасный!

— Готово! — снаряд хищно скользнул в пушечную «норку».

— Киран! Беглым по первому этажу! Остальные рухнут сами, хе-хе…

— Готово! — прогудел наводчик.

— Огонь!

Пушка громыхнула, напуская вони и дыма. Снаряд влепился в двери холла, не заметив дубовый массив, и разорвался внутри, вынося входные двери, выдувая окна стеклянным крошевом. Еще три снаряда угодили в необъятную мишень — рухнула часть фасада, посыпалась крыша…