Агафон с большой Волги - Федоров Павел Ильич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/72
• Следующая

Ульяна ушла чуть повыше того места, где они рыбачили, и разделась за кустами цветущей крушины, на мягком, чистом песчаном бережке.

Агафон тут же спустился по тропе под крутой яр, сбросив одежду, сразу же бултыхнулся вниз головой, гулко разбрызгав едва заметно текущую вдоль плеса воду. Подплыть к Ульяне, как это он делал на Волге, побарахтаться вместе теперь он уже не смел, – купаясь в студеной, освежающей воде, держался на расстоянии.

Вдоволь наплававшись, Агафон оделся и вылез из-под крутого берега на яр. Пройдя по заросшей тропе саженей тридцать, он вдруг услышал звук приближающейся машины. Мотор неподалеку громко фыркнул и замер.

«Кто бы это мог быть?» – подумал Агафон, намереваясь пойти и взглянуть на прибывших гостей. В это время его окликнула Ульяна. Агафон повернулся и пошел на голос. Выбрав место в тени молодого кудрявого вяза, росшего на маленькой круглой поляне, он бросил пиджак на сочную, нетоптанную траву и радостно, облегченно вздохнул, совершенно не подозревая, что рядом с ним, на расстоянии сотни шагов, из остановившейся машины вышла Зинаида.

– Тут шалаш неподалеку, – проговорил Володя, – пройдите и покричите. Они тут, близко где-нибудь. А я сначала сменю баллон, а потом пойду и искупаюсь. Уж больно тут глубоко и песок хороший.

Зинаида Павловна поблагодарила и, как в тумане, побрела по густым цветущим зарослям. Дойдя до края поляны, остановилась словно вкопанная. Она видела, как Агафон кинул на траву пиджак и прилег, старательно расчесывая густые волосы гребенкой. Это были те самые непокорные жесткие кудри, в которые она не раз ласково запускала руку.

На верхних ветках кряжистого вяза, в тени которого остановилась Зинаида, ворохнулась какая-то птица и уронила на ее щеку неостывшую каплю росы. Зинаида ничего не соображала, будто во сне она видела, как слабый ветерок играючи пересчитывал клейкие листья осокорей, омывал росной капелью мускулистую кору старых великанов, шаловливо трепал влажные волосы подходившей к Агафону девушки. Это была Ульяна. Она постояла под деревцем, вытерла разрумянившееся лицо и, расстелив полотенце рядом с пиджаком Агафона, села; пробившаяся сквозь кусты солнечная полоска озарила ее улыбающееся лицо.

– Ах какая же все-таки прелесть! Не хотелось совсем из воды вылезать! – услышала Зинаида Павловна, будучи не в состоянии тронуться с места.

– Хорошо! – откликнулся Агафон, с наслаждением положив на траву свою знакомую Зинаиде жилистую руку, перевитую голубыми венами. Ей казалось, что в этих венах течет и ее кровь.

И снова перед глазами застывшей Зинаиды Павловны возникла Ульяна, молодая, красивая, уверенная в себе. Она небрежно отбросила на обнаженную спину тяжелые длинные косы и спокойно сняла с выреза голубенькой майки комара, успевшего прилипнуть чуть выше высоких девичьих грудей.

«Они уже совсем не стесняются друг друга, – сообразила Зинаида Павловна. – Боже мой!..» – чуть не вырвалось у нее.

Схватившись рукой за грудь, она попятилась к дереву, точно ища опоры, круто повернулась и медленно пошла назад по измятой траве.

А густой тугай, который она видела в первый и последний раз, все более оживлялся, разнозвучно шелестя буйно растущей зеленью. В воздухе трепещуще повисали на желтых растопыренных крыльях крупные стрекозы, с разбойничьей ловкостью пикируя на легкие комариные стайки. Невидимые птички зазывно и нежно рассыпали по лесу свои звонкие говорливые и радостные перепевы. Зинаида Павловна, уткнувшись лицом в толстую шершавую кору старого осокоря, под которым стояла машина, горько заплакала.

Когда Володя Лигостаев, выкупавшись, вернулся к грузовику, пассажирка уже сидела в кабине.

– Вы что же, никого не нашли? – с удивлением спросил он.

– Нашла и потеряла, – грустно улыбнувшись, ответила она. – Давайте-ка, миленький мой, лучше поскорее поедем.

– Да нет, окромя шуток, – снова заговорил Володя. – Я видел Яна Альфредовича на той стороне затона, в лодке сидит. Можно покричать.

– Не нужно кричать и мешать не надо…

– Молодежь-то, конечно, не любит, когда им мешают, особенно об эту самую пору, – согласился Володя.

– В какую пору? – спросила она.

– Когда все растет и цветет. У нас этот праздник троицей называется, а у вас как?

– И у нас так же, – подтвердила Зинаида Павловна. – Едем?

– Едем так едем.

Володя залез в кабинку и резко захлопнул дверцу, словно навечно изолируя свою странную попутчицу от этого летнего цветения. Включилось зажигание, мотор вздрогнул и ритмично забился.

Услышав снова знакомые звуки, Агафон поднял голову и прислушался. Звуки отдалялись, становились все тише и тише, а вскоре совсем смолкли.

– Кто бы это мог быть? – спросил он.

– Тоже, наверное, рыбаки, или приезжали за крушиной, – ответила Ульяна.

– Возможно, – согласился он.

– Ты далеко заплывал? – поджимая к плечу и почесывая розовую от солнца и комариных укусов щеку, спросила Ульяна.

– Нет. Место малознакомое. Боялся коряг, – рассеянно ответил он, мучительно размышляя над тем: показать Ульяне фотографию и письмо братишки или не показывать?

– А я уж все здесь знаю и всякий раз купаюсь около этого песочка. Тут даже красивее, чем там, на Волге. Ты скучаешь по Волге? – неожиданно спросила она.

– Понятное дело, вспоминаю… – Агафон оперся на руку, отвернулся и сорвал травинку.

– А тебе не хочется там побывать? – Ульяна осторожно взяла из его руки зеленый стебелек пырея, поднесла к губам и перекусила пополам.

Агафон признался, что скучает и по родным местам, и по отцу с матерью, и по братишке Мите, и как только выберет свободное время, непременно поедет к ним.

– Ты, наверное, там и останешься… – Подавив глубокий вздох, Ульяна трижды переплела травинку, сделала из сочного неломкого стебелька колечко и надела Агафону на палец. – Вообрази себе, – продолжала она, – вообрази, что это обручальное. Мой подарок…

– Женщины не дарят мужчинам колечки, – сдержанно улыбнувшись, сказал Агафон.

– Во-первых, я не женщина, и ты не думай, что я за тебя собираюсь замуж. Можешь не воображать… А потом, я просто люблю делать исключения из правил и могу даже настоящее колечко подарить, – заключила она и вытянула на траве свои босые ноги.

– Я и не воображаю, – тихо ответил он.

– И не смей. Я мотылек, я порхать люблю! – насмешливо проговорила она. Пошевеливая розовыми пальцами ног, с присущей ей полудетской привычкой задавать самые неожиданные вопросы, спросила: – Ты собираешься жениться?

От неожиданности Агафон свистнул и ничего не ответил.

– Ты задумывался над этим или нет? – выжидающе посматривая на него, спросила она сурово.

– Ты знаешь… – Агафон, опустив голову, рвал травку. – Ты понимаешь… Не мог я думать…

– Ты обязан думать, – настойчиво повторила она. – Ты должен на ней жениться.

– На ком?

– О-о! Он еще будет морочить мне голову… Как будто не знает, забыл, что у него растет маленькая. Даже слышать такое противно! – Ульяна засыпала растерявшегося Гошку целым залпом упреков, расхваливая Зинаиду Павловну на все лады, до слез убеждала его, что она самый прекрасный человек на всем земном шаре, а он, Гошка, не стоит одного ее мизинчика…

– Знаешь что, мотылек, – после долгого раздумья проговорил Агафон, – этого не будет никогда.

– Ты что – не любишь ее?

– Нет.

– А раньше, там, на Волге, ты ведь ее любил…

– Не знаю…

– Не знаешь! – передразнила она его и отвернулась.

– Уж если я задумаю жениться… – Гошка зашуршал травой и умолк.

– То что? – спросила она и быстро, катышком, повернулась к нему и прилегла на бочок.

– Так, ничего, – вздохнул он.

– Нет уж, раз начал, то говори! Все равно теперь не отстану.

– Сказать? – напряженно спросил Агафон. Напуганный и потрясенный случившейся с ним историей, он сейчас уже не доверял самому себе и старался подавить свое чувство, мучительно стыдясь внезапно пришедшего желания произнести те слова, которые вертелись у него на языке. – Ты хочешь, чтобы я сказал?

• Предыдущая
• 46/72
• Следующая