Ловушка для горничной (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 26

Я же сегодня сдохну. Тут либо холодная вода, либо самообслуживание. Выбираю второе, потому что холодная вода сейчас мне противопоказана. Чувствую себя пацаном в пубертатный период.

Вася, зараза, до чего ты меня довела?

Выхожу из душа, обтираюсь, одеваюсь. В этом доме у меня целый гардероб. Так удобнее. Температуры вроде нет, но тело еще ломит. Только я теперь не понимаю, кто в этом виноват: болезнь или Василиса. Выпиваю лекарство, которое прописала мне моя медсестра. Слава богу, она перевернулась на живот и скрыла от меня грудь. Но ее манящие изгибы бедер…

Еще вчера я даже не надеялся на то, что эта женщина ляжет со мной в одну кровать. А что несет мне утро – непонятно… С каким настроением она проснется? У нас будет все хорошо или, наоборот, станет хуже.

Посматриваю на часы. Рано еще, пусть девочка поспит. Сажусь в кресло, беру ноутбук, проверяя рабочую почту. На тумбе рядом вибрирует телефон Василисы. Заглядываю в экран. Номер не подписан, просто цифры. Звонок прекращается, но следом за ним следует сообщение с того же номера. Я не нарушаю личные границы женщин, но первые несколько слов на вспыхивающем экране вынуждают меня схватить телефон. Открываю сообщение.

«Доброе утро, девочка моя. Надеюсь, ты нагулялась. Готовься, я скоро тебя заберу. Пришло время возвращаться к хозяину, моя блудливая кошка».

Андрей

Перекидываю себе номер ублюдка и удаляю все с телефона Василисы. Незачем ей читать. Это теперь моя проблема. Поднимаюсь с кресла, прохожусь по комнате. Внутри зудит от желания разнести всех, кто причастен к страхам девочки. Я же найду тебя, мразь. Хозяин. Я же тебя ботинки свои заставлю вылизывать и обливаться кровавыми слезами.

Снова выхожу на балкон, курю, сжимая в руках телефон Василисы. Хочется ответить этой мрази. Но нет, пока нельзя. Вынимаю сим-карту, ломаю ее и вставляю назад. Пусть походит пока без связи. Не нужно Василису тревожить. Я еще помню тот животный ужас в ее глазах. Мне даже страшно представить, что с этой девочкой делал «хозяин».

Закрываю глаза, глубоко затягиваюсь, тушу окурок, иду в спальню, оставляя телефон Василисы там, где лежал. Пытаюсь надеть часы, от ярости подрагивают руки. Часы выскальзывают из рук, шумно падая. Поднимаю их и замечаю, что Василиса проснулась. Глубокий вдох, беру себя в руки. Надеваю часы, рассматривая девушку.

Такая трогательная с утра, растерянная. Каждый человек после сна выглядит помятым. К Василисе это не относится. Она мягкая, тёплая, губы припухлые, как ребёнок, которого хочется потискать и залюбить.

— Который час? — торопливо поправляет маечку и приглаживает волосы.

— Почти семь, — посматриваю на часы.

— Люба меня убьет, если опоздаю, — соскакивает с кровати и несется к двери.

— Стой, — хватаю ее за руку, притягивая к себе. Растерянно смотрит на наши руки, но не вырывается. — Спасибо, — произношу, убирая волосы с ее лица. Со вчерашней ночи я получил молчаливое разрешение на касания. И пользуюсь этим разрешением по максимуму.

— За что? — открыто смотрит мне в глаза, словно еще не пришла в себя после сна и не понимает, что происходит.

— За близость, — понижаю голос. Очень хочется ее поцеловать.

— Ничего же не было…

— Очень много чего было. Я не про секс. То, что было, гораздо интимнее, — тянусь к ее губам… Мне по-животному хочется зарыться в эти растрёпанные волосы, притянуть ее к себе и жадно поцеловать. Но я как никогда аккуратен. Василиса отшатывается. Снова стена, разрешение на касания у меня есть, а на поцелуи нет. Она мягко вырывает свою ладонь, разворачивается и выходит из комнаты.

Ладно. Окей. Пусть так.

Меня вдруг посещает мысль, что я уже насмерть влюблен в эту женщину.

Нет, это ни хрена не прекрасное чувство. Это болезненно, это мучительно и невыносимо. Особенно с нашими данными.

***

— Как заходим? Тихо или борзо? — интересуется Димон.

Мы стоим возле дома отца Василисы, уже темно, нам не нужны лишние свидетели. Он дома, в одной из комнат горит свет.

Все, мне сорвало планку.

Выжидать и заботиться о моральной стороне уже нельзя. Я очень надеюсь, что Василиса давно не питает никаких теплых чувств к папе и не казнит меня за этот беспредел. Прости, моя девочка, по-другому никак, не хочу я тебя пытать.

— Тихо, но борзо, — ухмыляюсь я, затягиваясь сигаретой.

В общем парни мне не нужны, с немощным нариком я справился бы и сам. Пара парней в камуфляже с оружием – здесь больше для антуража. Для психологического давления.

— В ворота заходим без шума. Дальше ты, Димон, выносишь дверь и проходишься по комнатам в поисках лишних. Ты, Саня, хватаешь мужика, скручиваешь и утыкаешь мордой в пол, можешь пару раз постучать его фейсом, но не сильно, не дай бог кони двинет раньше времени. Дальше я сам с ним пообщаюсь, вы – больше для устрашения.

— Ясно, устраиваем шоу, — усмехается Саня, натягивая балаклаву на лицо.

— Да, погнали, — выходим из машины. Саня перепрыгивает через забор, открывая нам калитку. Заходим. Димон без усилий выносит хлипкую дверь, создавая шум, и тут же идет осматривать комнаты на наличие посторонних. На шум выскакивает отец Василисы.

— Это что за беспредел?

Нам везёт, он сегодня трезв, но выглядит все равно бомжевато. Засаленные штаны, мятая футболка, заросший, худощавый, нездоровая желтизна на лице, как признак распада печени. Недолго ему осталось…

— Вы кто нах*й так… — не успевает договорить, поскольку Саня укладывает его мордой в пол.

— Да от кого вы? Я давно не в деле! — не унимается мужик.

— Рот закрой! — сквозь зубы проговариваю я, и Саня за волосы стучит его мордой по полу. Мужик скулит, но рот закрывает.

— Чисто, — встает позади меня Димон.

Осматриваюсь, морщась. Дом в полном запустении. На окнах жалкие остатки былого уюта, пожелтевшие оборванные занавески, давно засохшие цветы, грязные обои, липкие полы, разбитая мебель, воняет дешёвым табаком и перегаром. Тошнотворный запах.

— Посади его, — указываю Сане на стул.

Парень за шкирку поднимает мужика и сажает на ближайшую рухлядь, именуемую стулом. Сам садиться куда-либо в этом гадюшнике я не решаюсь. Мужик уже не дёргается, только утирает струйку крови из носа. Это ему еще повезло, Саня был крайне аккуратен, почти любя, воткнул его в пол.

— Ты кто такой? — спрашивает мужик, правильно понимая, с кем надо разговаривать.

— Не помнишь меня? — интересуюсь я, заводя руки за спину, которые чешутся раскрошить его рожу. Ведь дело не в том хозяине жизни, который истязал мою девочку не один год. Мрази, моральные уроды есть и будут всегда. Настоящее же чудовище здесь – этот гниющий отморозок. Это он позволил, чтобы его дочь…

Стискиваю челюсть, потому что сейчас мне нужна трезвая голова и нельзя даже думать в эту сторону.

Пока мужик пытается вспомнить меня, перевожу взгляд на парней.

— Оставьте мне ствол и ждите на улице, — велю я. Не хочу, чтобы парни знали, что происходило в прошлом Василисы. Это ее личное и теперь мое тоже.

Димон отдаёт мне ствол, и парни выходят. Нет, я не собираюсь применять оружие. Я не бог, чтобы распоряжаться жизнью этого мудака. Нет, я не сердоболен, но боюсь, что не вправе обрывать жизнь отца Василисы.

— Ааа, вспомнил, — вдруг озаряет мужика. — Ты новый еб*рь Васьки. Эта шалашовка послала тебя выбить у меня документы на хату? Так хрен вам! — усмехается гнилыми зубами. — Дом мой, пока не сдохну, а потом тоже вам не достанется, я его переписал, — сообщает он.

Мне вообще плевать, что он несет, я медленно прикуриваю сигарету и рассматриваю урода, пытаясь найти в нем хоть что-то человеческое. Но так ничего и не нахожу.

— За долги отдал? Или отжали? — равнодушно интересуюсь я, глубоко затягиваясь.