Дневник восьмиклассника (СИ) - Ра Юрий - Страница 26

— Согласен. Наверное перестарался.

— Миш, а вы не думали как-то это ваше изобретение оформить?

— Отец, всё уже придумано до нас. Нам остаётся только оформить на себя патенты. Впрочем…

— Что?

— В СССР нет патентного права.

— Да не может быть, ты что-то путаешь, сын.

— Я не вдавался в детали, но наши патенты не признаются за рубежом. Кстати, у нас же их и не выдают.

— Авторские свидетельства есть.

— Ага. Но это другое, они ничего не значат, то есть не дают никакого права на интеллектуальную собственность. Изобретатель получает с барского плеча какую-то премию, но больше никаких профитов с того не имеет.

— А как надо? Всё по справедливости, всё на благо народного хозяйства.

— Или инородного. Если за границей твоё изобретение скопируют, никто никому ни за что не платит. Так что все эти авторские свидетельства — просто красивые бумажки.

— Вот еще момент, Михаил! Ты как поправишь тексты, давай я отдам своим девочкам, пусть на машинке распечатают. По четыре экземпляра нормально будет?

— Спасибо, отец, но даже не знаю. Прихожих может захотеть свои правки внести, а тогда весь труд насмарку.

— Ну смотри, какой тут расклад: ему нести всё равно лучше в напечатанном виде, так?

— Ну да.

— Вот. А машинистке всё равно, один экземпляр печатать или через копирку сразу четыре. Если вопрос экономии листика бумаги не стоит…

— Я всё понял! Спасибо, так будет лучше, конечно! Ой. А ничего, если в редакцию придет не первый лист статьи, а какой-то копирочный, там же буквы помутноватее выглядят?

— Не запаривайся так. А то дойдешь до того, что начнёшь искать тиснёную бумагу и духами её опрыскаешь, как при господах.

— Согласен. Как приятно поговорить с умным человеком!

— Ты мне поговори тут! — В притворной суровости отец насупил брови. — Разболтался, взрослым себя почувствовал⁈ И правильно, ты уже взрослый.

Быстрый у меня какой батя — вчера мы говорили, вечером я внес правки в статьи, а сегодня вечером он уже принёс готовые распечатки. Или как это сейчас называется… отпечатанные на пишущей машинке листы статей. Даже смешно звучит — пишущая машинка, словно она сама что-то написать может. Мне осталось только разобрать копии, сколоть их с рисунками и фотографиями — можно нести на одобрение директору. Надеюсь, он не отыграется на проекте за тот инцидент, который приключился после школы. Было бы обидно, если из-за ерунды сорвется серьёзное дело.

Ну как ерунда — очередной замес с Ашками. Евсюк снова начал ходить в школу, причём в режиме вольного слушателя. Ему одноклассники даже завидовать начали. Приходит как король на именины с гипсом, ничего не пишет, домашку не делает. Устные уроки разве что, но с устными худо-бедно на тройку натянуть несложно, если не полный идиот. А он не идиот. Жестокая мстительная скотина, но не дурак, по глазам видно. С другой стороны, нахрена тогда на меня бочку катит? Ведь видит — я для него слишком твёрдый. Или как раз поэтому — боится выглядеть проигравшим в глазах дружбанов…

«Короче говоря, сегодня я не дошёл до дома. То есть не без приключений. Примерно на полдороги от школы во дворе, через который я обычно срезаю путь 'они стояли молча в ряд, они стояли молча в ряд, их было двое». Даже как-то смешно, право слово! На матерого журналюгу со смертельным ядом в передних зубах, которые еще не отросли — двое, из них один ранен, а второй еще совсем ребёнок. Это меня на цитаты от веселья пробивает. Хотя, ведь на самом деле так и было: один с гипсом и еще на зажившим переломом пальца на правом кулаке, а второй всего лишь восьмиклассник, пацан зеленый. Есть и сейчас среди четырнадцатилетних отморозки, которые не побоятся искалечить просто потому, что так масть пошла. Но не эти двое. Ну драка, значит драка, только сначала ритуальные танцы и «побазарить».

— Слышь, щегол! Говорят, ты нас училке своей сдал, не по-пацански поступил, Корчага.

— Терпилам слова не давали, заткнись со своими предъявами, Евсюк. Лучше скажи, за тебя одноклассники по твоей просьбе подписались или сами?

— А тебе какое дело?

— Если ты просил, значит ты чухан, который сам боится выйти за школу. А если они сами полезли втроём на одного, то вы все чушк и обиженные.

— Вали его, Толстый! — Скомандовал Евсюк. Сашка Иванов, который Толстый, на самом деле не очень уж и толстый, он крупный и полноватый. А еще каким-то спортом занимается, физорг их класса по штату. Короче, смесь для меня нерадостная. Да и для любого его ровесника Толстый неудобный противник. Такой, что и добежит, и повалит, и сверху припечатает. Кстати, парень по характеру не жестокий, но склонный идти на поводу. Это я не по взгляду прочитал, это в памяти всплыло.

Вид сбоку: Так и хотелось загасить этого козлёнка ударом кулака по макушке. Тем более, что правый кулак сейчас был в гипсовой броне. Но в больнице сказали беречь руку, мол кость еще толком не срослась, можно заработать повторный перелом. Врач обговорил этот момент с Евсюковым, когда он задал вопрос насчет прочности гипса. Видимо, были похожие случаи. Да и ладно, ногами отпинает эту скотину, чтоб мало не показалось. На самом деле Сашка Толстый был нужен только для одного: чтоб схватил и не отпускал, пока Евсюк будет хреначить урода. Отделает как бог черепаху.

Толстый по команде не стал вставать в правильную стойку или творить какую-то хрень изображая из себя каратиста. Нет, он пошел к Корчаге неторопливой походкой уверенного в себе человека, давая обманчивую надежду, что от Толстого можно убежать. Иванов та еще электричка, бегает на физре чуть ли не лучше всех в классе. Когда пацаны сблизились, Корчага вынул руки из карманов, и в правом кулаке что-то блеснуло. Да ладно, да не может быть! Кастет где-то надыбал? Вроде не похоже, тогда бы вокруг пальцев ободок был заметен. А так что-то из кулака торчит как очень короткий ножик. Или просто железка. Вот Сашка без затей протянул руку, чтоб ухватить за шкирку не пытающегося убежать противника.

А вот что-то пошло не так: гадёныш чуть отклоняется назад, словно на боксе, когда уводят челюсть от удара, а сам снизу сжатым кулаком подбивает руку Иванова. Тут-же делает подшаг и присед, сам нарываясь на кулак. Но нет, удар получает не он, а опять Толстый. Чудила опять бьёт правым кулаком, в этот раз по бедру сверху, словно в руке зажат нож. Вскрик, и Сашка валится на левый бок, словно попавшая под удар нога перестала его слушаться. Всё, ни о какой даке поверженный Толстый уже не думает, он даже встать не может.

Секунда, и Миха уже напротив, в глазах недетская злость и желание наказать. Ни страха, ни азарта, только зло в чистом виде. И двойка, такая вполне правильная боксёрская двойка в голову, от которой Евсюк закрывается на автомате поднятыми руками. Он тоже всё исполнил верно, только загипсованный кулак подкачал — очень больно принимать удары на сломанную руку. Аж в глазах мокро стало от боли. И тут прилетело в «солнышко». Вот как так? От разорвал дистанцию, не разрывая зрительного контакта, противник точно не доставал до него! Всё же сделал, как учили! Задохнулся, скрючился, а когда опять прилетело в грудак, понял — Корчага бил ногами! Сука, так же нельзя! Ногами нельзя, это запрещено по правилам… Ага, а какие правила на улице? Лежачего не бьют? Пытаясь встать, он осознал, что Корчага про это правило забыл. А потом прилетело сверху в затылок, и мысли кончились, в голове осталась какая-то вата и непонимание происходящего. Что, кто, где? И даже непонятно, когда… Надо полежать, сейчас всё пройдёт.

Я обернулся на первого противника — Иванов уже встал. Но похож он был не на спортсмена, даже не на человека, а на корягу из мультика про болотную нечисть. Весь скособоченный, левая нога не работает, правая рука тоже. Ничего, отойдет через какое-то время. Удары яворой обычно ничего не ломают, если не слишком сильные и не по кости. Просто мышцы на какое-то время перестают работать от местного болевого шока. Зато голова работать не перестаёт.