Любимая невеста (ЛП) - Джеймс М. Р. - Страница 5

— Катерина! — Я со стоном произношу ее имя ей в рот, и кончаю, наполняя ее, когда я вхожу в нее так глубоко, как только могу, и остаюсь там, мои бедра покачиваются напротив ее бедер, и я чувствую горячий прилив моего оргазма, экстаз от него пробегает рябью по моему позвоночнику и зажигает огнем каждый нерв в моем теле, удовольствие, подобного которому я не испытывал ни с одной другой женщиной…никогда.

Жизнь с Катериной нелегка. Она далека от того, чтобы быть послушной женой, которую я ожидал. Но быть с ней не похоже ни на что другое, что я когда-либо испытывал.

Я знаю, без тени сомнения, что я не хочу ее терять…никогда.

3

КАТЕРИНА

На следующее утро я просыпаюсь от тихого стука в дверь спальни, который будит меня, а Виктор продолжает спать. Он храпит рядом со мной, в такой же глубокой отключке, как и прошлой ночью, вскоре после того, как мы закончили заниматься сексом, с чем я сама по себе все еще не смирилась.

Я была застигнута врасплох в саду, но я не уверена, какое у меня было оправдание тому, что я уступила ему прошлой ночью. Он нуждался во мне, но более того, я хотела быть рядом с ним. И я не знаю, как к этому относиться. Я должна ненавидеть его, но после того, чем он поделился со мной, я не могу чувствовать ту же горечь и подозрение, что и раньше. А после Аники…

Стук в дверь раздается снова, и я спускаю ноги с кровати, хватаю халат и, закутываясь в него, проходя через комнату. Я приоткрываю дверь и вижу стоящую там Сашу, ее лицо искажено беспокойством, и я чувствую вспышку паники.

— Что-то с Аникой?

— Нет, мэм. — Она качает головой. — Это Елена. У нее всю ночь были приступы паники. Ольга сказала, что пусть поплачет, но она не останавливается, и теперь она зовет вас. Вы можете спуститься вниз? Мы не можем ее успокоить, и я боюсь, что сейчас она может навредить себе.

— Конечно. Дай мне всего секунду. — Я закрываю дверь, быстро хватаю пару леггинсов и топ и натягиваю их. Я знаю, что, вероятно, выгляжу ужасно, мои волосы совершенно спутались, но у меня нет времени на презентабельный вид. Саше будет все равно, а Елене, конечно же тоже.

Я слышу плач Елены еще до того, как мы добираемся до ее комнаты. Саша толкает дверь, на ее лице маска беспокойства, я захожу внутрь перед ней, только чтобы увидеть маленькую светловолосую семилетнюю девочку, свернувшуюся калачиком на ковре. Ее личико розовое и опухшее от слез.

— Елена, — тихо бормочу я ее имя, опускаясь на ковер рядом с ней. — Елена, это Кэт. Ты можешь посмотреть на меня?

Ей требуется минута, чтобы собраться с силами настолько, чтобы сделать это. Она отрывает взгляд от своих рук, шмыгая носом. Она выглядит ужасно, ее лицо в пятнах слез, а из носа текут сопли, и я отчаянно оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы ее немного привести в порядок.

— Вот. — Саша протягивает мне коробку с салфетками, и я нежно тянусь к Елене, касаясь ее лица и вытирая ей нос другой рукой.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда я закончу, — мягко говорю я ей, когда она пытается отстраниться. — Плакать тяжело, я знаю. Я была там много раз.

Елена смотрит на меня с сомнением на лице.

— Ты плакала? — Выдавливает она сквозь слезы, и я киваю, вытирая последние сопли и беру другую салфетку, чтобы промокнуть ее щеки.

— Определенно ни один раз, — твердо говорю я ей. — Поверь мне, чаще, чем хотелось бы.

— Почему? — Елена поджимает губы, глядя на меня, и ее рыдания замедлились, отвлечение человека, с которым она хочет поговорить, достаточно, чтобы немного успокоить ее.

Я думаю, как много ей рассказать. Ей всего семь, и я не хочу усугублять ситуацию, но она также не обычная семилетняя девочка. Она дочь Пахана, и ее приступ паники вызван тем, что вчера, когда она находилась в незнакомом месте, пришли незнакомцы и начали стрелять. Ее жизнь никогда не была и никогда не будет обычной, не больше, чем моя была или когда-либо будет. Я, конечно, никогда бы не сказала ничего, что могло бы ее травмировать. Тем не менее, я не могу понять, как моей матери удавалось обращаться со мной, как будто в лайковых перчатках, защищая меня от всего, что надо сказать помогало.

Я тянусь к ней, заключая в объятия, и она легко позволяет мне, прижимаясь ко мне, пока я глажу спутанные ее волосы.

— Я потеряла своих родителей несколько месяцев назад, — тихо говорю я ей, глядя сверху вниз на малышку и успокаивая ее. — Сначала маму, а затем, вскоре после этого, моего отца.

Елена напрягается в моих объятиях.

— Что-то случится с моим папой? — Спрашивает она тихим голосом, снова угрожая расплакаться, и я прикусываю губу, понимая, что, возможно, сказала не то, что надо. Быть родителем любого рода действительно тяжело, с сожалением думаю я, наклоняясь, чтобы нежно поцеловать ее в макушку. Я должна каким-то образом уберечь этих двух девочек от полного испуга, живя такой жизнью. Не говоря уже о ребенке, который у меня может быть, если я вообще смогу… От этой последней мысли у меня сжимается в груди, и я отгоняю ее, сосредотачиваясь на Елене.

— С твоим отцом все в порядке, — твердо говорю я ей, надеясь, что это правда и я не лгу ей. — Он сильный человек. Кому-либо трудно причинить ему боль. Многие люди уважают его. С ним все будет в порядке.

— А с сестрой? — Ее лицо сильно морщится, глаза зажмуриваются, когда она снова начинает плакать, и я знаю, что в этом корень всего этого. — Я слышала, что она может умереть… иногда она жестока ко мне, но я не хочу, чтобы она…

Я перевожу дыхание, пытаясь придумать, как утешить ее, не солгав.

— Аника действительно серьезно ранена, — наконец говорю я Елене, обнимая ее немного крепче. — Внизу была перестрелка, влезли какие-то нехорошие люди, и они создали проблемы. Аника случайно оказалась в гуще событий. Но доктор сделал все, что мог, и он настроен оптимистично…

— Я не знаю, что означает оп — опт — оп, — говорит Елена тихим голосом.

— Он надеется, что все будет хорошо, — мягко говорю я ей. — И в этом вся его работа, так что если он полон надежд, то и мы с твоим отцом тоже.

Елена кивает, снова зарываясь мне в грудь.

— Не оставляй меня, — шепчет она своим тихим голосом, другая ее рука поднимается, чтобы сжать мою рубашку в кулак. — Я скучаю по своей маме. Папа сказал, что теперь ты будешь нашей мамой…

— Я буду, — обещаю я ей.

— Но ты ушла.

Я вздрагиваю. Я определенно не собираюсь делиться подробностями моего похищения и всего, что произошло потом, с семилетним ребенком.

— Твоему отцу и мне пришлось отправиться в деловую поездку, и это заняло больше времени, чем мы думали. Но мы определенно не хотели оставлять тебя или твою сестру. Мы привезли вас сюда, потому что очень скучали по вам…

— Вы привезли нас сюда, потому что там было опасно. Так сказал папа, он сказал, что дома опасно, там плохой человек…

Ох уж этот Виктор. Из всего, что я видела, Виктор — превосходный отец, особенно с точки зрения мужчин в различных криминальных семьях. Но сказать Елене и Анике, что дома находиться опасно и из-за этого их привезли сюда, возможно, было не лучшим выбором. Я знаю, что он имел в виду это, чтобы убедиться, что они осознают серьезность ситуации. Но Елене семь, думаю я про себя, прижимая ее к себе, позволяя ей шмыгать носом и плакать в мою рубашку, пока я глажу ее по спине и успокаиваю.

— Она так сильно успокоилась, — одними губами произносит Саша, кивая на маленькую девочку. — С тех пор, как вы вошли.

При этом я чувствую прилив тепла, только усиливающий то чувство, которое было у меня с тех пор, как Елена забралась в мои объятия. Я всегда любила детей, хотела воспитывать, учить и заботиться о них, как о других, так и о своих собственных. Я люблю обеих этих девочек, даже если у Аники предвзятое отношение, и я хочу обеспечить их безопасность. Тот факт, что Елена доверяет мне, значит для меня больше, чем я могу выразить словами. Я также знаю, что это означает, что я не могу уйти, что бы ни случилось между мной и Виктором. Эти девочки уже потеряли одну мать, и по реакции Елены на мой отъезд в командировку с Виктором я могу сказать, что она, по крайней мере, будет опустошена, если я уйду навсегда, и я думаю, что Аника тоже могла бы быть такой, даже если бы и скрывала это.