Усобица триумвирата (СИ) - "AlmaZa" - Страница 70

- До этого ещё вёсен восемь, а то и десять. Доживём – увидим.

- Но слова твои были серьёзны? Я бы не хотела, чтобы ты обманывал моих родичей…

- Я говорил серьёзно. У Глеба пока ещё нет невесты…

- Я сам хотел выбрать! – немного возмутился тот, повернувшись к отцу. – Как ты!

- Я не сам выбирал, - возразил Святослав, - мне приказали.

- Кто? Дедушка?

- Душа и сердце, - засмеялся Ярославич.

- Твоя супруга, должно быть, счастливая женщина, - заметила Татиана.

- Хотел бы, чтобы это было так.

- Ты познакомился с ней в Константинополе?

- Да.

Татиане было очень интересно слушать истории любви, узнавать, как у кого сложилась жизнь, даже если это походило на сбор сплетен. Но Святослав не доставлял ей удовольствия подробностями. Она знала, что он не поддастся ни на какие уловки, поэтому прекратила допрос.

Князь сходил к хазарам, но там столкнулся с изворотливостью и хитростью, пользуясь которыми пытались вертеть им в своих целях, а не наоборот. Иудейские торговцы подстрекали его к ненависти против греков и армян, агарян и касогов, делали это осторожно, вкрадчиво, подливая вина и очаровывая дружелюбными разговорами. Обвинявшие византийцев в хрематистике[9], они вызывали в душе Святослава смех. Уж кому бы говорить об этом! У них в Тмутаракани имелись должники, обязавшиеся вернуть взятое чуть ли не в двойном размере, и такого же должника они пожелали слепить из князя, когда тот попросил снабдить дружину деньгами на мечи, коней, шлемы и кольчуги.

- Дадим, князь, как не дать? – среди них немало говорило на языке русов, с тех пор как Святослав Игоревич почти сто лет назад разбил каганат в пух и прах. – Под процент.

Процент! Пообещав подумать, Ярославич ушёл. Послал спустя пару дней Перенега, объявив, что ромеи и армяне дадут серебра достаточно, так что вопрос снят. Следующим вечером во дворец Татианы прислали трёх прекраснейших юных дев, лет пятнадцати, обученных танцам и – по желанию – многому другому. Хазары просили обдумать Святослава ещё раз, обещая значительно снизить процент и предоставить сразу товары. «Теперь они хотят подсунуть оружие и всё необходимое плохого качества, назвав этому высокую стоимость? А потому, даже с низким процентом, заработают столько же». Святослав не позволил девам сплясать в зале, объяснив их провожатому, что остановившаяся тут же его дружина – дикая и варварская, манер совсем не знающая, распалившись от зрелища женской плоти повредит красавицам, потеряв самообладание. Что касается сниженного процента, то к чему он, если другие дают без него вовсе?

Иудеи заподозрили блеф. Предусмотрительные, они стали узнавать, какие именно купцы собирались давать серебро князю и, никак не находя таковых, убеждались, что торг не проигран. Но у Святослава и на этот случай был выход. Собравшись якобы устроить смотр – это он объявил только касогам и другим вступившим недавно в его отряд местным, Ярославич попросил явиться не облачёнными, а принести всё в сундуках. Он знал, что жидовские соглядатаи обязательно наблюдают за всем происходящим в городе, как наблюдали за этим византийцы – не здешние ромеи, нет, а присылаемые прямо из Константинополя люди, постоянно пытавшиеся проводить тут политику, выгодную по ту сторону моря.

Принеся и свои запасы мечей, луков, щитов, шлемов тоже, уговорив Татиану предоставить набитые монетами сумы из закромов её отца, Святослав устроил спектакль с «получением» необходимого от диаспор. Понявшие, что остаются на обочине жизни Тмутаракани, чьё сплочающееся население решает общие дела и договаривается в обход них, хазары сдались, и противостояние, длившееся целый месяц, закончилось безвозмездным подарком князю некоторой значительной суммы, которая должна была покрыть расходы на коней и остальное, что ещё не успело приобрестись.

Следившая за всем этим Татиана окончательно покорилась властной, но относительно мягкой руке князя Черниговского, так умело сводящего и разводящего людей, сходящегося с ними, улаживающего конфликты. Особенно её поразило, как он отверг юных прелестниц, присланных иудеями. Никогда прежде не видела она такой выдержки у мужчин, и теперь была готова заделаться его верной помощницей, советницей и хранительницей его интересов. За все дни пребывания у неё, Татиана не была обижена ни словом, ни взглядом, а окружалась почтением и заботливым участием.

- Кстати, сестрица, - Святослав закончил обед, но не спешил встать из-за стола, - ещё просьба у меня к тебе будет, если не напряжёт она тебя, будь ласкова – исполни.

- Слушаю тебя, брат.

- Девочка – Ауле, можно будет оставить её на твоё попечение, когда уеду?

- Конечно! Это совсем простая просьба, не волнуйся, - улыбнулась женщина.

- Благодарю тебя. Не хочу тянуть её в обратную дорогу через степь и по Днепру, не для девиц такие похождения.

- Когда ты собрался отбывать? – не без печали спросила Мстиславова дочь.

- Как поплывут суда вверх по реке, так и отбуду. Не загощусь, если получится.

- Я вовсе не против и не гоню тебя.

- Меня гонит желание оказаться в Чернигове.

- А что на следующую зиму? Опять вернёшься? – в голосе отчётливо звучала надежда.

- Посмотрим. Я бы хотел.

Святослав осознавал, что наведённый порядок требует поддержания. И за лето-то неизвестно, что приключится без его присутствия! Год пропускать никак нельзя. Он посмотрел побежавшему из зала, наевшемуся Глебу в спину. Будь сын постарше! Можно было бы оставить его здесь следить за всем, но пока оставить некого. Алова уже прикрепил к жене, назначить Перенега воеводой Тмутаракани – самому без верного человека под рукой остаться. Разве что Яна Вышатича, если хорошо проявит себя, оставлять впредь при Киликии, а Алова сюда перевести… да нет, у него такая большая семья, не потащит же он их всех с собой! А без семьи перебираться негоже.

Сколько ни решал проблем Святослав, сколькие вопросы ни улаживал – появлялись новые и новые. Вот она – княжеская власть, которую многие так хотели. А ему, по-прежнему, милее были времена на Волыни, где они с Ликой никому не были интересны, жили по-простому, горя не знали. Но от судьбы не увернуться, и что даёт она, то приходится ловить, чтоб оно не обрушилось на голову, раздавливая.

В ожидании весны, Святослав каждый день посматривал на море – когда начнёт светлеть – и задирал лицо к небу, сверяясь с перелётными птицами. Те никак не хотели двинуться на север, забирая его с собой.

Примечания:

[1] Младший класс дворянства в Армении, сыновья и младшие отпрыски в знатных родах, иногда могли быть чем-то вроде рыцарей

[2] Духовное лицо армянской церкви наподобие архимандрита

[3] армянский государственный деятель, поэт, философ, переводчик и популяризатор античной литературы, годы жизни примерно 990 – 1059, т.е. на момент повествования он ещё жив

[4] Древний монастырь в одноимённом селе в Армении

[5] В оригинале летописей, разумеется, с одной «с» - Руськое

[6] Греческое название Чёрного моря – понт Эвксинский (Гостеприимное море)

[7] Князь

[8] Низший слой знати, дословно «свободные», выступали вооружёнными всадниками и наёмниками

[9] С греческого что-то вроде «искусства обогащения», можно сказать, жажда к наживе, предпринимательский дух

- Глеб, держи меч крепче! – напутствовал Святослав, упражняя сына. Его-то самого не отец учил, а дядьки и воеводы, кто придётся. Из-за этого разнообразия менторов, советчиков и тренеров, вероятно, и обрёл он мастерство, с которым редкий противник тягался. – Не так высоко! Ты открываешь свой бок для удара, не стоит этого делать, если не хочешь содержимое своего брюха собирать с земли.

Из дома в сад выглянула служанка. Она увидела сквозь кусты на площадке тренирующихся мужчин и, подойдя к ним, поклонилась:

- Князь, к тебе гость.

- Какой гость? – обернулся Святослав, опуская клинок.

- Ромей, по виду купец.