Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 56

— А я разве сказал, что твоя деланная магия плохая? — монах усмехнулся. — Вот придёт к тебе магия, сам поймёшь, какой мелочью занимаешься. Всё равно, что ложкой океан вычерпывать.

— Вы не правы, отец Лукиан.

— Да ты что! Ну так докажи, коли ошибаюсь.

— Возможно, деланная магия и выглядит несерьёзной по сравнению с Талантом, но её сила в другом. А пользы гораздо больше, между прочим.

Лукиан фыркнул.

— Пользы?

— Возьмём простой пример. Будете вы по полям ходить и сорняки убивать? Нет. А наша тележка обычному крестьянину сильно жизнь облегчит.

— Через месяц твои значки развеятся и вернётся твой крестьянин туда, где был. Или ты каждый раз будешь ходить по деревням да рисовать?

Я расхохотался.

— Вы сильно недооцениваете научную мысль. Мои связки с Печатями прослужат и год, и два. А если я установлю туда накопители эфира, то и десять лет.

— Всё равно, — упрямо продолжал настаивать монах, — маг должен заниматься Талантом, а Знаки даны для простецов.

— Отец Лукиан, а скажите тогда, почему Хозяйка не любит Таланты? Почему отсыпает за них столько «песка»?

От неожиданности монах закашлялся, обернулся и посмотрел на меня странным взглядом. Сердитым? Испуганным? Я не смог разобрать.

— Сам у неё спроси, — буркнул он и ускорил шаг.

Больше мы к этому разговору в тот день не возвращались. Хотя есть у меня подозрение, что Лукиан знает что-то о Талантах и в курсе, почему их так ждут за гранью. Не всё так с ними просто, я прямо не сомневаюсь. Вдруг некроманты специально были созданы Смертью как охотники за Талантами других магов? А остальные способности, вроде допроса мёртвых, всего лишь бонус от работодательницы? Вопросы, сплошные вопросы. Но пока я не готов задать их Той, кто точно знает на них ответы.

Как Лукиан ни торопился к благам цивилизации, за день мы не успели вернуться домой. Пришлось останавливаться на ночёвку, чтобы не плутать по тёмному лесу. Но я не сильно расстроился — ночи стояли тёплые, а в посиделках у костра в берёзовой роще есть своя особенная приятственность.

Я собрался вскипятить чай, взялся за котелок, но тот был в тёмных разводах, а на дне застыла толстая маслянистая корка, остро пахнущая травами. Точно, это же та дрянь, которой меня Лукиан мазал перед ритуалом.

— Руками не трогай, — предупредил он со смешком, — через кожу впитается, опять начнёшь по лесу бегать. Сполосни хорошенько и песком потри.

Кивнув, я пошёл к ручью. Но прежде чем смыть корку, отколупал кусочек, с осторожностью завернул в платок и спрятал в карман. Потом разберусь, что там за дрянь была намешана. Кто знает, где пригодится такой состав.

Остаток вечера мы провели молча. Лукиан не горел желанием общаться, на вопросы отвечал односложно и, только укладываясь спать, вдруг заявил:

— Ритуал не запоминай. Под каждого ученика надо свой придумывать, чтобы его из колеи выбить и мозги расшатать.

— А…

— Сам поймёшь, — махнул он рукой, — до дела дойдёт и разберёшься. Хозяйка будет за твоим плечом стоять, она и подскажет.

— Думаете, я начну брать учеников-некромантов? — я саркастически улыбнулся.

— А куда денешься, — в ответ осклабился Лукиан, — у меня уговор с Хозяйкой — ты мой последний ученик. Надоело мне с желторотиками возиться, хуже горькой редьки. Вот тебе науку передам, и следующего некроманта уже ты будешь учить.

Он расхохотался и завернулся в одеяло. Да уж, порадовал, ничего не скажешь. А меня спросить никто не желает, хочу ли я учить?

Моё возвращение наделало немало шуму в усадьбе. Вернее сказать, наделала одна лысая голова. Было много охов, ахов и причитаний.

— Костенька, да как так-то⁈ — Настасья Филипповна увидев меня принялась охать. — Такой молодой, а голова бритая. Ох, горюшко-то какое!

Никаких слов, что шевелюра отрастёт заново, она не слышала и продолжала печалиться. Марья Алексевна же посчитала такой вид крайне неуместным.

— Парик, Костя, надень парик и прекрати смущать меня и девушек неприличной картиной. Если уж умудрился обзавестись лысиной, будь добр прикрыть её подобающим образом.

Не знаю, что такого неприличного она разглядела в этой лысине, но таскать парик-пылесборник с завитыми локонами я точно не собирался.

Впрочем, через пару дней Марье Алексевне стало не до моего внешнего вида. Она наконец-то вживила Вахваховой на позвоночник две маленькие пластинки со связкой Знаков, и пришло время ставить княжну на ноги.

— Если бы папА увидел меня в таком виде, он застрелил бы вас на месте, Константин Платонович.

Вахвахова лежала на кровати в батистовой рубашке и специально сшитых для этого случая штанах. Но сейчас меня совершенно не интересовали округлости под тонкой тканью — следовало «одеть» княжну в экзоскелет, подогнать по фигуре и подстроить схему Знаков.

— Мало того, что вы видите меня почти обнажённой, так ещё и нарядили в мужскую одежду.

Девушка дёрнула щекой, когда я защёлкнул специальные замочки, заключая её торс в металлический корсет.

— Без сомнения он бы вас застрелил, даже не вызывая на дуэль. А мой папА, чтобы вы знали, стреляет лучше всех в армии.

Я затянул широкий пояс, не обращая внимания на её слова. Было видно, что княжна ужасно боится и пытается болтовнёй унять страх. Причём боится она не механизма, в который я заковывал её тело, а неудачи. Вдруг надежда не сбудется и она не сможет ходить после стольких мучений?

— Милочка моя, — Марья Алексевна, ассистирующая мне, склонилась над Вахваховой, — боюсь вас огорчить, но Константин Платонович великолепный стрелок. И замечу, никогда не проигрывал ни одной дуэли.

— Тогда, — княжна нервно сжала пальцы, — тогда папА заставил бы его жениться на мне, как честного человека. Скажите, Константин Платонович, вы честный человек?

— Сейчас, сударыня, я не человек, — не отводя взгляд от управляющих пластин на поясе, ответил я, — а ваш врач. А врачу, да будет вам известно, не обязательно жениться на каждой девице, которую он вылечил. Тем более скоро вы встанете и сами сможете предъявить мне все претензии.

Княжна нервно хихикнула.

— Нет уж, увольте, Константин Платонович. Ежели я бы захотела вас женить на себе, меня бы убили ваши ученицы. Уж они точно не отдадут вас кому-то постороннему. Лучше пусть папА займётся нашей свадьбой — он генерал, ему всё нипочём.

Её уже откровенно трясло от напряжения, а взгляд затравленно метался по комнате, как заяц. Нет, так не годится — сейчас у неё нервная система пойдёт в разнос и тонкое сопряжение с механизмом развалится, не начавшись. Я взглядом указал Марье Алексевне на княжну.

— Смотри сюда, милочка, — щёлкнув пальцами, княгиня привлекла внимание девушки, — следи за моей рукой и считай до ста.

— Один, два, три, четыре… Ай! Что вы делаете⁈ Не надо меня щипать!

— Проверяю чувствительность, — княгиня ухмыльнулась, — не прекращай считать. Кстати, ты перестала нюхать табак по утрам?

— По утрам? Да я вообще его терпеть не могу!

— Отвечай — да или нет. Перестала?

Я только улыбнулся: Вахвахова успокоилась, переключившись на возмущённое пыхтение. Так-то лучше — хрустальный кубик на поясе засветился зеленоватым светом, подтверждая соединение с имплантом в позвоночнике. Даже не знаю, чтобы я делал без волшебных рук Марьи Алексевны. Боюсь, моих умений не хватило бы, чтобы схема считывала нервные сигналы без вживлённых «маговодов».

Кольца «браслетов» защёлкнулись на ногах княжны. Подтянув ремешки, я оглядел всю картину целиком. Пожалуй, можно гордиться проделанной работой — механизм сидит как влитой и легко скроется под одеждой, не превращая девушку в механическое чудовище.

— Восемьдесят три…

— Сударыня, дайте мне руки.

Вахвахова перестала считать. В её взгляде промелькнул страх, а губы сжались в тонкую ниточку. Помедлив секунду, она решилась и протянула ко мне руки, будто собиралась обнять. Я взял её ладони, помогая сесть на кровати. Пальцы у княжны были совсем ледяные, но никакой дрожи или слабости в них не было.