Свободен - 2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 34

Но больше меня удивляет то, чего я не вижу. А не вижу я ни одной натурщицы, что обычно как щенки валяются по студии везде: на полу, креслах, бесформенных туфах, и той самой незаправленной кровати, к которой Элла отходит, чтобы рассмотреть шедевр Ростиса с другой точки обзора.

— Как она называется? — заметив наш к ней интерес, спрашивает Элла.

— Модус вивенди, — не задумываясь отвечает Ростис, разглядывая Эллу Лисовскую с интересом даже большим, чем она — его картину.

— Чистосердечно, — оглядывается она на чёрные простыни, что на полотнах Роса, как и на его кровати обязательный атрибут.

— Держи, твой чай, — приносит мой Заботливый кружку специально для меня.

— «Модус вивенди» это что? — спрашиваю я его на ухо, когда он наклоняется, чтобы её поставить.

— Образ жизни, — упирается он пальцем в альбом. — А этот снимок сделан когда?

— Рос! — кричу я, потому что он уже спрыгнул со стола и уже стоит там, возле Эллочки. — Фото, где вы с отцом на празднике перед тортом, сделано когда?

— Где празднуем днюху? Мне четыре или пять, посмотри с той стороны, — вижу я только его спину и отмахнувшуюся руку.

— Год моего рождения, — усмехается Артём.

— Погоди, — забираю я фотографию и буквально застываю. — Правильно, у вас с Росом разница в четыре года. Тебе тридцать два, ему тридцать шесть.

— Но? — берёт мой сладкоежка с блюда засахаренное манго.

— Но у Роса День рождения тринадцатого января, — поднимаю я глаза. — То есть, если верить рассказу твоей мамы, Елизаров улетел десятого, а через пару дней, то есть двенадцатого, нарисовался мой папаша.

— Как раз в крещенскую неделю, — прищуривается Танков, переставая жевать.

— И как он мог приехать в Питер, потом отпраздновать день рождения сына и снова вернуться, чтобы его оставили переночевать? Ро-о-ос!

— Вот до чего ты зануда, Лан, — нехотя возвращается он, правда времени даром не теряет: Эллу приводит за руку. — Чё надо?

— Этот мудак не был в тот год в Питере.

— Правда? — делано и равнодушно удивляется он, а сам обнимает Эллу сзади, и щекой трётся о плечо, затянутое в очередной свитерок. — Какая ты мягкая.

— Эл, он совершенно невменяемый, не обращай внимания, — спешу предупредить я, пока Артём разливает виски.

— Серьёзно? — улыбаясь, поворачивается она, едва не натыкаясь губами на щёку Ростиса, и склоняет голову, чтобы на него посмотреть. — А художники бывают другими?

— А тебе есть с кем сравнить? — спрашивает Рос, почти касаясь её губ.

Рос в принципе не садится обедать без натурщицы на коленях, и кровать для него пустая, если девушек не будет в ней минимум две, но от того, как между этими двумя искрит, аж меня пробирает. Хотя я ещё держусь.

— Кстати, вы с Артёмом не родственники, — толкаю я в его сторону по столу стакан с виски.

— Да, ты уже говорила, — останавливает он его, прижав Эллу к торцу, а потом берёт стакан в руку. — Хочешь… лёд? — спрашивает он не меня, словно и вовсе забыв, что здесь не один.

— Хочу, — не сводит с него глаз Элла, пока как удав добычу он гипнотизирует её взглядом.

— Тёма, сделай нам всем лёд, — и не думает Рос поворачиваться. — Ты хоть мне теперь, к сожалению, и не брат, но как старшему товарищу. Ты же знаешь где?

— Я знаю, — усмехается Артём, но за льдом идёт.

— Рос, отец не мог быть в Питере, в принципе, — кладу я перед ними фотографию. — Он был у тебя на дне рождения. Ты слышишь меня? Это — ложь! И кто-то явно ему заплатил, чтобы он соврал. Рос, блин!

— Я слышу, милая, — поправляет он за ухо Эллочки её волосы. — И анализ фальшивый, я понял. Но я об этом ничего не знаю. Он у меня в этот раз даже не жил.

— А где он жил? — пристаю я, пока они там друг другу улыбаются.

— Я же сказал: поговори с ним сама, он пришёл в себя, — так и не сводит Ростис с Эллы глаз. Ну, совершенно невозможно равнодушно смотреть на эту парочку.

— Может мы поедем домой? — вздрагиваю я от ледяных рук мужа и его горячего шёпота. Похоже, завелась сейчас не я одна.

И я ещё вижу, как Ростис запускает ладонь в ведёрко со льдом. Как закидывает кубик в рот и предлагает Элле, держа в зубах.

— Думаю, до утра о них можно не волноваться, — целую я моего Соблазнительного в лифте так, словно мы год не виделись.

— Думаю, мы тоже до дома не доедем, — прижимает он меня к стене. — Но предлагаю дойти хотя бы до машины.

— Да лифт уже был, — улыбаюсь я, — не будем повторяться.

А потом была машина. И прихожая. И спальня. И душ.

И утро, проведённое в постели, вместе, в тишине и неге, когда нам в принципе было всё равно день за окнами или ночь. Будни сегодня или выходной.

Думать хотелось только о будущем. И смотреть только на фотографии домов, что привёз риелтор. И мечтать о детской комнате с белой круглой кроваткой, что так запала в душу.

Но хочешь не хочешь, а мысли снова возвращались к «нашим баранам».

— Рос, а куда делись все твои натурщицы? — хожу я по кухне с телефоном в руке и Тёмкиной рубашке на голое тело. Вот что подобрала на полу, чтобы прикрыть наготу, в том и хожу. Как все девочки, тоже люблю мужские, а особенно ношеные, пропахшие за день запахом моего мужчины рубашки.

— Если ты звонишь узнать всё ли в порядке с Эллой, уверяю тебя, с ней всё в порядке. И да, она всё ещё у меня, — слышу я звук поцелуя, Элкин сдавленный смешок и скрип матраса, на который заваливается Рос. — А натурщиц разогнал. Надоели. И вообще я расстроился из-за отца, был в депрессии.

— Ты был в депрессии? — облизываю я палец, закрывая банку с майонезом. Что-то так захотелось оливье, что я даже не поленилась сварить овощи и отправила Артемона за колбасой и горошком. А когда он ушёл, набрала брата.

— Я художник или где? — картинно обижается он. — Натура нежная, творческая, ранимая.

— Слушай меня, ранимая натура, я не буду разговаривать с отцом. Ты знаешь, как я к нему относилась до этого, а теперь отношусь ещё хуже. Этот мудак продал меня дважды. Сначала выставил на улицу, оставив без квартиры. А теперь сорвал мою свадьбу. Слышишь? Мою. Свадьбу. И я знаю, что тебе плевать. Но снимай с колен тощую задницу своей новой подружки. Езжай в больницу. И до той поры пока ты не узнаешь кто ему заплатил, и всю правду об этом, ты мне не брат. Понял?

— Так, по первому пункту всё, — слышу я в трубку возню. — Только, кажется, у меня получилось наоборот. Ты точно сказала «снимай с колен», а не «тащи на колени»? Прости, перепутал. Но ничего. Надеюсь, с остальным я справлюсь.

— Попробуй только не справится! — рычу я, выключая телефон, когда там начинаются такие характерные и привычные для Ростиса звуки. Причём он может и не обратить внимание на то, что телефон включён. И трахать там Эллочку до изнеможения, будь рядом не то, что телефон на связи, хоть репортёры с камерами.

Но, чёрт побери, как же он заводит этой своей раскрепощённостью. Я еле дождалась мужа. И совершенно ошеломила его своим напором.

— Ты прямо аппассионатища, — едва переводит он дыхание, распластавшись поперёк кровати. — И не подозревал в тебе столько страсти.

— Я десять дней переживала, что мы могли быть родственниками.

— Хочешь сказать, что десять дней мы грустно занимались сексом в полноги? — ржёт он.

— Да, поэтому больше не хочу себе ни в чём отказывать.

— А мне кажется нам надо чаще ездить к Росу.

«Или звонить», — мягко добавляю я про себя.

— Доделаешь салат? — разваливаюсь я рядом. И знаю, как сейчас полезли на лоб его глаза, но кто же будет перечить женщине после такого секса? К тому же беременной женщине!

— Ну как? — преданно заглядывает он в мои глаза, когда я ем прямо из салатника.

— Божественно, — жую я, закатывая глаза. — А что ты ещё купил?

— Много чего, но я тут подумал, — улыбается он. Робко тянется своей ложкой к салату, но я жёстко останавливаю её своей.

После небольшой дуэли на столовых приборах за еду, я остаюсь победительницей. А он, повесив голову на грудь, стойко принимает своё поражение.