Свободен - 2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 7

— Кто тебе это прислал?

— А ты как думаешь?

Я много чего думаю. Но уверена, что бегать по урнам, собирая чеки, по указке Захара за моей спиной могла только Светочка. Для всякой «грязной» работёнки он и держит её на коротком поводке.

А ещё: какая же я дура, раз меня так легко и нелепо подставили. И ведь даже не почувствовала подвоха. Дёргалась, нервничала, всё что угодно, только не думала. И вляпалась просто классически.

И хуже всего, что всё, что бы я сейчас ни сказала прозвучит жалко. Я уже оправдывалась, когда пришла. Я уже соврала, что «гуляла». И уверена, он это почувствовал: фальшь и мой дурацкий обман. И слишком расстроен, чтобы мне пробиться сквозь заслон его скорби, неверия и отрицания, но я всё же пробую.

Я вручаю ему свой телефон с фото.

И пока он закрывает глаза, не желая это видеть, и тяжело выдыхает, чтобы как я пару минут назад снова набрать полную грудь воздуха, тянусь через столик и беру его за руку.

— Тебе не кажется, что нас пытаются поссорить?

— Лан, это был невинный жест, — сжимает он мои пальцы. — И как бы это не выглядело, разговор был сугубо деловой. Она сказала: «Не слушай его!» про моего отца и прошла дальше.

— Тём, мы говорили о тебе. И вдруг он наклонился и спросил не грязная ли у него щека. Но как бы это ни выглядело, я с ним не целовалась и не собиралась. Мы поговорили, и он ушёл.

— Я знал, что это был Захар. Грязный след у тебя на щеке, он оставил его, чтобы я точно знал, что это был он. Что вы виделись. А потом прислал эти фото.

— Но зачем?!

— Ты уже ответила на свой вопрос, — прижимает он мою руку к губам, и меня током пробивает от этого, такого привычного, прикосновения, по которому я уже так сильно успела соскучиться. — Чтобы мы поссорились.

— Но зачем? — искренне не понимаю я.

— Непрочные отношения это рушит. На раз. Ты промолчала, соврала, скрыла, значит, тебе понравилось его внимание. Если эту встречу ты решишь утаить от меня, значит, он может рассчитывать, что утаишь и следующую. А на следующей не ограничиться одним разговором.

— Он вообще тебе друг? — качаю я головой, глядя в его любимые глаза.

— Конечно. Иначе не оставил бы эту «метку» на щеке. Меня он поставил в известность. А дальше выбор был за тобой. Что тебе дороже: я или приятная интрижка с Захаром.

— Серьёзно?!

— Вполне.

— Но это же подстава. Особенно эти фото.

— И я это знаю, в том-то и дело. Знаю, что разговор был обо мне, иначе он не заставил бы тебя задержаться. И знаю этот его трюк с якобы поцелуем. Я всё это знаю. И, если ты выберешь его, я тоже должен был узнать. И тогда просто предъявить тебе эти фото, и на этом всё.

— Зачем же тогда будут нужны эти фальшивые снимки, если уже можно будет наделать настоящих?

— Потому что не будет настоящих, пока мы не расстанемся.

— Ах, ну да, он же тебе друг. Настоящий. И дай-ка догадаюсь, — у меня аж в горле пересыхает. Я забираю у него руку и отпиваю кефир. Залихватски вытираю рот рукавом. — Он бы съехал, да? Захар? Я бы тебя бросила, а он бы съехал? Такой расклад?

— Угу, — пьёт он после меня. Глотает густой холодный напиток, пока я качаю головой и мысленно шлю на их упругие задницы рои жалящих ос. Чтобы они потом неделю сидеть не смогли, засранцы, за эти свои трюки. — Или не съехал, — тоже вытирает он рот рукой.

— И ты… — просто нет у меня слов. — Неужели ты во мне засомневался?!

— Нет, — уверенно качает он головой.

— Зачем же тогда мы ссоримся?

— Сейчас объясню, — встаёт он и за руку выводит меня из-за стола, что нас разделяет. — Вот за этим? — шепчет он.

А потом привлекает к себе. Нежно-нежно. Осторожно-осторожно. Словно я стеклянная. Словно мы только что познакомились. Такая скованность, сдержанность, будто неловкость в его движениях.

«Боже, мы и правда словно миллиард лет не виделись и почти забыли друг друга», — обнимаю я его, прижимаюсь, растекаюсь лужицей у него на груди.

Нет, вплавляюсь в него как олово в медь. Но в этой доменной печи его рук, адском пламени его поцелуя из нас получается не сплав, а кевлар — бронезащита, которую не погнуть, не пробить, не разрушить. Никому. Потому что мы созданы друг для друга. И мы вместе.

— Я так люблю тебя, — выдыхаю я в его губы, — что готова убить, лишь бы ты не достался никаким Эллочкам.

— Я твой, невозможная моя, весь твой. И сердцем, и душой, и телом, и мыслями, и снами, и мечтами. Я скорее умру, чем тебя предам. У меня полгода никого не было с того самого дня, как ты появилась в офисе, а ты на меня даже не смотрела. Только не спрашивай меня как я справлялся, — улыбается он.

— Почему у меня такое чувство, что с утра прошло как раз полгода? — снимаю я с него очки, рубашку и заваливаю на диван.

— Всё разговоры потом? — сам избавляется он от ассортимента нижней одежды, представленной на наших телах.

— К чёрту разговоры! — решаю я оседлать этого Неприручённого Льва.

И не знаю, как у других дрессировщиц, а мой рычит исключительно по делу.

Рычит, урчит, мычит, пыхтит, стонет, матерится и… мурлычет, весь мокрый, откинувшись на диванные подушки.

— Что это было, Неукротимая моя? — поднимает он голову.

— Урок доверия, мой свирепый ревнивый лев, — освобождаю я его хвостик от резинки и взлохмачиваю волосы.

— Слушай, я, конечно, понимаю, диета все дела, — резко садится он вместе со мной. — Но я видел ты там мясо купила. Хочешь, я пожарю? Раз уж ты тут весь день убиралась. Ужин с меня.

— А я пожалуюсь тебе на Захара. Представляешь, он сказал, что я плохо одета, — надуваю я губы.

— Бесподобная моя, этот приём называется «негхит», — смеётся он. — Ему пришлось тебя немного деморализовать, чтобы лишить возможности мыслить критично.

— И это вы называете дружбой? — вдыхаю я божественные запахи жарящегося мяса, похрустывая ломтиком свежего огурца, который мне поручено резать.

— Дружба дружбой, но ты ему нравишься, Лан. Очень нравишься. И он станет первым, кто вобьёт клин, если наши отношения дадут трещину, — колдует он над сковородой. — С тобой он вряд ли отказался бы от второй встречи.

— Так, ты мне зубы не заговаривай. Со мной ему не светит как китайскому фонарику над Шанхаем. Давай рассказывай про «негхит».

— Хорошо, — улыбается он. — Рассказываю, как это работает. Ты явно была недовольна тем, что он появился. Так?

— Конечно. Я же не слепая, что у него только что слюна не капала с клыков, — принимаюсь я резать перец. — Он это особо и не скрывал. Я волновалась. И злилась.

— Вот. Поэтому на твой «бич шилд», то есть стервозность, чтобы пробить этот щит, он и решил тебя немного ошарашить. Тебе было неприятно и некомфортно, да?

— А ещё я как дура начала оправдываться, — откладываю я нож, и, поставив локти на стол, откусываю сладкий перец. — Чёртовы вы пикаперы!

— Я — нет, — смеётся мой Великолепный. А в этом фартуке и на кухне, так просто Адово Прекрасный. — А вот Андрюхе нравится, он у нас Мега-мастер.

— А я вот это всё слышала именно про тебя. И про «без срывов» тоже. От тех двух подружек с Кирюшей, что были с нами на Стеклянном мосту.

— Зита и Гита? — ржёт он просто в голос. — Понятия не имею как их на самом деле зовут, но они всегда ездят вместе, поэтому Захар их так и прозвал. Так вот, значит, с чего ты начала задавать вопросы про пикап?

— Да, наслушалась их в туалете. А они, знаешь, особо в выражениях не стеснялись.

— Мега-мастер и «без срывов» — это у нас Захар. Хотя он любит мне приписывать свои таланты.

— А я, значит, сорвалась? Поэтому Захару захотелось пооттачивать на мне своё мастерство? — отрезаю я ещё кусок перца. — И давай объясняй, объясняй, что там должно было произойти дальше.

— Объясняю. Тебе было неловко. Неприятно. И особо рассказывать такие моменты мы все не любим. Поэтому пятьдесят на пятьдесят, что о разговоре с Захаром тебе захотелось бы промолчать. Или вторые пятьдесят: сказать полуправду, не всё.