Дело медведя-оборотня - Персиков Георгий - Страница 30

Бекасский вскочил с тахты, словно подброшенный пружиной, улыбка судорожно застыла на лице, превратив его в подобие маски. Потом одним движением он сбросил шлафрок, оставшись в темном трико, и подошел к стене зала, где висела небольшая коллекция оружия, в основном наградного и парадного. На секунду он замер в задумчивости, прикидывая.

– Конечно, лучше всего было бы пристрелить вас как бешеную собаку, которой вы и являетесь, но для пистолетов тут, пожалуй, тесновато. А вот зарубить вас полицейской шашкой было бы весьма иронично, держите!

Муромцев поймал за рукоять брошенное ему оружие. Отличная шашка кавказского образца, не слишком длинная, не слишком тяжелая, хорошо сидит в руке. Он повернулся к врагу лицом и хотел было сказать ему «Защищайтесь!», но слова застряли в горле, потому что Бекасский уже кинулся на него с диким воплем, метя острием прямо в глаза. С трудом увернувшись, Муромцев выскочил на свободное пространство в центре зала и принялся теснить юркого противника. Бекасский оказался ловким фехтовальщиком, быстрым и техничным, но на стороне Муромцева было преимущество в силе и три самых простых движения шашкой, заученные в полицейской школе, и это давало свои плоды – сыщик постепенно прижимал соперника в угол, осыпая его яростными ударами. Вот он под звон хрусталя лягнул надоедливый столик, махнул шашкой по широкой дуге, срезав свечи с тяжелого бронзового канделябра. В зале стало заметно темнее и сильно запахло пряностями из разлитого глинтвейна. Бекасский отступал, с напряжением отражая тяжелые удары, наконец он сделал неловкий выпад и, оступившись, завалился на спину закрываясь клинком, на его лице мелькнул ужас.

– Вставайте, вставайте! – переводя дыхание, пригласил его Муромцев. – Если бы я хотел вас просто зарезать, то не вызывал бы на дуэль.

Его противник осклабился в ответ, сделал вид, что собирается встать, но вместо этого неожиданно метнулся вперед и полоснул Муромцева по ноге. Сыщик с проклятьем отступил назад, зажимая рану. Артерия была не задета, но каждая попытка наступить на эту ногу отдавалась ослепляющей болью. Он в отчаянии покрутил головой – Бекасский во всем этом кавардаке успел куда-то спрятаться. Муромцев медленно отступал, вглядываясь в предательскую полутьму, пока не споткнулся о приступку возле печки. Он покатился кубарем, потеряв шашку, и напоследок грохнулся спиной об стену, обрушив на себя коллекцию венецианских масок, мирно висевшую для обозрения гостей. Вокруг валялись раззолоченные «коломбины» и «панталоне». Одна из масок, упала сыщику прямо на колени, и он машинально поднял ее и поднес к глазам. Это была безротая маска Бауты, чудовища, которым пугали итальянских детей. Она была белоснежной, окантованной золотом, и только в одном месте ее белизна была безнадежно испорчена – там, где на ней темнели капли давно запекшейся крови.

– Личина! – Муромцев с отвращением отшвырнул находку. – Вот как выходит! Маска венецианского сановника, а вовсе не берестяное рыло простолюдина! Так это вы все устроили от начала до конца! И на Ксению вы напали, чтобы убрать с дороги меня и Будылина! Убивали людей ради своих интриг! Да вы настоящее чудовище!

– Ну зачем же вы, Роман Мирославович, право слово. Когда я был так прост? – Бекасский бесшумно вышел из дверей кабинета, держа руку за спиной, словно приготовил гостю некий приятный сюрприз. – Первую девчонку действительно убили братья Хольшевы, не из-за ревности, конечно, это все чушь. Из-за сережек. – Он хохотнул. – Сережки у нее были действительно дорогие, с изумрудами. А дальше… дальше я решил сымпровизировать. Скажем так, у них появился очень талантливый подражатель.

– Ну что же, значит, пришла пора положить конец этому затянувшемуся маскараду! – Муромцев шарил по полу в поисках шашки. – Готовьтесь защищаться! И где ваше оружие?

– Погодите, погодите! Вы ведь не разгадали мою загадку про звезду! А разгадка у меня здесь! – Он выхватил из-за спины страшное орудие, необычный кистень, рукоять с цепочкой, к которой был приделан тяжелый шипастый шар, блестящий и сверкающий в неровном свете свечей. – Вот, простите меня за каламбур, звезда моей оружейной коллекции! Не люблю, когда много крови, а вы и так порядком испачкали мне ковер!

«Моргенштерн, утренняя звезда! Она блестит как…» – успел подумать Муромцев, прежде чем оружие обрушилось на его голову.

Барабанов, совершенно ошалевший от рассказанной истории и без успокаивающих его папирос, все чаще вскакивал, поправлял по многу раз простыни и подушки, открывал и закрывал окно и к концу рассказа отца Глеба, не находя себе других занятий, уже просто расхаживал от стены к стене.

– Вот снова вы на самом интересном месте останавливаетесь! – посетовал он товарищу. – Вы, часом, раньше в журнале не работали? Не тяните! Что стало с Романом Мирославовичем? А с Ксенией? И главное, куда подевался Бекасский?

Отец Глеб выдержал долгую театральную паузу, открыл было рот, но голос раздался из совершенно другого конца палаты:

– Слишком много вопросов, Нестор. Я же учил вас – сначала выслушайте ответ, потом задавайте следующий.

– Оооо! Роман Мирославович! Наконец-то! Нет-нет, не надо садиться, доктор не велел! Вот, выпейте воды…

Барабанов первым делом порадовался возвращению друга и уже потом со всей учтивостью выспросил у него папиросу. Когда он облегченно закурил, Муромцев закончил рассказ за отца Глеба:

– Ксения до сих пор лежит в клинике при монастыре, и ей по-прежнему нужен постоянный уход, спасибо вам, отец Глеб, что вы заботились о ней в трудные для меня времена. Я же так и не смог оправиться после того ранения. Меня отправили в бессрочный отпуск по болезни. Я больше не годился для работы в сыске. По крайней мере, я сам так думал, пока не появился Будылин и не пригласил меня обратно на службу. А последствия этой травмы и стресса вы сами прекрасно видели.

– А что с Бекасским? – не унимался Нестор. – Его поймали?

– Увы, – покачал головой Муромцев. – Негодяю удалось скрыться. Последний раз его видели в Петропавловске-Камчатском, пытались арестовать, но безуспешно, он снова бежал. Говорят, он направлялся в Америку. В любом случае больше о нем ничего не слышали.

В городской больнице было тихо. Крашеные полы пахли мокрой тряпкой и хлоркой. На посту, у керосиновой лампы под зеленым абажуром, дремала старенькая сестра милосердия, подперев голову рукой. Из приоткрытой двери ближней палаты доносились голоса. На кровати, стоявшей у окна, лежал Муромцев, на голове его был компресс. Солнце уходило на запад, и желтые лучи красили белую комнату в золото. Рядом с кроватью на табуретах сидели отец Глеб и Барабанов. Роман попросил Нестора открыть окно и закурил. Отец Глеб заботливо помог начальнику лечь повыше, поправив жесткую подушку, серую от бесчисленных стирок. Роман откашлялся, снял со лба повязку и сказал:

– Господа, в свете последних событий вы должны понимать, что мне придется драться с этим Рафиковым, черт бы его побрал. Я прошу вас быть моими секундантами.

Нестор попытался что-то сказать, но Муромцев жестом остановил его и продолжил:

– Итак, выбор оружия за Рафиковым. Честно признаться, я бы предпочел кавалерийскую саблю, хотя пистолеты тоже сойдут. Насколько я понимаю, в дуэльном кодексе вы ничего не смыслите. Поэтому в двух словах объясню ваши обязанности. Для начала вам необходимо выяснить имена секундантов Рафикова, связаться с ними и узнать условия, а именно: какое оружие выберет Рафиков, где будет происходить дуэль и по каким условиям: через платок, то есть в упор, на двадцати шагах и так далее.

– А какие еще бывают условия? – поникшим голосом спросил Нестор.

– Разные, Нестор. Есть с одним выстрелом, есть до первого ранения и, наконец, смертельная дуэль. Здесь объяснять не надо?

– Господи, помилуй, – сказал отец Глеб, – Роман Мирославович! Неужели никак нельзя иначе? Я слышал, что секунданты должны постараться уладить конфликт миром! Позвольте мне поговорить с Рафиковым! Ведь вы так слабы! Какая вам дуэль? Какие сабли?!