Дело медведя-оборотня - Персиков Георгий - Страница 31

– Нет, дорогой отец Глеб, откладывать дуэль нет смысла. После моего похода в собрание мне кажется, что события начнут развиваться более стремительно.

– Опять ваше предчувствие?

– Путь будет предчувствие, – улыбнулся Роман.

Нестор встал и принялся ходить по палате, скрипя половицами. Затем остановился и сказал:

– А я ведь ждал какой-либо подлости от этого субъекта! Если… если он вас… я потом сам найду его, честное слово, Роман Мирославович!

– А вот это я запрещаю тебе, – строго сказал Муромцев, приподнявшись на руках, – слышишь, Нестор?! На каторгу захотел? А то и на эшафот! У нас дело незаконченное, ты не забыл?!

Нестор махнул рукой и снова уселся на табурет. Отец Глеб похлопал его по плечу и собрался было что-то ему сказать, как дверь тихо приоткрылась и в палату, осторожно постучав, вошел Рафиков.

Нестор бросил на него гневный взгляд. «На ловца и зверь бежит, – подумал он. – Небось сам пришел условия дуэли обговаривать, подлец». Рафиков, проигнорировав яростный взгляд Барабанова, посмотрел на отца Глеба, затем на Муромцева и слегка поклонился. Те ответили ему такими же скромными кивками. В палате на мгновение повисла гнетущая тишина, Рафиков почему-то заволновался. Стоя перед кроватью Муромцева, он переступал с ноги на ногу, то и дело поправляя мундир.

– Вы что-то хотели мне сказать, господин Рафиков? – начал первым Муромцев.

– Да, – наконец смог выдавить из себя он, – господа… господин Муромцев. Милостивый государь! Я вынужден официально принести вам свои извинения!

– Что? – Нестор вскочил с табурета, с шумом уронив его.

– Не перебивайте меня, молодой человек, – сдержанно процедил Рафиков. – Итак, повторяю, я приношу вам, Роман Мирославович, официальные извинения за свое неподобающее дворянину и государственному чиновнику поведение. И мусульманину в конце концов. Теперь для меня вполне очевидно, что вы были правы, а я, старый царедворец, не понимал, откуда ветер дует, так сказать. Я был полностью уверен, что мне удастся вас переиграть, но, увы, проиграл я сам.

– Продолжайте, – спокойно сказал Муромцев. – Что же открыло вам глаза?

– Сначала я хочу знать, – сказал Рафиков, глядя на Муромцева, – принимаете ли вы мои извинения?

– Бог с вами, принимаю, – махнул рукой Роман. – И вы меня простите за ту перчатку. Теперь к делу! Что случилось, Рафиков?!

Полицейский поднял табурет, на котором до этого сидел Нестор, поставил его ближе к кровати и сел.

– А дело в том, – шепотом сказал он, – что сегодня ночью в подлеске возле своего дома был убит Кольбин.

После этих слов Муромцев ударил кулаком по тумбочке, стоявшей у кровати, и резко сел. Отец Глеб кинулся к нему со словами:

– Роман Мирославович, что же вы! Вам нельзя вставать!

– Оставьте меня, отец Глеб, Христа ради! – ответил Роман. – Продолжайте, господин Рафиков. При каких обстоятельствах он был убит? И убит ли?

– Да, несомненно. Его растерзал медведь, по крайней мере, труп выглядел так, будто его растерзал медведь. Но согласитесь, тут дело другое, ведь Кольбин взрослый мужчина, а не беззащитная девочка-подросток. Я уверен, что это дело рук человеческих. Кто-то обхитрил его, несмотря на то что Кольбин – человек неглупый, со всеми его причудами он был все-таки кандидатом в члены Академии наук! Надо полагать, что его убил тот же самый маньяк.

– Почему вы так думаете? – быстро спросил Муромцев и знаком показал отцу Глебу, чтобы тот все записывал. Тот тут же вытащил свой уже весьма потрепанный блокнот и нацепил очки.

– Почему? – переспросил Рафиков. – А я вам доложу. Значит, так, на месте преступления были обнаружены те же следы кожаных сапог, что на прошлых местах убийств.

– И все? – снова спросил Роман, закуривая очередную папиросу.

– То-то и оно, что не все, – Рафиков снова перешел на шепот, – там, шагах в десяти от трупа, я обнаружил березу. Загнутую к земле березу, господа.

Порыв ветра вдруг ударил в окно, и створка громко стукнула о дужку кровати. Отец Глеб закрыл окно и задернул тяжелую желтую штору. Тем временем Нестор зажег керосиновую лампу и поставил ее на тумбочку у кровати. Причудливые тени заплясали по стенам, а вокруг абажура тут же засуетилась мошкара, налетевшая с улицы. На шум приковыляла сестра милосердия. Он заглянула в палату и грозно крикнула:

– Господа, курить не дозволяется в палатах! Дохтур запретил!

Нестор подбежал к двери со словами:

– Все, все, уже никто не курит! – Он закрыл у нее перед носом дверь и обратился к Муромцеву: – Но как это связать, Роман Мирославович?! Нынче не полнолуние, не похоже на прежний модус операнди! Жертва не девочка, тем более, я так понимаю, изнасилования не было! Ведь не было, господин Рафиков? Вы проверили? Вскрытие произвели?

Рафиков покраснел и смутился, промолчав. Тогда Муромцев, опустив ноги на пол, посмотрел на Рафикова и сказал:

– А я отвечу вам, господа, как это связать. Когда вы, милостивый государь, вчера устроили свое блестящее выступление в дворянском собрании, достойное столичного театра, вы упомянули Кольбина! И при этом бездумно сообщили, что он собрался написать список всех, кого он встречал в лесу. И его убили! Впрочем, вы сами должны это понимать. Вы разгласили тайну следствия, и вот, человека нет теперь.

Рафиков сидел, потупив взгляд, и молчал. Муромцев тем временем продолжал:

– Ладно, скажите – он успел написать этот список? Вы провели обыск в его доме?

– Да, – тихо ответил Рафиков, – обыск был проведен, но, как оказалось, без нужды. Его полуслепой лакей сказал, что хозяин часто предавался размышлениям в лесу, где и писал свои заметки. Там его и нашли. Список этот он писал в своем блокноте карандашом. Однако мы смогли прочитать лишь несколько фамилий уже известных нам охотников. Все страницы были вырваны. Сделать это не мог ни медведь, ни оборотень, разумеется. Это был человек, из плоти и крови.

Сквозь белесые от извести окна местной прозекторской пробивался тусклый свет. В сумерках красный крест над входом казался зловеще черным. В одном из окон иногда появлялись расплывчатые силуэты, каждый раз заставляя старого пса во дворе тревожно завывать. Так воют собаки, когда в доме покойник. Пес не ошибся – несколько часов назад сюда привезли тело Кольбина, над которым сейчас со скальпелем, пилой и трепаном колдовал Барабанов в компании Муромцева и отца Глеба.

На столе в центре прозекторской лежало тело несчастного составителя энциклопедии, так, увы и не дописанной. В свете керосиновых ламп со специальными отражателями труп казался безобидной восковой куклой, если бы не вскрытая грудная клетка с торчащими ребрами. Нестор внимательно изучал каждый сантиметр убитого, иногда беря в руки большую лупу. Увидев что-то интересное, он довольно мычал что-то под нос и тут же делал пометки в блокнот, оставляя кровавые отпечатки на страницах. Муромцев и отец Глеб стояли поодаль, у стены и старались не мешать Нестору. Священник тихо обратился к сыщику:

– Дорогой Роман Мирославович, вот и ушел в мир иной наш главный подозреваемый! Это значит лишь одно – должен появиться другой. Не знаю, о ком вы там думаете и есть ли у вас кто на примете, но, памятуя о вашем опыте, я бы хотел обратить внимание на Рафикова. Вам не кажется, что уж очень ретиво он старался прекратить расследование?!

Муромцев задумчиво крутил пуговицу пиджака.

– Вы так думаете? Как по мне, так он глуповат для таких выкрутасов, – ответил он.

– Но тем не менее, – продолжил священник, – он, возможно, уничтожил страницы из блокнота, где наверняка была его фамилия!

– Что ж, эту версию легко проверить, надо лишь узнать время смерти и выяснить, где тогда находился наш доморощенный дуэлянт.

Тем временем Барабанов отошел от стола, стянул с руки окровавленную перчатку, вытащил из кармана висевшего на гвозде пиджака папиросу и прикурил от лампы.

– Нестор, ты закончил? – спросил Муромцев.

– Да, Роман Мирославович, осталось теперь зашить, но я попрошу Евгения, сил нет уже.