Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир - Страница 44

На крючке, заколоченном в стенку фургончика, висели часики марки «Кноккер» со встроенным механическим устройством выводить людей из себя, невзирая на их возраст, черты характера или образ жизни, ну или просто выводить людей из сна.

Схватив часы, шут вытащил ключик. Звяканье в тот же миг стихло.

Откинув в сторону одеяло, Гуффин поднялся на ноги и, покачиваясь, направился к стулу, на котором лежало (или попросту валялось скомканное) его пальто, и на спинке которого висел зонтик. Его любимые-нелюбимые вещи, которые и делали его собой, они были здесь, а не сгорели в топке…

– Не выйдет, – пробормотал Гуффин, потирая глаза и зевая. – Я еще тут.

– Вы еще тут, – раздался низкий властный голос, и Гуффин повернулся к кровати Пустого Места, где в темноте, вальяжно закинув ногу на ногу, сидел коренастый и слегка отягощенный брюшком джентльмен в дорогом костюме и высоком цилиндре Он глядел на шута, не моргая, словно ожидал, как тот отреагирует на его присутствие.

И Гуффин отреагировал:

– Вас не спрашивали, – огрызнулся он.

– Прошу прощения, я полагал, что вы обратились ко мне.

– Не к вам. И не смейте извиняться. Вам это не к лицу. Важность! Больше важности!

Господин в цилиндре на миг задумался, после чего кивнул. Сунув пухлую руку во внутренний карман пальто, он извлек сигару и многозначительно глянул сперва на нее, потом на шута.

– Что еще? – не понял Гуффин.

– Если вы думаете, что сигара сама себя подожжет, вы ошибаетесь.

– Чуть меньше важности.

Господин в цилиндре нахмурил кустистые брови.

– Вам стоило бы проявить чуть больше вежливости и почтения. Не забывайте, с кем говорите.

В первый миг Гуффин в ярости сжал кулаки, а затем… улыбнулся.

«За-ме-чательно, – подумал он. – Просто превосходно…»

– Вы выглядите вполне бодрым, сэр, – с завистью сказал Гуффин – себя он чувствовал совершенно разбитым. – Кажется, вы готовы к великим, не побоюсь этого слова, свершениям.

– О, не сомневайтесь, – Джентльмен в цилиндре прищурился и оглядел шута с головы до ног, отмечая его взлохмаченные волосы, глубокие синяки под глазами и болезненную бледность. – Но о вас такого не скажешь.

Гуффин поджал губы.

– Да уж… великие свершения… – проворчал он. – Куда там! Я весь в работе – головы поднять некогда. Не покладая рук забрасываю уголь в топку. Вы прочитали все, что я просил?

Джентльмен в цилиндре медленно опустил руку и постучал пальцами по стопке лежавших рядом газет.

– Разумеется. Ознакомился, пока вы спали. Хотя ваш храп меня постоянно отвлекал.

– И что вы думаете?

Джентльмен в цилиндре взял верхнюю газету из стопки. Это была вчерашняя Тремпл-Толльская «Сплетня». Окинув передовицу лишенным какого бы то ни было интереса взглядом, он сказал:

– Я заинтригован.

– Заинтригованы? Это уже что-то…

Джентльмен в цилиндре сделал вид, будто не различил насмешки в голосе шута.

– Мрачные дела творятся. Над Габеном сгустились тучи.

Гуффин в первый миг даже поморщился от той театральной драматичности, с которой прозвучали слова его собеседника, а потом вспомнил, где они с ним находятся. Драматичность и театральность были вполне уместны в доме на колесах посреди уличного балагана. И все же он не смог не ответить:

– Ну конечно, тучи сгустились – сейчас ведь осень. Самая тучная пора.

– Вы хотите услышать мое мнение касательно того, что творится?

– Само собой, нет. Думаю, у вас неоднозначное мнение.

Джентльмен в цилиндре кивнул, и Гуффин спросил:

– Что вы будете делать, когда покинете балаган и Фли?

– Скажем так, меня ждет… встреча.

– Встреча, да, – усмехнулся Гуффин. – А меня ждет пьеса. Ждите здесь. Я выпровожу этих недоумков и вернусь за вами. Они не должны вас увидеть. Никто не должен вас увидеть.

– Я помню. Вы говорили об этом.

Гуффин натянул пальто, бросил угрюмый взгляд на собеседника и покинул полосатый фургончик…

…Последний стул встал с правого края последнего ряда напротив сцены. Проныра придирчиво оглядел его, чуть поправил и плюхнулся сверху.

– Мне все это не нравится, милый мистер Проныра, – прошамкал Заплата, усевшись на стул по соседству.

Проныра не ответил. Он про себя пересчитывал стулья: десять рядов по шесть стульев в каждом – итого шесть десятков стульев. Задание, которое выдал им с Заплатой Гуффин, было выполнено.

Переулок и впрямь начал напоминать театр.

Сцена была сколочена – она подходила вплотную к стене дома, в которой чернела низкая дверь, – на памяти Проныры эта дверь никогда не открывалась, и на ней висел большой ржавый замок. У тыльной части сцены, у самой стены, рулонами лежали свернутые задники с видами города, комнат и кабинетов. По бокам, образуя искусственные стены закулисья, выстроились старые шкафы, ящики и сундуки.

– Я не понимаю, – продолжил Заплата, – зачем ему все это. Я думал, раз длинноногий хмырь мертв, никакой пьесы не будет. Так зачем он заставил нас стульчики расставлять?

– Эти вопросы, Заплата, до добра не доведут, – ответил Проныра. – На твоем месте я бы не лез в планы мистера Гуффина. Будь благодарен за то, что тебя предупредили, и ты не отведал вместе с остальными чудесный завтрак мадам Бджи, иначе сейчас валялся бы, как и прочие, под кухонным навесом.

– Я благодарен! – воскликнул Заплата, бросив испуганный взгляд под указанный навес. – Но я никак в толк не возьму, что творится. Милый мистер Манера Улыбаться хочет поставить пьесу? Но как он это сделает без Брекенбока и прочих?

Проныра стянул с носа очки и принялся вытирать их об уголок жилетки. Он и сам терялся в догадках. После завтрака бывший адвокат пытался вызнать у Гуффина, что тот задумал, но шут сказал лишь: «Не твоего ума дело, Проныра! Вы с Заплатой должны расставить стулья. Не задавай вопросов, делай, что велено, и скоро ты получишь то, что я тебе обещал». На вопрос, когда это произойдет, Гуффин не ответил, лишь поморщился, сплюнул в грязь и отправился в свой фургончик.

Проныра боялся. Он выполнил поручение – отравил всех, и теперь его тревожила едкая, как растворитель для чернил, мысль: «Как бы этот злобный выродок не решил еще и от меня избавиться. Как жаль, что я так и не получил никаких гарантий!»

Между тем его нисколько не мучила совесть из-за того, что он совершил: у адвокатов в Габене совести не бывает.

Напялив на нос очки, он чихнул.

– Я-то думал, – сказал неугомонный Заплата, – что, когда мы избавимся от Брекенбока, нам не нужно будет больше участвовать в дурацких пьесках. Ненавижу пьески!

– Обожаю пьески! – раздался голос за спиной, и Проныра с Заплатой вскочили на ноги.

Гуффин подкрался совершенно беззвучно. Судя по его виду, он не особо выспался.

– Мы расставили все стулья, милый мистер Манера Улыбаться, – сообщил Заплата. – Но тут такое дело…

– Что еще за дело? – раздраженно спросил Гуффин.

– Милый мистер Проныра не понимает, зачем это все нужно.

Проныра покосился на Заплату – тот не упустил случая солгать и переложить на него возможный гнев Гуффина, – но при этом ничего не сказал: он и правда не понимал.

– Дорогой мой Заплата, – утомленно начал шут, – ваше с Пронырой недоумение мне понятно. Что ж, я отвечу – вы заслужили все узнать.

Проныра с Заплатой невесело переглянулись – оба приготовились к порции скрипящей на зубах отборнейшей лжи.

– Неужели вы думали, что, избавившись от Брекенбока, мы просто все бросим? – приподняв бровь, спросил Гуффин. – Так вот, ничего бросать мы не станем. Теперь это мой балаган, и я сделаю то, за чем балаганы и нужны. Я поставлю пьесу. Разумеется, вы даже не догадывались, что идея о том, чтобы поставить «Замечательную и Невероятную Жертву Убийства» принадлежит мне.

– Вам?! – в один голос воскликнули прихвостни.

– Мне, – самодовольно осклабился шут. – Именно я вложил в голову Брекенбока мысль ее поставить. И я ее поставлю. Так как сам ее вижу. Я избавился от различных бездарностей, вроде Марго Треппл, раздобыл нам идеальную актрису на главную роль. Внес кое-какие правки в сценарий – теперь спектакль заиграет новыми красками.