Карнавальная ночь - Феваль Поль Анри - Страница 64
- Предыдущая
- 64/112
- Следующая
– Мы позволили себе эту вольность, – отвечал он, сплетя свои тощие пальцы на коленях, – чтобы быть наверняка уверенными, что застанем вас дома. Речь о столь важном деле…
– Мало сказать важном: о жизненно важном! – вмешался Комейроль.
– О жизненно важном, – повторил Жафрэ. – Мой достопочтенный друг и коллега подобрал верное слово. Сейчас он возьмет на себя труд изложить суть комбинации. Я взял слово с тем, чтобы дать вам возможность составить представление о двух особах, имеющих честь сегодня предстать перед вами с намерениями самыми порядочными и честными. Несмотря на ваши весьма молодые годы, вы достаточно осведомлены о мире и знаете, милостивый государь и добрый сосед, что значит говорить…
Он сделал некоторое ударение на последние слова, и Комейроль улыбнулся в своей необъятный галстук. Ролан молча поклонился.
– У нас, благодаря Господа, нет ни малейшей причины, – продолжал Жафрэ, – скрывать от вас наши имена, занятия и достоинства, но есть обстоятельства… бумаги остаются… Мы предпочли в упомянутой записке сохранить анонимность. В беседе устной это дело иное. Verba volantnote 4. Это господин Комейроль де ла Палю, один из членов нашего правления… я имею в виду правление центрального банка недвижимости.
Комейроль и Ролан раскланялись.
– Это вы приобретаете здесь участки? – сказал Ролан.
– Случается, – отвечал Жафрэ, – в том числе от имени наследников покойного герцога де Клар, который имел весьма значительную долю в прибылях нашего замечательного заведения при жизни…
– Этот господин, – вмешался Комейроль несколько нетерпеливо, – господин Жафрэ, владелец дома напротив вашей мастерской и также член того же правления. Теперь, полагаю, мы представлены определенно и всесторонне: позволите ль перейти к делу?
– Предваряя беседу, – учтиво сказал Жафрэ, – имею сообщить, что данное соседство и является причиной, по которой я позволил себе по ходу моей импровизированной речи обратиться к Господину Сердце «уважаемый господин сосед».
– Уважаемый господин сосед, – сказал Ролан, понизив голос и посмотрев ему в глаза, – в вашем анонимном письме вы употребили также иное обращение ко мне.
– Да, и в этом все дело! – отозвался Комейроль, очень внушительно ткнув пальцем в самую серединку своих золотых очков.
Ролан заговорил снова:
– Итак, господа, перейдем к существу дела. Признаюсь, мне было бы любопытно услышать, каким образом вам стало известно о моем праве на этот герцогский титул.
Сказав это, Ролан уселся со спокойным и невозмутимым видом. Комейроль и Жафрэ переглянулись. У обоих возникла одна и та же мысль: не иначе старый Жулу разболтал!
И Комейроль добавил про себя:
«Этот несчастный бугай мне за это заплатит!»
– Должен незамедлительно предупредить вас, – начал Ролан, – что не далее как нынче утром мне нанес визит некий обходительный господин: виконт Аннибал Джожа из маркизов Палланте.
– Из маркизов самого дьявола! – рыкнул Комейроль, с размаху треснув себя при этом кулаком по ляжке. – Мы знаем его как облупленного, и если дела делаются в такой манере, то меня увольте. Ваш виконт Аннибал проходимец, Господин Сердце!
– У меня сложилось именно такое впечатление, – спокойно отвечал молодой человек, – и я выставил его за дверь.
Челюсть Добряка Жафрэ сама собою отвисла, да и Комейроль удивленно замер.
– Черт! – буркнул он. – Особа, которая дергает за веревочки этого паяца, из тех, с кем лучше не шутить, молодой человек!
– Молодой человек! – улыбаясь, проговорил Ролан. – Герцогу это нипочем, дорогой мой господин де ла Палю. Я шучу, когда этого хочется мне.
– Мы ведем серьезный разговор, не так ли? – резко спросил Комейроль. – Идя к вам, мы запаслись планом кампании, но его можно и изменить, если для этого плацдарма он не годится. Разговор приобретает странный оборот. Сколько можно ходить вокруг да около? Я сам, наконец, скажу. Вы не против, Жафрэ?
– Поаккуратней, – сказал покровитель птичек. – Будьте осмотрительны, дорогой господин коллега!
Комейроль пожал плечами.
– Все чисто, как золото! – продолжал он. – Так мы раскошеливаемся, господин герцог?
– Там видно будет, – отвечал Ролан. – Ваше слово.
– Короче говоря, вы берете? Да или нет?
Ролан сидел безучастно. У Жафрэ начались нервические подергивания. Комейроль откинулся на стуле, секунду выжидал, после чего заговорил снова:
– Вы молодчина, Господин Сердце. Встав на ложную позицию, чтобы, как говорится, выяснить истину, вы почти выбили из седла моего почтенного друга и коллегу, который много чего повидал на своем веку. Я лично люблю молодых людей, которые умеют за себя постоять, и, думаю, мы поймем друг друга… Итак, вы имеете представление, чем пахнет дело?
– Ни малейшего, – отрезал Ролан. – Я вас слушаю.
– Отлично! Просто отлично! Ей-богу, вы вполне сойдете за настоящего герцога, даже мы почти поверили!
– Не собираюсь ни за кого сходить, господин сосед. Я знаю себе цену и готов вас выслушать.
– Вы крепкий малый, черт побери! Да не желтейте вы так, мэтр Жафрэ! Говорю вам, он молодчина! Я б за десять тысяч экю наличными не согласился поменять его на более сговорчивого. Да чтоб меня! Нам нужен настоящий удалец, а не манекен! Дела сами собой не делаются. Нужен первостатейный тенор, чтобы петь партию Джорджа Брауна в «Белой даме»… куплеты о любви и войне… всадники-всадники-всадники из Авенеля! Эх и рулада!
Он расхохотался и протянул Ролану руку, которую тот взял кончиками пальцев.
Тощая физиономия Добряка Жафрэ чуточку просветлела. Комейроль продолжал:
– Это верно, когда человек знает себе цену – значит, у него есть все, что нужно; но закон есть закон, он вечно требует по три справки о любом пустяке, и я нахожу, что у него есть на то причины. А иначе в Париж наехали б одни самозванцы. Потому-то и придется господину герцогу разучить вышеупомянутую песенку, всю целиком, со всеми вариациями. Он припоминает, например, что в нежном возрасте… в совсем-совсем нежном, когда ему еще не стыдно было расхаживать с физиономией, перемазанной вареньем, он жил в большом замке.
– Правда, – серьезно сказал Ролан, – я прекрасно помню: очень большой замок.
– Черт подери! – вскричал Комейроль, гогоча, меж тем как у Добряка Жафрэ рот уже совсем округлился, – вот память у людей! Помнить то, чего не было! Да чтоб меня! Господин Сердце, ах вы сердечко мое! И сколько ж это у вашего очень большого замка было башен?
Можно было и впрямь подумать, что молодой художник старается припомнить нечто из очень отдаленного детства. Комейроль так и зашелся.
– Три, четыре или шесть, валяйте, – сказал он. – Это неважно. Пусть будет восемь для ровного счета. По две на каждом углу. Самая большая была северная башня. И вся заросла плющом – всадники-всадники-всадники из Авенеля! «Белую даму» давали пятьсот раз. И комната, затянутая голубым штофом, где стояла колыбелька…
– Красно-коричневым, – шепнул Ролан. – Как сейчас вижу!
– Оох! – выкрикнул Комейроль, пузатое брюхо которого так и ходило ходуном в такт приступам смеха. – Красно-коричневой с черными цветами, да?
– Красные цветы по коричневому фону, – поправил молодой человек.
– Поделитесь-ка со мною воспоминаниями детства, дорогой сосед! Даю голову на отсечение, в столовой по стенам были развешены военные трофеи, оружие!
– Оленьи рога, – отвечал Ролан, – а вокруг шесть голов ланей.
– Шесть, сынок, точно! Ох! Жафрэ, ну что за прелесть! Шесть! Ни больше ни меньше… и герб де Клар над ними!
– Ведь верно! – порывисто сказал Ролан. – Герб де Клар! Как же я забыл!
Потом потише добавил:
– Герб, вырезанный на одной гробнице, там, на кладбище Монпарнас!
Комейроль перестал смеяться: кровь бросилась ему в лицо. Жафрэ ерзал так, словно сел на кактус.
– Вот черт! Черт! – прорычал Комейроль. – Вы сильный тенор, господин герцог! Смотри ты, чтоб меня! Вы правду сейчас говорите или же мы снова репетируем нашу комедию?
Note4
Слова улетают (лат.)
- Предыдущая
- 64/112
- Следующая