Иван Змеевич и Краса Ненаглядная (СИ) - Соляная Ирина Владимировна - Страница 14

— Осталось и тебя пристроить к купеческому обозу, — вздохнул он, но она решительно помотала головой.

— Я с тобой. Куда ж тебя отпускать-то одного-одинёшенького? — прошептала девушка и запнулась.

Заглянула в глаза: не обидела ли и увидела, что обижен. Ваня старался виду не подать, понимая, что пока не заслужил звание богатыря. Да и присутствие Краси, как живое напоминание о постоянных неудачах, да еще которое будет советы дурацкие давать, его тоже тяготило.

— Выйдем из лесу на тракт, дождёмся кого-то на телеге и поедешь далее. Где ближайшая ярмарка теперь?

Крася мотнула головой.

— Я же по-дружески, помочь хочу.

— И какая у нас может быть дружба? — неожиданно взъелся царевич, — У каждого своя дорога. Ты мне уже удружила, спасибо.

Крася уперла руки в бока и ехидно спросила, прищурив левый глаз:

— Ах, вот ты какой, Ваня-Ванечка! А кто тебе дорогу в Старую Дубраву показал? А кто тебя отговаривал со скоморохами в азарку играть? Кто бежать из плена надоумил?

— Если бы я направо не свернул, то давно бы Огненного Змея разыскал! — также запальчиво ответил Ваня.

— Ты еще скажи, про то, что царевич бродяжке не ровня!

Ваня промолчал, а Крася вздохнула и вытерла рукавом брызнувшие слёзы.

— Только ты сам, — продолжила она, — ничем от бродяги не отличаешься. Всего богатства — рубаха да сапоги. Ни коня, ни слуги… И подруги у тебя теперь тоже нет. Как будут твои косточки волки в чаще глодать, вспомнишь меня, да поздно станет.

Крася развернулась и пошагала прочь, в ту же сторону, куда убежал конь. Может, она и хотела, чтобы Ваня догнал её и повинился, но он стоял столбом и перебирал все обидные слова, которые мог бы ещё сказать этой девушке. А когда и её голубой сарафан скрылся из виду, он сел на пень и сказал себе: «Жаль, что так вышло, да по-другому, видно, нельзя».

— Может, и льзя, жизнь покажет, твоё от тебя никуда не денется, — пискнул кто-то внизу.

Ваня наклонился и увидел мышку. Хотел-не хотел, а улыбнулся.

— Это ты меня за ухо в стогу кусать собиралась?

Мышь пригладила усишки и ответила:

— То сродственница дальняя была, седьмая вода на киселе, твоему забору двоюродный плетень.

— Ох, и врушка ты, норушка, — улыбнулся царевич, потому что вспомнил, что в сказках все животные богатырям помощники, — зачем пожаловала? Краюшки хлеба у меня нет.

— Совет — дело бесплатное.

Мышь вскарабкалась Ване на плечо и зашептала в ухо: «Разговор твой с девушкой слыхала. Остался ты без коня, и в тёмной лесной чаще пропадёшь ни за грош. Надо тебе на службу Серого Волка взять».

Ваня аж отпрянул. Если со скакуном его кое-как научили обращаться, то как подчинить себе зверюгу лютую лесную, он не знал.

— А где ж его взять?

— Сам возьмется! Ты слово заветно знаешь, чтобы волка приручить?

— Встань передо мной, как лист перед травой?

Никакой волк из чащи на этот зов не появился, мышь хихикнула, соскочила с ваниного плеча и юркнула в зелёную траву.

Долго ли коротко ли, а пробродил Ваня до заката по лесу, в поисках волка или его следов. Примятая трава говорила о том, что тут кабан валялся, спинку чесал. У ручья, где Ваня воды напился, виднелись крупные отпечатки копыт лесных косуль. Кора старого дуба хранила следы огромных медвежьих когтей. Ваня всё примечал, но не знал, можно ли эти отметины отнести к волчьим, а потому всякий раз спрашивал мышку. Она хихикала, появляясь из травы то тут, то там и приговаривала: «Экий ты следопыт! Обознался!»

Вконец умаявшись, собрав немного ягод, Ваня решил на ночлег устраиваться. И чтобы волк не застал его врасплох раньше, чем его Ваня увидит, облюбовал царевич себе толстую ветку дуба и взобрался на неё. Сон сморил юношу быстро, но сквозь дрёму он услышал, как кто-то скулил прямо под его дубом.

Крупный, высокий в холке волк сидел на хвосте, мордой к царевичу, и одной лапой качал туда-сюда деревянную детскую кроватку на полозьях.

— Ты кто?

— Для дитяти несмышленого — Волчок Сербочок, — услужливо ответил он, не прекращая скулить, — могу быть нечистью поганой, волкодлаком, и серым помощником Ивана-царевича.

— А чего воешь? — спросонья спросил Ваня, не собираясь спешиваться.

— Колыбельную пою, — снова ответил он.

— Кому? — не понял Ваня.

— Тебе. Спускайся, укушу за бочок.

Это предложение прогнало остатки сна у царевича, и он спустился вниз, стараясь не поворачиваться спиной к волку. Вокруг поднимался шум ночного леса и шёл вверх от корней травы, захватывал ветки кустов, качал тонкие стволы подлеска и завершал свой шумный бег потоком в кудрявых листьях верхних веток дубов. Поджарый волк неуверенно переминался с лапы на лапу. Он был высок в холке, но через густую шерсть проступали очертания ребер. Хвостом, слегка напоминавшим метелку, можно было и приветливо взмахнуть и злобно ударить оземь.

— Спасибо, волче, только нянька мне нужна, а в сером скакуне зело нуждаюсь, — поклонился Ваня.

— Сослужу я тебе, Иван-царевич, как положено Серым Волкам из века в век, но и ты меня уважай. Корми, советы слушай, царскими почестями осыпай.

— Что?

— Конину очень люблю, — потоптался волк и облизнулся.

— Где же я её возьму? — сказал юноша и огляделся, — был бы у меня конь, я бы к тебе за подмогой не пришёл.

Волк принюхался. Пахло мокрой травой, примятой ветром, нетронутой плугом лесной землей и людской компанией, разводившей костёр в лесной глуши.

— Садись на меня, — облизнулся волк, — поднявши лытки, поскачем на раздобытки.

Прижавшись к земле, припав мордой к передним вытянутым лапам, Серый Волк подставил свою спину царевичу, и тот легко перекинул ногу через туловище волка. Сидеть на нём было даже удобнее, чем на лошади, а когда волк выпрямился, то Ваня понял, что и не так высоко.

— Рекомендую держаться за шею, за шерсть дергать не обязательно, схватишь за ухи — сброшу, — рявкнул волк, — усвоил простую истину?

— Усвоил, — со всей серьезностью ответил Ваня, — как звать-то тебя? Меня — Иван-царевич.

— А меня — Серый Волк. Титулов не имею.

Мотнув головой влево, волк затрусил между стволами сонных елей, предусмотрительно объезжая низко раскинутые лапы. Несколько раз Ване пришлось пригнуться, и дважды его стеганули по спине упрямые ветки. Густой подлесок не давал протиснуться конному, но всадник на волке проезжал там, куда раньше бы и не сунулся. Волка вёл его нюх, превосходный поводырь в ночном лесу. Вспугнутая ворона зашевелилась в гнезде, тихо каркнула и решила, что не её ума дела вмешиваться в чужие дела, а сонная белка, выглянувшая из дупла, разозлилась и бросила шишкой в нахалов. Ветер многоголосо скрипел высокими соснами, подтягивая музыку струн старых елей. Эти звуки заглушали шорох хвои под лапами волка и треск сучьев, случайно попавшихся на пути. Вдруг волк остановился и принюхался, а потом сел на задние лапы.

— Рядом, — рыкнул он, то ли отдавая команду царевичу держаться с ним в одной связке, то ли намекая на близость ужина. Ваня спешился и пригляделся, отблеска костра не было видно, но дымком тянуло. Остальной путь волк проделал крадучись, а Ваня остался на месте, опасаясь, что шумом своих шагов он вспугнёт добычу. До рассвета было далеко, и мрак ночи в лесной чаще был необычайно густым, наполненным послегрозовой влагой непролившегося дождя. Ваня подумал о том, как должно быть хорошо теперь в матушкиной спальне. И хотя он уже был почти мужчиной, воспоминания о теплой материнской руке были свежими, ведь всего пару месяцев назад он был совсем еще младенцем, и эти мгновения счастья, когда мать брала его на руки, не заслонились в памяти другими счастливыми мгновениями. Странно было осознавать, что от роду ему три месяца, а на самом деле осьмнадцать лет. И почему так сложилось, что всех друзей у него — только дядька Ерошка, который о нём думать забыл, мышка-норушка, Крася-коробейница, с которой он поссорился, да Серый Волк? Если вдуматься, то чужие и случайные люди.