Восстание (ЛП) - Скэрроу Саймон - Страница 80

- Есть что сообщить? - спросил Катон.

- Я говорил с Галерием, когда только что пошел поссать. Он буквально вернулся с дежурства. Ни звука от врага. Полагаю, они тоже хотят отдохнуть перед тем, что произойдет сегодня. Макрон посмотрел на запад, когда первые лучи солнца слабо протянулись, изо всех сил пытаясь пронзить туман. - Это последний восход солнца, который увидят многие люди в этой долине...

- Да, это так. - серьезным тоном ответил Катон, а затем оглянулся. - Где Гитеций?

- Без понятия. Вчера вечером он не вернулся к огню. Он мог присоединиться к лекарям в редуте. Либо так, либо его отправили присоединиться к мирным жителям, направляющимся на север, учитывая то, как ты с ним разговаривал.

В словах Макрона было трудно не заметить осуждающую остроту, но Катон высказал свою мысль, принял решение и не видел причин возвращаться к нему.

С восходом солнца туман постепенно редел и, казалось, отступил вниз по склону, где остановился над ручьем и продолжил там висеть. На возвышенности позади бритты уже были в движении. Большие отряды пеших людей вышли из вражеского лагеря и заняли свои позиции по дуге, обращенной к римской армии. Они уверенно двинулись вперед, прежде чем их остановили и выстроили на позиции вожди, постепенно выстроившись в линию, по крайней мере, в три раза длиннее, чем у римлян, с глубиной, которая простиралась вверх по склону почти до гребня. Кавалерия мятежников, несколько тысяч человек, двинулась на фланги, а затем отправила своих коней в тыл, приближаясь к своим пешим товарищам и ожидая начала боя.

За ними появились первые повозки и телеги, выстроившиеся вдоль гребня дальнего склона. Там их распрягли и столкнули вместе, образовав прочную на вид баррикаду, которая постепенно удлинялась за фланги армии и огибала их на некотором расстоянии. Катон мог разглядеть многотысячные фигуры, забирающиеся на повозки: женщин, детей и стариков, плотно наполняя импровизированный театр.

- Что там происходит? - спросил Макрон, покосившись на баррикаду. - Похоже, они готовят собственные укрепления. Неужели они думают, что мы настолько приведем себя в боевое исступление, что сами нападем на них?

- Это не для этой цели, - сказал Катон. - Мне кажется, что Боудикка хочет дать как можно большему количеству своих людей представление о происходящем. Как публика в театре, только вход бесплатный и кровопролитие настоящее.

Как только первые вражеские отряды заняли позиции, воины сели, ожидая прибытия новых боевых масс. Туман над ручьем рассеялся, когда солнце поднялось над горизонтом. В нем была заметная тусклость, и дымка застилала небо так, что оно казалось коричневым, а не ясной лазурью прежних дней. К северу тянулась гряда темных облаков, а воздух был неподвижен и казался тесным и неуютным.

Линия врага находилась по крайней мере в метрах четырехстах от ручья, и небольшие группы воинов спускались по склону, чтобы наполнить бурдюки с водой и отдать их товарищам. Катон понял, что, несмотря на дымку, день будет жаркий, и он приказал каждой центурии своей когорты отправить часть людей к воде, неся фляги и для остальных людей. Он с любопытством наблюдал, как некоторые из ауксиллариев и бриттов обменивались комментариями и даже обменивались пайками и мелкими предметами, детали которых он не мог разобрать.

- Это странное дело, - прокомментировал он Макрону. - Эти люди там, кажется, неплохо общаются. Через несколько часов они попытаются распотрошить друг друга мечами. Я не уверен, что мне стоит этому потакать.

- Оставь их в покое. Какой вред это может причинить?

- Полагаю никакой.

Когда прошли ранние утренние часы, и не было никаких признаков неизбежности нападения, всадники с обеих сторон отвели своих лошадей к ручью, чтобы напиться, и продолжился обмен шутками и безделушками. Однако примерно через три часа после восхода солнца Светоний послал трибунов приказать войскам вернуться на свои позиции. Повстанцы, выстроившиеся на другом берегу ручья, с отвращением смотрели на молодых римских офицеров и громко освистывали их.

Как только все люди вернулись на свои позиции, наместник прошел вдоль римской линии слева направо, останавливаясь у каждой когорты, чтобы обратиться к людям и предложить им поддержку и обещания добычи, которые они получат, как только мятежники будут побеждены. Тот факт, что большая часть добычи, находившейся в руках врага, раньше принадлежала римлянам и их местным союзникам, не имел ни малейшего значения. Каждый раз бриттские воины громко аплодировали ему и насмехались с дальнего склона.

Поговорив с Десятой Галльской когортой, он поехал туда, где Катон и Макрон стояли возле штандарта, и крикнул: - Как поживают твои герои Восьмой Иллирийской в это прекрасное утро, префект Катон?

- Хорошо отдохнули и желают наподдать жару, командующий!

Светоний провел коня вдоль непринужденно стоящих людей, а затем повернулся к Катону.

- У тебя здесь суровые воины, я посмотрю.

- Да, господин, - ответил Катон, подыгрывая. - Такие, какие они и есть.

- Я надеюсь, что они будут также злобно сражаться, как и выглядят. Каждый из них похож на самого подлого негодяя из последних бандитских группировок Субуры!

Наместник натянул поводья на полпути и снова крикнул. - Парни, вы готовы преподать урок этим волосатым варварам?

Солдаты, ухмыляясь, ответили громким хором: - Да!

- Вы собираетесь заставить Рим гордиться?

- Да!

- Вы любите своего императора?

- Да!

- Вы покажете остальной армии, как сражаются ее лучшие люди?

- Да!

- А вы любите своего полководца?

- Неееет!

Люди рассмеялись, а их командир с отвращением погнал лошадь обратно к Катону.

- Как я уже сказал, хреновы негодяи! Каждый на хрен из них! Не знаю, как будет с врагами, а они меня обгадили!

Люди снова засмеялись, а Светоний укусил кулак и погрозил им, направляясь обратно к своей командной позиции.

- Это было прекрасно сделано, - прокомментировал Макрон. - Я осмелюсь сказать, что каждому второму подразделению показали одно и то же представление.

- Конечно, но это принесло свои плоды. У парней настроение лучше, чем было.

Отдаленный взрыв аплодисментов заставил их посмотреть на многочисленные ряды врага. Звук перерос в непрерывный рев, когда единственная колесница обогнула конец линии бриттов и начала медленно продвигаться вдоль ее фронта. Даже на таком расстоянии было легко различить рыжие волосы женщины, стоящей на колеснице и размахивающей копьем.

В римской армии царила настороженная тишина, когда они стали свидетелями парада Боудикки перед толпой ее приверженцев. Рукоплескания и грохот оружия заглушили бы даже крики буйной толпы в Большом цирке, когда гонки на колесницах достигали своего апогея. Они достигли нового крещендо, когда прозвучал один из вражеских рожков, и другие присоединились к нему, пока не издали непрерывный рев, сопровождающий крики повстанцев. В этот момент многие тысячи кулаков ударили в воздух, размахивая мечами, копьями, топорами и шлемами, орда, казалось, кипела, как поверхность кипящего котла, и воздух отражался оглушительным ревом.

Когда Боудикка дошла до конца строя, затем развернула свою колесницу и поехала обратно к центру, колонна людей, связанных веревками, была протянута сквозь ее воинов и выведена перед армией, где их заставили встать на колени. Катон увидел, что их руки связаны за спиной. Когда колесница Боудикки приблизилась, двое бриттов швырнули первого из пленников на землю, прямо лицом вниз. Лошади растоптали распростертую фигуру, прежде чем колеса колесницы раздавили ему череп и позвоночник, а повстанцы испустили новый вопль возбужденного ликования. Один за другим заключенные попадали под колеса. Каким-то образом горстка людей пережила первую встречу с колесницей и корчилась в агонии на земле, пока она не вернулась, чтобы завершить работу и втереть их в землю.

Макрон с разъяренным выражением лица вышел перед Восьмой когортой, которая молча наблюдала за происходящим. - Никогда не забывайте того, что вы только что увидели! Никогда! Это то, что они намереваются сделать для любого из нас, которого они возьмут живым. И наших мирных жителей! Наших семей! Наших детей! Держите эту мысль в голове, когда начнется битва. Заставьте этих животных дорого заплатить за преступления, которые они совершили против нашего народа.