Вавилон - Фигули Маргита - Страница 11

• Предыдущая
• 11/181
• Следующая

— Прекрасная песня, Нанаи, — отвечал он. — Непобедимому Набусардару она тоже понравится.

— Скажи еще непобедимому Набусардару, воин, что я хочу быть хранительницей его жизни и буду ему вернейшей из верных.

«Вернейшей из верных!»

Полководцу снова вспомнился отравленный пес, которого он любил потому, что изверился в людях. Но он оценил бы и полюбил человека, который доказал бы ему свою преданность.

— Так ты хочешь быть ему вернейшей из верных? Как собака?

— Как собака, солдат, — горячо отвечала она. — Я готова сопровождать его по всем вавилонским дорогам, бежать рядом с его колесницей, как собака.

— Набусардар, возможно, и не заслуживает этого.

— Разумеется, заслуживает, — возразила Нанаи. — Моя любовь к нему сильней власти царей и фараонов. — Она открылась солдату без утайки, чтобы он поверил ей. — Я не смогла бы стать ни возлюбленной, ни женой, ни матерью детей никого другого, даже если бы ему принадлежали золотые рудники в Пактоле или серебряные в Таршиши. Конечно, я могла бы тогда дважды в день купаться в мраморных бассейнах, а служанки натирали бы меня благовониями. Я наряжалась бы в тончайшие сидонские шелка и спала бы на простынях, привезенных из далеких китайских стран. Я носила бы вышитые покрывала от самых богатых вавилонских купцов, а в волосах у меня сверкали бы редчайшие камни, которые только изворотливый финикиец может отыскать где-нибудь на краю земли. Но даже объявись богач, который захотел бы мне дать все это, и тогда не заменит он мне Набусардара, пусть и суждено мне быть только…

— …собакой, бегущей за его колесницей, — закончил он.

— Да, я это хотела сказать, — гордо подтвердила она и попросила передать ей глиняную табличку, которую он оставил в траве.

— Вот, солдат, — сказала она, показывая на изображение священного быка, — это образ моего господина и моего бога. Это образ непобедимого Набусардара. А я, бедная и глупая Нанаи, хочу быть цветочком под его ногами. Видишь это цветок под копытами быка? — спросила она, запнувшись. — Я хочу быть хотя бы цветком под ногой Набусардара.

Набусардару не доводилось слышать таких слов от женщины.

— Скажи, Нанаи, прочна ли твоя любовь, не пройдет ли она со временем? Непобедимый наверняка спросит меня об этом.

— Ах, солдат, — вздохнула она, — что тебе ответить? Ты слышал о пирамиде Хеопса? Моя любовь подобна ей, она вечна. Больше мне нечего сказать.

— Ты добра и умна, прекрасная Нанаи, и об этом я тоже расскажу своему повелителю.

— Неужели? — Она в изумлении широко раскрыла глаза.

— Если мой господин будет милостив к тебе, то можешь надеяться, что в скором времени я приеду к тебе с наказом от него.

— В самом деле?

— Непременно.

— Какое это будет счастье для бедной Нанаи, которая грезит о мудрости только для того, чтобы понравиться своему господину.

— Ты умеешь писать и читать, Нанаи?

— И писать и читать солдат. Пока был жив дядя Синиб, он держал для меня учителя, но теперь у меня нет ничего, кроме этого куска глины и резца. Но об этом ты не говори своему повелителю — Она потупила взгляд.

— Что же ты смутилась, Нанаи? — Набусардар приподнял за подбородок ее склоненную голову.

— Мне стыдно, я умею только писать и читать — ведь это так мало, в особенности когда я думаю, что непобедимый Набусардар окружен прекрасными и высокоучеными женщинами. Скажи, правда вавилонские дамы очень образованные?

Он пренебрежительно рассмеялся и взял ее за руку.

— Ученость вавилонских женщин стоит немногого: кроме сплетен о нарядах и любовниках, у них другого нет на уме. А если хочешь знать о них больше, то скажу тебе, что мозг их затуманен вином, а сердца погрязли в разврате. Они хуже сук, потому что любви суки пес должен добиться, а вавилонские женщины сами стелются мужчинам под ноги.

— Что ты говоришь, солдат? За такие речи великий Набусардар прикажет тебя забросать камнями! — воскликнула она в ужасе.

— Надеюсь, Набусардар не узнает об этом, — лукаво усмехнулся он. — Ты ведь не выдашь меня, прекрасная Нанаи?

— Как же я могу тебя выдать? Она растерянно улыбнулась в ответ. Набусардар поспешил развеять ее грусть.

— Ты не успеешь опомниться, как я вернусь с наказом отвезти тебя к нему во дворец. И ты будешь видеться с. ним каждый день и каждый день разговаривать с ним.

— Ax, солдат, — вздохнула она, принимая его обещания за легкомысленную болтовню.

— Не веришь?

Надо было уезжать. Тихая, смутная печаль Нанаи вызывала в нем нечто больше сострадания. Он помолчал, чтобы дать ей собраться с мыслями.

В наступившей тишине оба следили за горизонтом. Солнце все ниже клонилось к западу, уходя в страну, где ленивый Нил медленно течет долинами лотоса, неслышно скользя мимо фундаментов загадочных святынь. Там божественная Исида оплакивала своего Осириса, дожидаясь его воскрешения. Там толпы теснились в храме Амона с цветами в волосах и ароматным нардом для жертвоприношений. Там высятся славные Фивы, город ста ворот. Там могучий Мемфис вознес славу священного Египта. Там живет сын богов, бессмертный фараон, который подписал договор с вавилонским царем и. обещал прислать Халдейской державе свое войско, если Вавилону будет угрожать опасность и понадобится помощь Египта.

Туда, к его тучным полям, уходил теперь источник света.

День угасал, проложив повсюду длинные причудливые тени. Слабое дуновение ночной прохлады возвестило о приближении вечера.

Набусардар первым стряхнул с себя задумчивость, вспомнив, что пора двигаться в путь, , если он хочет попасть в Вавилон до того, как закроют городские ворота.

Он нарушил молчание, обратившись к Нанаи:

— Я должен ехать, чтобы доложить Непобедимому о выполнении приказа и рассказать о тебе.

Последние слова заставили ее вздрогнуть.

— Мне пора ехать, — повторил он.

Он поправил наколенники, надел кожаный нагрудник. Затем вывел лошадей из рощи и, внешне невозмутимый, поднялся в колесницу. Взяв со дна бич, он щелкнул им в воздухе.

Отдохнувшие кони нетерпеливо рыли копытами землю, всхрапывали и ждали только знака, чтобы пуститься вскачь.

Нанаи от души желала, чтобы они как можно скорее рванулись вперед и, обгоняя ее мысли, понеслись туда

— к Вавилону.

— Не забудь же о моей просьбе, солдат, — напомнила она.

Могла ли догадаться Нанаи, что ее желанный стоит перед ней в колеснице?

Что в этот миг он глядит на нее и уже сейчас любит ее за то, что она совсем не похожа на женщин из Вавилона.

Ему вдруг некстати вспомнился его борсиппский дворец, где собрано множество книг и картин, парк, украшенный творениями лучших халдейских ваятелей, — богатства, никому не приносящие радости. Сам он, обремененный делами армии, редко навещает дворец. О дворце некому заботиться, и дворец словно мертв. Старый ваятель Гедека — единственный человек, наслаждающийся его великолепием. Набусардар подумал и о дворце в Вавилоне, гордой Телкизе, своей жене, происходящей из очень знатного рода, — первой даме города, первой среди вавилонских красавиц. Но он тут же оборвал нить воспоминаний и взглянул на Нанаи. Она стояла неподалеку с глиняной табличкой в руке. Нежный румянец заливал ее щеки, а в глазах ее светилось нетерпение и страх перед будущим.

Ею вдруг овладела неуверенность, и, будто единственную опору в жизни, она сжала в ладонях глиняную табличку, на которой виднелись контуры священного быка с созвездием над головой и маленьким полевым цветком под ногами.

Полководцу захотелось взять у ней что-нибудь на память. Нечаянно она сама обратила его внимание на табличку.

— Чтобы я не забыл о твоем наказе, подари мне эту табличку, — попросил он.

Нерешительно посмотрела она на его протянутую руку, с сожалением перевела взгляд на табличку и наконец отдала ее.

Он сунул ее в колчан для стрел, но успел поймать огорченный взгляд Нанаи.

— Тебе жаль этого куска глины? Она смущенно кивнула.

Впрочем, разве можно сравнить утрату этой таблички с ценностью услуги, которую обещал оказать солдат? Этот резец был единственным у нее, но если бы он попросил, она отдала бы и его.

• Предыдущая
• 11/181
• Следующая