Долгое чаепитие - Адамс Дуглас Ноэль - Страница 8

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая

— По-моему, она стоит 20 пенсов, сэр, — спокойно сказал Бейтс.

— Знаешь, что мы сделаем, Бейтс. У тебя есть какая-нибудь ручка? Сойдет даже шариковая.

Бейтс вытащил ручку из внутреннего кармана и протянул ее Дирку, тот оторвал от газеты кусочек, на котором стояла цена, и нацарапал над ней: „ОВД“. Он отдал обрывок продавцу из газетного киоска.

— Следует ли мне положить это вместе с остальными?

— Положи туда, куда тебе больше нравится, Бейтс, не бойся доставлять себе максимум удовольствия. Я разрешаю. А теперь прощай, старина.

— Надеюсь, вы соизволите вернуть мне ручку, сэр.

— Верну, верну, ты, главное, не теряй надежды, мой дорогой Бейтс, — заверил Дирк. — Сейчас же ее призывают более высокие цели. Радости, Бейтс, больше радости. Не забивай себе голову ерундой.

Сделав еще один, последний вялый рывок, бедняга поплелся обратно в свой киоск.

— Надеюсь вскоре увидеться с вами, мистер Дирк, — прокричал он напоследок, впрочем, без всякого энтузиазма.

Дирк милостиво кивнул вслед удаляющейся спине киоскера, а после этого поспешил развернуть газету на странице с гороскопом.

„Практически ничего из того, что вы задумаете сегодня, не получится“ — сообщала она без обиняков.

Дирк, выругавшись, шлепнул по газете. Он ни на минуту не мог согласиться с тем, что вращающиеся обломки скал, отстоящие от нас на несколько световых лет, могут знать, каким будет для тебя этот день, лучше тебя самого. Просто так уж случилось, что „Великий Заганза“ — его старый друг, который знал, когда у Дирка день рождения, и всегда писал свою колонку с совершенно явной целью вывести его из себя. Спрос на газету уменьшился почти в 12 раз, с тех пор как он взялся за составление гороскопов, и лишь Дирк и „Великий Заганза“ знали почему.

Он продолжал торопливо просматривать газету. Как обычно, ничего интересного. Много писали о розыске Дженис Смит, служащей авиалиний аэропорта Хитроу, и о том, как могло получиться, что она вот так просто куда-то исчезла. В газете была помещена одна из ее самых старых фотографий, где ей шесть лет, она с косичками и сидит на качелях. Ее отец, мистер Пирс, чьи слова напечатала газета, утверждал, что на этой фотографии можно уловить достаточное сходство с его дочерью, но что она уже очень выросла с тех пор и что обычно она выходит лучше. Дирк нетерпеливо сунул газету под мышку и зашагал дальше, переключившись мысленно на гораздо более интересную тему.

Триста фунтов в день плюс расходы.

Он спрашивал себя, как долго, в пределах разумного, конечно, он мог рассчитывать на то, чтобы поддерживать мистера Энсти в его заблуждениях насчет того, что его собирается убить существо семи футов роста, лохматое и щетинистое, с огромными зелеными глазами и рогами, которое имеет обыкновение размахивать перед его носом различными вещами: каким-то контрактом, написанным на не поддающемся пониманию языке и подписанным кровью, а также чем-то вроде косы. У этого существа было еще одно выдающееся свойство: оно было невидимо для всех, кроме клиента Дирка, который начисто отметал предположение о том, что это какая-то оптическая галлюцинация.

Три? Четыре дня? Дирк не был уверен, что ему удастся сохранять серьезное выражение лица в течение целой недели, но в то же время он подумывал о том, что надо раздобыть тысячу баксов, чтобы выбраться из этой истории с холодильником. Он внесет стоимость нового холодильника в список расходов, не имеющих прямого отношения к расследованию. Так будет лучше всего. Процесс избавления от холодильника совершенно определенно является неотъемлемой частью его методов фундаментальной и всеобщей взаимосвязи явлений.

Он начал даже насвистывать, представив, как приходят и уносят его старый холодильник, свернул на Лаптон-роуд и очень удивился, увидев там кучу полицейских машин. И „скорую помощь“. Ничего хорошего это не предвещало. И плохо сочеталось с образом нового холодильника.

Дирк хорошо знал Лаптон-роуд. Это была широкая улица с деревьями по обе стороны, а террасы поздневикторианского стиля стояли крепко и уверенно-устойчиво и не одобряли присутствия здесь полицейских машин. Они не терпели их появления в большом количестве, а если сказать точнее, и ослепительный свет мигалок выводил их из себя. Обитателям Лаптон-роуд по душе была такая машина, которая безупречно выглядела, была всего одна и спокойно ездила то вверх, то вниз по их улице бодро и благонадежно-респектабельно, придавая таким образом бодрости и благонадежности также и их имущественным ценностям. Но как только появились эти мигалки с их бледно-голубым светом — таким, какой бывает, когда до боли сжимаешь костяшки пальцев, — от него бледнели не только аккуратные кирпичные стены, но и сами ценности, скрытые за стенами.

За окнами, ослепленные голубыми вспышками, появлялись встревоженные лица.

Поперек улицы — три полицейские машины, способ парковки, сильно выходящий за рамки общепринятого. Это был мощный сигнал миру, означающий, что главное действующее лицо здесь и сейчас — Закон и чтоб все остальные, у которых были здесь какие-то дела, убирались подальше с Лаптон-роуд.

Дирк, спеша, стремительно поднимался вверх по улице, чувствуя, как противно выступает пот под его тяжелым кожаным пальто. Прямо перед его носом вырос полицейский констебль с раскинутыми в стороны руками, словно изображал шлагбаум, но Дирк снес это заграждение потоком слов, которому констебль не смог сразу дать отпор. Дирк на всех парах двинулся к дому.

У входа его остановил другой полицейский, и только он собрался изящно и ловко взмахнуть перед ним карточкой „Марк и Спенсер“, давно уже недействительной, — он столько раз тренировался это делать перед зеркалом в те долгие вечера, когда нечем было заняться, — как полицейский вдруг обратился к нему с вопросом:

— Эй, вы случайно не Джентли?

Дирк бросил на него настороженный взгляд. Он издал какой-то хрюкающий звук, который в зависимости от обстоятельств мог означать и да, и нет.

— Тут шеф вас хотел видеть.

— В самом деле? — переспросил Дирк.

— Я узнал вас по его описанию, — ухмыльнулся полицейский, оглядывая его с ног до головы.

— Вообще вашу фамилию он произносил в такой манере, которая кое-кому могла бы показаться оскорбительной. Он даже выслал Ищейку Боба с машиной с целью вашей поимки. Сразу могу сказать по вашему вполне пристойному виду, что ему не удалось вас найти. Те люди, которых Боб Ищейка находил — что случалось достаточно часто, — они, знаете ли, выглядели не лучшим образом, когда он их приводил. Просто хотели с вашей помощью прояснить кое-какие вопросы — только и всего. Вам лучше войти в дом. Лучше вам, чем мне, — спокойно добавил он.

Дирк окинул взглядом дом. Окна была закрыты сосновыми ставнями. Несмотря на то, что во всем остальном дом оставлял впечатление прекрасно ухоженного, несомненно богатого и благополучного, его закрытые ставни не давали избавиться от ощущения какого-то внезапного крушения.

Как-то странно было, что из подвала доносилась какая-то музыка, вернее, один и тот же музыкальный отрывок, звучавший так, словно что-то билось обо что-то с глухим шумом, и без конца повторяющийся. Судя по всему, застряла иголка на пластинке, и Дирк недоумевал, почему никому не приходило в голову выключить проигрыватель или, по крайней мере, передвинуть иголку, чтобы пластинка играла дальше. Песня казалась смутно знакомой, и он решил, что, должно быть, как-то слышал ее по радио, но что это была за песня, вспомнить так и не мог. Слова были, кажется, такие:

ну и так далее.

— Не спуститесь ли в подвал? — с безразличным выражением сказал полицейский, будто это было первое, что может прийти в голову любому находящемуся в здравом уме.

Дирк едва кивнул ему и быстро стал подниматься по ступенькам, которые вели к входной двери, слегка приоткрытой. Он гордо вскинул голову, зябко передернул плечами, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая