Экземпляр (СИ) - Купор Юлия - Страница 26

— Костя! — услышал он знакомый вкрадчивый голос.

Ясмина. Все те же безупречные локоны, все тот же лукавый взгляд. Коротенькую дубленку, правда, заменила элегантная норковая шубка. Ясмина протянула руку в знак приветствия, и Костя, сам удивляясь, откуда он набрался этой пошлятины, галантно ее поцеловал, губами ощутив только холод — рука была мертвой, как и сама Ясмина. А запястье безупречной девушки уродовал тонкий, но очень заметный шрам — Костя заметил, тут же об этом пожалел и немного смутился.

— Хорош таращиться! — прикрикнула на него Ясмина, и сразу вкрадчивость тона куда-то делась. — Я самоубийца.

— Понял, — ответил Костя. — Я, походу, тебя знаю. Ты же во второй школе училась?

Вроде бы Ясмину как-то по-другому звали. Училась она на три класса старше. Потом, уже после школы, с ней приключилась какая-то трагическая история, и о ее смерти тогда писали почти все уральские газеты. Воскресенск-33 и упоминался в этих газетах только тогда, когда кто-то трагически погибал.

— Все, забыли, — произнесла сбитая с толку Ясмина. — Векслер сказал, что ты хочешь увидеть кровавое жертвоприношение.

— Вот черт, — ответил Костя, вспомнив их разговор на одной из питерских улиц. — Я же сказал, не подумав. А Векслер, кажется, все понимает буквально.

— Векслер организовал специально для тебя кровавое жертвоприношение, — сообщила Ясмина и даже улыбнулась.

Эта улыбка вышла на редкость зловещей — ну точно улыбка серийного маньяка, склонившегося над телом жертвы. В руке по законам жанра этот маньяк держал бы окровавленный нож. Окровавленный нож Костя в этот вечер еще увидит, впрочем, пока он об этом не знал.

— Организовал что? — переспросил Костя, который так и не смог извлечь смысл из сказанных Ясминой слов.

Вроде по отдельности все эти слова — «организовал», «жертвоприношение» — имели смысл. Но вместе получалась полная ерунда.

— Ты сегодня сможешь увидеть кое-что интересненькое! — воскликнула Ясмина с пугающим энтузиазмом. — Убийство! Я же говорю — Векслер все организовал. Уверена, тебе понравится, — она достала из сумочки пожелтевший газетный листок, сложенный вчетверо, расправила (листок упорно сопротивлялся) и подала Косте. — Читай.

Костя и не сомневался, что речь пойдет об очередном воскресенском убийце или самоубийце.

«22 мая 1996 года в своей квартире на улице Кирова, 44 была найдена мертвой 22-летняя Ника Тауберг. На теле девушки обнаружено более 20 колото-резаных ран. Сомнений быть не могло: юная жительница Воскресенска-33 была жестоко убита.

В ходе разыскных мер сотрудниками милиции найден сожитель Ники, 44-летний владелец продуктового магазина, чье имя не разглашается в интересах следствия. Ему предъявлено обвинение в предумышленном убийстве. В данный момент он находится под стражей».

Костя смутно помнил и эту историю, хотя она произошла в его далеком детстве.

«По статистике, каждый первый воскресенец становится героем криминальной хроники», — печально подумал он, пробегая глазами по лаконичному тексту заметки.

А серьезно. Возможно, где-то в небесной канцелярии, в отделе, где уставшие депрессивные музы диктуют провинциальным журналистам тексты статей, про каждого человека уже написана заметка, в которой говорится о том, что:

а) его убили;

б) он кого-то убил;

в) он трагически погиб.

И чем трагичнее, тем больше шансов попасть на первую полосу. Костя вдруг подумал, что и про него уже есть такая заметка, в которой говорится, что 30-летний Константин Григорьев, сын известного предпринимателя Виктора Григорьева, был найден мертвым в своей квартире на улице Фестивальной, 2. О смерти сообщила супруга покойного, Диана Григорьева, дочь Анатолия Белогорского, известного в 90-х… Тьфу, блин. Косте стало не по себе от того, что он за пару секунд ухитрился сочинить собственный некролог.

— Идем? — Ясмина резко выдернула его в реальность.

Ах, полноте, ну какая реальность — так, сомнительный полумифический Воскресенск-33. Город мертвых Воскресенск-33. Как там говорила госпожа Балакирева — не действуют законы бытия.

— А? — Костя растерялся. — Погоди. Я смутно припоминаю эту историю. Дальше-то что произошло? Посадили этого… владельца продуктового магазина?

— Его фамилия Сморыгин, — сквозь зубы произнесла Ясмина. — И нет, никуда его не посадили. Следствие зашло в тупик, возможно, по естественным причинам, а возможно, потому что господин Сморыгин отстегнул нехилую сумму нужным людям. Он вышел на свободу и продолжил заниматься тем, что ему так нравится, — избивать и насиловать женщин. В заметке ничего не сказано о следах сексуального насилия, а они были.

Произнося эти слова, Ясмина была что твоя Снежная королева — ресницы опущены, губы сжаты, меж бровей пролегли две скорбные полоски. И тут она выдала нечто совсем уж несусветное:

— Ты готов увидеть кровь?

Тут-то и надо было бежать, сверкая пятками, но Костя не решился. Отчего-то он решил досмотреть этот сюжет до конца.

У обочины была припаркована длинная черная машина, причем Костя так и не понял, какой она марки. Рядом с машиной курил, выпуская в небо седые облака дыма, настоящий Нео из «Матрицы» — мужик в длинном кожаном пальто. Глаза его были спрятаны за солнцезащитными очками. Косте он еще напомнил знаменитого писателя Виктора Пелевина. «Пелевин» снял очки и помахал ими в знак приветствия. Глаза у него были белыми — ни зрачков, ни радужки. Совершенно белые пугающие глаза.

«Боги, он же слепой! — догадался Костя, чувствуя, как по спине бежит холодок. — Надеюсь, это не наш водитель?»

— Авария в лаборатории, — сообщил слепой, правильно расценив Костино смятение. — В научно-исследовательском институте, сокращенно НИИ.

Привык он, что ли.

— Аристарх Левандовский, — отрекомендовался слепой и протянул Косте руку в знак приветствия.

Рука была обтянута кожаной перчаткой. Костя пожал ее вяло. Отчего-то в голову закралась мысль, что перчатка скрывает безобразные ожоги, похожие на следы от застарелых пыток. Мало ли что там было, в этом НИИ. Докурив, Левандовский водрузил очки обратно и уселся на место водителя. Да уж, поездочка обещает быть веселой, с тревогой подумал Костя. Поездки в машинах со слепыми водителями не бывают грустными по определению.

Костя уселся на заднее сиденье — светло-кремовый кожаный салон в этой странной машине был отдельным произведением искусства, — увидел молодую девушку в ярко-лиловой дутой курточке и сразу опознал в ней ту самую Нику Тауберг из газетной статьи. Да и сложно было не опознать. Девушка была одета, причесана и накрашена по моде девяностых — одна олимпийка ядрено-лилового цвета вызывала в Костиной душе чувство легкой и тошнотворной ностальгии по школьным временам. Ника внимательно посмотрела на Костю — глаза ее, темные, что твои вишни, большие и немного навыкате, были обрамлены паучьими лапками густо накрашенных ресниц. Надо сказать, она выглядела чересчур хорошо для девушки, на теле которой было найдено более двадцати ножевых ранений и следы сексуального насилия. Это сбивало с толку.

— Тебя Ясмина ввела в курс дела?

Костя кивнул. Ника погибла в далеком девяносто шестом, но для покойницы выглядела очень даже неплохо. Косте она нравилась больше, чем безукоризненная Ясмина, которой тоже давно не было в живых. Они ж все покойники! Видал, как покойники стреляют? Ясмина сидела рядом со слепым водителем, виден был только ее золотистый затылок.

— А куда мы едем-то? — решил уточнить Костя.

— Мы едем убивать моего бывшего, — ответила Ника и зловеще улыбнулась.

Зловеще и очень-очень сексуально. У нее была заметная щербинка между зубов, которая ее нисколечки не портила.

— Ах вот как теперь поступают с бывшими? — съехидничал Костя, которого начала бить мелкая дрожь. — Не знал, — никогда он прежде не участвовал в убийствах и не собирался участвовать. Впрочем, его, кажется, не спрашивали. — Да и вообще, — продолжил Костя, — я читал газету. Твой бывший сожитель, десятилетием ранее отправивший тебя на тот свет, сам погиб в две тысячи шестом. При невыясненных обстоятельствах.