Экземпляр (СИ) - Купор Юлия - Страница 27

— Ага, — ответила Ника. — Невыясненных. Обстоятельствах. Я и есть то самое обстоятельство. После смерти, знаешь ли, жажда мести становится нестерпимой. Я этого урода уже десять раз убивала, и мне все мало. Видеть его испуганную рожу в слюнях и соплях, слышать, как он просит пощады, — бесценно.

— Для всего остального существует «Мастеркард», — добавил Костя, но Ника его юмора не поняла.

Сморыгин жил в типовой пятиэтажке — двор с детской площадкой, мусорные контейнеры перед подъездами, круглые тарелки НТВ+ чуть ли не на каждом балконе. Слепой водитель не сразу припарковал машину: двор был забит девятками и дешевенькими иномарками — пришлось воткнуться на свободный пятачок рядом с электроподстанцией, аккурат перед надписью «Огнеопасно».

— Шоу начинается! — провозгласила Ника — настрой у нее был боевой, это чувствовалось — и пнула упругую дверцу.

Костя последовал ее примеру и выбрался наружу, в колючий и стылый октябрьский воздух. Поздние сумерки, горят фонари. Возле подстанции спит собака. Обыденность, концентрированная обыденность.

— Ясмина! — громко позвала Ника, и тут Костя понял, что этих девушек связывает нечто большее, чем гибель в юном возрасте. — Ты с нами?

Ясмина опустила стекло и высунула голову.

— Нет, малышка. Я уже сто раз это видела. Пусть новенький удивляется, ему полезно.

«Значит, они реально того», — подумал Костя, засовывая озябшие руки поглубже в карманы. Ах, что за безумие тут творится.

Слепой водитель Аристарх вылез внезапно, как гриб.

— А вот я, пожалуй, с вами схожу, — жизнерадостно объявил он. — Давненько я не видел ничего интересного.

Воскресенск-33, как и любой российский городок, состоял из типовых панелек, которые кучковались, собирались в кварталы и микрорайоны — множество, бесконечное множество кварталов и микрорайонов, целая мультивселенная одинаковых домов. Костя шел чуть позади Ники, что до Аристарха, так тот вообще держался сбоку припека. Миновали контейнеры с мусором, где оживленно шуршали местные вороны, устроившие распродажу, и зашли в подъезд, благо дверь была открыта. Запахло подвалом и плесенью, хотя подъезд оказался довольно чистым — ни тебе окурков, ни тебе надписей на стенах.

Сморыгин жил на четвертом этаже. Квартиру охраняла глухая железная дверь с хитроумным замком. Будто и не квартира тут была, а хранилище для денег. Ника прижала руку к груди, точно пытаясь унять сердцебиение.

— А чем ты его будешь?.. — загадочно спросил водитель.

Костя зажмурил глаза, проверяя, не снится ли ему вся эта обстановка — обильно накрашенная девчонка, трагически погибшая черт знает когда, слепой водитель с бельмами на глазах, зеленые подъездные стены; а если и снится, то почему такая обыденность? И почему его фантазии не хватило на иные декорации — Беверли-Хиллз там, или пляж Малибу, или, на худой конец, солнечный турецкий берег? Это и доказывало, что все происходящее не сон, а самая что ни на есть действительность. Убого скособоченная, точно в кривом зеркале, плохо срежиссированная, но действительность. Это пугало. Это до жути пугало, точно «шкилет, накрытый простыней».

— Охотничьим ножом, — произнесла Ника и достала из кармана орудие убийства.

— Боги, — только и смог произнести Костя.

До него только сейчас дошло, что они и вправду будут кого-то убивать. Ника сунула нож в карман и прислушалась к тому, что происходит за дверью.

— Он там с телкой, — смеясь, произнесла Ника. — Блин, они там реально трахаются, — задыхаясь от смеха, она закрыла рот рукой, очевидно, чтобы смешинки не разлетелись по подъезду. — Клево! — успокоившись, воскликнула Ника. — Такого еще ни разу не было. Ну что ж, мы еще и порнушку бесплатную увидим. Новенький, надеюсь, тебя это не смутит.

— Я Костя.

Ника сделала вещь, очевидно, возможную только для мертвой, — она легонечко приоткрыла тяжеленную дверь, будто и не было навороченного замка. Проникли в квартиру, спотыкаясь и падая: в коридоре повсюду валялись ботинки и тапочки. Единственным, кто ни разу не споткнулся и не чертыхнулся, был Левандовский, очевидно, у него была какая-то сверхспособность, возможно, способность к эхолокации.

Из спальни и в самом деле раздавались чьи-то стоны, и вряд ли это были стоны от приступа радикулита. Ника шествовала во главе этой маленькой карательной процессии, она-то и открыла дверь с ноги. На огромной двуспальной кровати бушевал секс. Сморыгин, весьма упитанный мужик с пивным животом, который определенно ему мешал, вовсю пользовал юную девушку, повернутую к нему выгнутой спиной. Ягодицы его дергались интенсивно и ритмично, но грации в этом не было ни на грош. Увидев вошедших, мужик остановился, а девчонка вскрикнула.

— Блядь! — выпалил голый мужик, вылезая из девчонки.

Он явил миру вялый член, похожий на грустную сосиску. Застигнутая врасплох девчонка попятилась почему-то в сторону окна. Глаза у нее были напуганные до смерти, и она явно ничего не соображала.

— Тау… Тауберг! — глаза у мужика стали огромными, как плошки. — Тауберг, на хрен, уйди! Сгинь, сука!

Мужик начал уползать по кровати, и тоже в сторону окна, машинально крестясь, что было особенно нелепо в этой ситуации. Ника тем временем вытащила нож. Слепой водитель Аристарх стоял, подпирая комод, и с удовольствием наблюдал за происходящим невидящими глазами. А что, радиоспектакль — это тоже хорошо. Один Костя, не привыкший к подобным зрелищам, боролся с желанием сблевать прямо на ковролин.

Девчонка тем временем спряталась за занавеску, натянув ее на себя на манер банного полотенца. Мужик заполз куда-то в угол между кроватью и тумбочкой. Косте не было видно, как Ника его убивает, зато было слышно — Сморыгин скулил, ныл, просил прощения, орал, мычал, визжал, а под конец душераздирающе (Костю даже пробрало ощутимым морозом по коже) закричал. Это и был его последний крик, после которого убитый затих.

Ника вышла на середину комнаты, неся перед собой окровавленный нож. Кровь с ножа падала на ковролин. Боги, ну до чего же она была прекрасна — волосы распушились и завились, лицо раскраснелось довольным румянцем, а пересохшие губы выглядели чертовски соблазнительно. Костя попытался успокоить себя тем, что сексапильная Ника умерла тысячу лет назад, но это не помогало, а наоборот, возбуждало еще сильнее.

И тут Ника сделала ужасное — она поднесла нож к губам и слизала кровь. Костя не выдержал и убежал в ванную, закрылся, умирая от самого нелепого в мире возбуждения, и быстро, очень быстро и стыдно кончил, сидя на краю чугунной ванны, а с веревок свисало еще влажное постельное белье, какая-то простыня, пахнувшая «Тайдом». Фу!

Когда он оттуда вернулся, вся честная компания сидела на кухне. Водитель отпаивал коньячком напуганную девчонку, а Ника сидела за столом, покрытым желтой клеенкой, и курила сигарету, стряхивая пепел в кружку. Костя уселся напротив и вытащил из пачки «Мальборо» одну сигарету.

— Полегчало? — хихикнула Ника.

— Я чувствую себя немного… опустошенным, — растерянно ответил Костя.

— Мог бы меня позвать.

Доброе утро, вам что-нибудь подсказать, нет, спасибо, я просто смотрю, хорошо, будут вопросы, обращайтесь, о, Марк, привет, ты чего опоздал, Костя, привет, прости, проспал, пробки, ну какие пробки, Марк, мы же в маленьком городе живем, тут дойти десять минут, ну Кость, не отчитывай меня, сам попробуй дойти, ладно-ладно, не ной, только, ради бога, не ной, заходи в подсобку, переодевайся, и, Марк, когда ты уже футболку постираешь, от нее воняет, добрый день, здравствуйте, вам что-нибудь подсказать?

Марк ушел переодеваться, а Костя тем временем возблагодарил Вселенную за то, что рабочие хлопоты хоть как-то отвлекали его от воспоминаний о вчерашнем вечере. Да черт бы с ним, с вечером этим, Сморыгин — негодяй, убийца своей собственной гражданской жены, который даже после смерти остался прелюбодеем. Но, черт побери, вся эта сцена, похожая то ли на репортаж из криминальной хроники, то ли на сериал с канала «Россия-1»… А Ника, Ника эта — безжалостный ангел смерти, несчастная жертва бытового насилия, сумевшая только после гибели найти отмщение, да и то не сразу, — Ника была чертовски, просто оглушительно прекрасна.