Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Дежнев Николай Борисович - Страница 20

Опять, черт его побери, воображение разыгралось, никак его не унять! Все, сказал я себе, следователь на службе, и служба эта, с тысячами людей в погонах, камерами предварительного заключения и дрессированными судами, чего-то от тебя добивается. Ничего со времен деда не изменилось: шаг в сторону — побег, прыжок на месте — провокация. Расстрелять не расстреляют, но поизгаляются всласть, так что шутки в сторону. Вопрос — ответ, и чем короче, тем лучше.

— Так о чем же, Вадим, мы будем с вами говорить?

Мысленно себя похвалил. Спросил корректно, обратился по имени, с достоинством и без ненужной агрессии. Не стоит забывать слова законной Любки, что в людях я не разбираюсь.

В живых, с книжными проблем нет. Постучал пальцем по сигарете, стряхнул наросший пепел. Улыбнулся дружелюбно, мол, вот он я, весь на просвет, рентгена не требуется.

Сельцов тем временем нашел в папке испещренный буковками бланк и протянул его мне:

— Ознакомьтесь, Николай Александрович, постановление на обыск!

Построжал лицом, и я бы не удивился, если бы для придания моменту значимости надел лежавшую тут же фуражку. Но не надел, ограничился тем, что сдвинул брови. Судя по тому, сколько его коллег, включая немецкую овчарку, понаехало, о возможности чего-то подобного я должен был догадываться. Ситуация никак не смахивала на анекдотичную, но я все еще не исключал и возможность ошибки. Фамилия Гречихин не такая уж редкая, а Николай Александрович в России, если не каждый третий, то десятый.

В местах не столь отдаленных не чалился, но детективы почитываю, так что грамотности задать вопрос по существу хватило. Спросил с теплотой в голосе, участливо:

— Ну и что шьем? По какому поводу шмон?..

Лицо Сельцова как-то по-актерски подобрело и стало из сурового сочувственным. Одно слово, артист! Происходившие с ним метаморфозы можно было объяснить лишь дефицитом кадров. Если в прежние времена злого следователя сменял, работая на контрасте, добрый, то при дефиците бюджета обе роли доставались одному, и за ту же зарплату.

— Шмоном я бы это не назвал, — улыбнулся капитан, — тем более что на вашей даче и посмотреть-то толком не на что. Честно говоря, думал, писатели живут богаче. И потом, сделайте личное одолжение, не смотрите на меня, как солдат на вошь, я вам скорее друг, чем враг…

Это точно, усмехнулся я про себя, с такими друзьями врагов не надо.

— Ваше дело меня чрезвычайно заинтересовало, — продолжал Сельцов, — хотелось бы просто, по-человечески во всем разобраться. Надеюсь, вы не откажетесь со мной поговорить…

Я пожал неопределенно плечами, выбора-то нет. Заметил:

— В таких случаях, кажется, подозреваемый требует адвоката?..

— Можно, конечно, и так, — вздохнул дознаватель, — только вряд ли нужно…

Вздохнул и я, смял окурок о дно пепельницы и откинулся на спинку стула.

— Ладно, валяйте, о чем будем беседовать?

— Приятно иметь дело с умным человеком… — расплылся в улыбке Сельцов и хотел еще что-то добавить, но я его опередил:

— Давайте обойдемся без взаимных комплиментов! Между прочим, вы оторвали меня от работы…

— Очень сожалею! — нахмурился капитан, и я почему-то поверил, что это искренне.

— Скажите, Вадим, в чем, собственно, меня обвиняют?

— Подозревают! — поправил он, подняв к потолку палец. — Да и это не совсем правильное слово… — Не договорил, переложил с места на место бумажки. Вскинув голову, посмотрел мне в глаза. — В убийстве!

Ну наконец-то! — вздохнул я с облегчением. Когда живешь, не зная, где кончается действительность и начинается фантазия, приятно опереться на определенность. Со штамповщиками сериалов я, как правило, не сотрудничаю, но однажды дал слабину. Пристали с ножом к горлу, да и деньги были нужны. Сюжет, помнится, сводился к тому, что невинный человек загремел под фанфары, один из его диалогов со следователем был точь-в-точь таким, как наш с Вадимом. Сомнений не было: все это морок, мираж, отсюда и актерские способности капитана.

Проснулся профессиональный интерес.

— И кого же, по-вашему, я замочил?

— Кого?.. — повторил мой вопрос Сельцов, будто и сам в том, что собирался сказать, сомневался. — А Самсонова В.С., впрочем, пока вы проходите по делу свидетелем…

— Кого-кого? — переспросил я, не уверенный, что правильно расслышал. — Самсонова?.. — И, подражая кому-то из киношных героев, состроил глумливую физиономию. — Извиняйте, гражданин начальник, неувязочка вышла! Нету такого человечка среди моих знакомых, не обзавелся…

Капитан слушал меня с легкой, ни к чему не обязывающей улыбочкой.

— Верю, охотно верю! Вам он был известен как Семеныч, сторож вашего дачного поселка…

Во как! В проданном телевизионным деятелям сценарии герой с убитым лично знакомы не были. Тем интереснее было знать, как следователь увяжет события так, что подозрения упадут на меня. С точки зрения выстраивания сюжетной линии дело это было непростым, а потому будирующим мое писательское любопытство. От предвкушения удовольствия я даже потер руки. Вадим между тем смотрел на меня озабоченно. — По-моему, вы не отдаете себе отчета в серьезности вашего положения! Понимаю, человек творческий, но спуститесь наконец на землю. Вам ничего не говорит имя…

Сельцов назвал фамилию известного актера, которую долго мусолили в прессе. Его обвинили в непреднамеренном убийстве, совершенном по окончании спектакля в состоянии аффекта, и дали приличный срок. Покинув сцену, несчастный не смог выйти из роли.

— Ну, допустим!..

— Он до последнего не хотел верить, что это его рук дело! Не обманывайте себя, Николай Александрович, не надо…

— Но… но я-то здесь при чем?

— Хороший вопрос, — похвалил Вадим, — это нам и предстоит выяснить! Что, если вам для описания сцены убийства понадобились красочные, живые эмоции? — Понижая градус, усмехнулся: Это я так, в порядке научного бреда! — Продолжил, не сводя с меня упорного взгляда: — Мы не зря едим свой хлеб, кое-что накопать успели. Кроме вас, бывающего на даче наездами, всю зиму и весной в поселке никто не жил. Покойного, скорее всего, вы видели последним, из чего следует…

Капитан умолк, как если бы решил не выкладывать все карты разом. Это его «следует» мне особенно не понравилось. Если верить прессе, российская судебная система располагает весьма смутными понятиями о презумпции невиновности, как не имеет привычки трактовать сомнения в пользу обвиняемого. Значит, после запятой может стоять все, что угодно, и услышу я это уже из уст прокурора. Но что бы следователь ни говорил, а в одном я был уверен точно: к смерти Семеныча никакого отношения не имею.

— Позвольте, позвольте!..

— С большим удовольствием, — заверил меня Сельцов, — но несколько позже! Я выслушаю все, что вы найдете нужным сказать, а пока, с вашего позволения, изложу имеющиеся в моем распоряжении факты. — Поднялся из-за стола и, как показывают в фильмах о сталинских репрессиях, заходил, заложив руки за спину, по комнате. Повторил: — А факты имеются!.. И они наводят на мысль о. вашей причастности… — помедлил, — назовем это для корректности уходом гражданина Самсонова из жизни…

Вернулся к столу и, глядя в окно, продолжил:

— На первый взгляд дело обыденное, особой молодостью ваш Семеныч не отличался. Ничего интересного о его биографии выяснить тоже не удалось. Если и были у него враги, то остались в далеком прошлом. Безобидный, так сказать, старичок, и смерть к нему пришла в общем-то банальная…

Не уверен, что капитан это заметил, но употребленное им слово заставило меня вздрогнуть. Я представил себе, как открывается дверь и в сторожку тихо входит Морт. Замирает, оглядывает помещение. Лицо скрывает глубокая тень капюшона. Интересно, о чем они могли говорить, если, конечно, говорили? Месье, помнится, заметил, что у него поблизости есть дельце…

— Вы меня слушаете? — склонился ко мне, обойдя стол, капитан. — Вам плохо? — забеспокоился, заметив, что я достаю из кармана платок. — Принести воды?..