Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 35

Видимо, сравнительно небольшой главный отряд — всего сотня воинов — породил у наших врагов мысль о быстрой и легкой победе. Они дружно, с истеричным ревом и тряся копье над плечом, побежали на нас. Я стоял в центре первой шеренги, даже самую малость, на полступни, впереди, закрывшись щитом и приготовив саблю для колющего удара. Стоявшие рядом воины должны были в первую очередь мешать уаве ударить меня и только во вторую — убивать их.

Обычно не вижу лица врагов, точнее, как-то размыто, не запоминая, но иногда, не всегда в опасных ситуациях, словно бы фотографирую чье-то и откладываю в загашник мозга, чтобы позже, во время сна, выскальзывало оттуда и мстило, превращая сладкую иллюзию в кошмар. Никогда в жизни не боялся так, как во снах, а повидал немало всяких ужасов. Этот уавек был невысок ростом, широкоплеч и с покрытым шрамами лицом. Такое впечатление, что со лба, носа и щек содрали кожу, а потом прилепили обратно, но не точно, не разгладив складки. Гладкий широкий подбородок казался чужим на пошмоцанном лице. Зрачки расширились во всю радужку и, как черные дыры, всасывали визуальную информацию, не фильтруя. Он ударил копьем с бронзовым наконечником, попав в приподнятый мной щит, и тут же нарвался на острие сабли, воткнувшееся в шею ниже гладкого подбородка, и как бы насунулся на елмань, коротко изрыгнув на нижнюю треть клинка густую темно-красную кровь. Я одновременно ударил навалившегося на меня врага щитом плашмя и выдернул саблю. Предполагал, что это вождь, что сейчас последует куч чимал, но не срослось. Прижатый напирающими сзади соратниками, он, мертвый, с понуренной головой, из-за чего пучок ярких перьев, красных, синих, изумрудных, дергался возле моего лица, еще какое-то время находился передо мной, оседая медленно. Этим убитый враг помогал мне, защищая от прямых ударов, но и мешал поражать тех, кто был за ним. Я быстро и коротко, потому что замахнуться хорошо мешала давка, сёк тех, что были перед моим соратником, стоявшим справа. Сабля запросто проламывала головы с черными густыми волосами, зачесанными вверх и собранными в конский хвост, разрезала темные, загорелые шеи с напряденными мышцами, разрубала ключицы, отсекала руки с копьем, занесенным над плечом… Затем, продвигаясь помалу вперед, я наступил левой ногой на живот уавека с пошмоцанной мордой, оказавшегося к тому времени на земле. Опора была ненадежная, поэтому продвинулся вперед сразу на шаг, чтобы поставить правую на твердую сакбе между двумя вражескими трупами. Пространство передо мной начала расчищаться, что позволило наносить более сильные удары. Одним ударом я сносил голову или рассекал по косой грудную клетку, открывая бледно-розовые легкие, быстро заливаемые кровью, которые продолжали дышать. Постукивание, порой сильные, по щиту и шлему напоминали, что враги отвечают, несмотря на старания моих соратников-соседей по шеренге.

Шагая в прямом смысле слова по трупам, я медленно и уверенно продвигался вперед. Сначала казалось, что уаве никогда не кончатся. Со временем в их рядах начали появляться просветы, которые становились всё шире. И вдруг — этот момент для меня всегда наступал внезапно — словно разбросанные в разные стороны взрывом, ни одного врага не оказывалось поблизости, и я видел только их спины, стремительно удаляющиеся. После чего останавливался и делал выдох, такой глубокий, будто во время всего сражения только вдыхал воздух.

Мы уничтожили около двух сотен вражеских воинов. Как человек нескромный, предполагаю, что на мой счет можно зачислить сто пятьдесят. Кого-то убил одним ударом, а на кого-то потребовалось два и даже три. Если взять в среднем по два удара на врага, то получается, что я махнул саблей триста раз, причем сделал это очень быстро и вложив максимум силы. Математика войны. Жаль, не могу подсчитать, сколько это в джоулях и сколько за короткий промежуток времени потерял веса в килограммах. По-любому, это самая тяжелая работа. И самая востребованная во все времена.

46

Поселение уаве располагалось на возвышенности на правом берегу реки и состояло из квадратных каменно-деревянных домов разного размера с четырехскатными крышами из листьев и сухой травы, построенных вокруг невысокой трехступенчатой прямоугольной платформы из камня, посредине которой под навесом из тростника находился алтарь — каменный цилиндр высотой и диаметром с метр с вогнутой верхней поверхностью. Улицы не вымощены, но очищены от земли до камня и выровнены, чтобы без проблем ходить по ним босиком. Судя по погибшим воинам, уаве не знают, что такое обувь. Все жители, включая маленьких детей и дряхлых стариков, разбежалось в разные стороны. У них было время, потому что мы остаток дня потратили на оказание первой помощи раненым и сожжение убитых, к вечеру следующего дошагали до реки и только утром нашли брод через нее. В домах остались запасы маиса и муки из него, тыкв, фасоли, перца, вяленой рыбы, но всю живность увели. Только пара индюшек, удивленно кулдыкая, расхаживала по пустой улице, пока их не пустили под нож.

Если бы уаве не напали на нас, мы бы остановились здесь на ночь, запаслись продуктами и отправились дальше, на запад, к тому месту, где будет Акапулько. В мои планы не входили стычки с племенами, через земли которых мы следовали. Я собирался поддерживать отношения со своими бывшими подданными на Юкатане и в Толлане, а для этого торговые пути должны быть безопасными. Теперь надо было оставлять здесь сильный гарнизон, а воинов и так мало и впереди могут быть другие сражения, или забыть о торговле. Оба варианта мне не нравились, поэтому решил отдохнуть несколько дней после тяжелого перехода по джунглям, провести разведку местности, пообщаться с другими племенами, живущими в этих краях, узнать, что у них на уме.

На пятый день отдыха, вернувшись с рыбалки на одной из захваченных нами лодок, я, как и положено мужу, одним из последних, наверное, заметил, что Хочита прямо таки воспрянула, начала улыбаться и почти перестала кашлять. Жену, как и воздух, замечают только тогда, когда испортится. Климат здесь был намного суше, чем по ту сторону пересеченного нами перешейка и на нем самом. Деревья здесь росли не так густо, почти отсутствовали лианы, зато было много высокой травы и попадались кактусы. Сейчас зима, сухой сезон, во время которого на Юкатане все равно дожди лили время от времени, а здесь, судя по сильно обмелевшей реке, давно их не было. К тому же, близость океана прибивала жару и препятствовала сильным холодам. В Толлане температура в эту пору года иногда опускалась ниже нуля, а здесь градусов двадцать-двадцать пять.

— Лучше чувствуешь себя? — спросил я Хочиту.

— Да, — подтвердила она. — Так же хорошо, как в Толлане, и даже лучше, потому что не холодно.

— Если хочешь, не пойдем дальше, — предложил я.

— Если ты хочешь, — сказала она, как положено индейской жене, а потом, как положено жрице, добавила: — Мне приснилось, что на крышу дома, в котором мы живем, сел орел. Это хороший знак.

Я подумал, что бог с ним, с Акапулько. Придет время, доберемся и до него. А здесь рядом океан, без которого мне скучно, возможность контролировать торговые пути через перешеек и не очень далеко бывшие подданные, приток которых мне необходим. Не хватает руд металлов, чтобы организовать литейное производство, но горы рядом, что-нибудь придумаем.

— Что ж, расскажи остальным свой сон и то, что я принял его к сведению и решил пожить здесь какое-то время. Пусть расселяются по лучшим домам. В остальные поселим уаве, которые захотят вернуться, — объявил я.

На следующий день мы поймали пару подростков, которые издали следили за нами. Заметили их давно, но не обращали внимания, потому что собирались уйти. Теперь планы поменялись, и я приказал взять обоих живыми. Их, обзаведшихся по случаю фингалами, привели ко мне. Пацанята с мистическим ужасом пялились на мою бороду. На языке жестов им объяснили, что я не простой смертный, а Кетцалькоатль-Кукулькан; что это именно я перебил почти всех их воинов; что разрешаю жителям вернуться в поселение и занять свободные дома; что будем жить дружно (уаве — работать, тольтеки и майя — руководить), и я буду охранять всех. Отныне называться оно будет, как и при испанцах, Салина (Солончак), потому что соль здесь добывают, но без Крус (Крест, то есть вместе Соляный Крест). Впрочем, к массовому прибытию европейцев название, скорее всего, сменится на какое-нибудь индейское, а потом возродится в полном варианте.