Дело сибирского душегуба - Шарапов Валерий - Страница 7

– А сам Виктор Анатольевич не мог позвонить?

– А ему статус не позволяет, – без обиняков объяснил Горбанюк. – Но человек переживает, не думай. Ты же у него одна… не считая остальных.

Краем глаза я следила за событиями на экране. Страстные объятия, заявились дружки-собутыльники, так некстати объявилась мама… Я еще не выучила этот фильм наизусть, и интрига сохранялась.

– Ты извинись от меня перед мужем, – сказал Горбанюк. – Все же посторонний мужик звонит. Но, сама понимаешь… коллектив волнуется.

– Хорошо, – согласилась я. – Извинюсь. Никаких проблем. Новости есть?

– Безрадостные, Маргарита Павловна. Вызвали кинолога с собакой, дошли до дороги, где собака и села. Другого от нее и не ждали. Нелюдь прибыл и убыл на машине. Ночью и утром шел сильный дождь, смыл следы, если таковые были. В окрестностях тела ничего интересного не нашли…

– Биоматериал? – перебила я. – Кровь, сопли, слюни, сперма, может, моча?

– Ничего, – повторил капитан. – Убийца не зря раздел жертву и забрал одежду. Он не дурак.

– Он точно был один?

– А маньяков бывает двое? – озадачился собеседник. – Хотя тьфу на меня, за такие слова можно и выговор получить…

– Вот именно. Ты еще скажи, массовый убийца, или, как говорят за бугром, серийный убийца. Виктор Анатольевич такое не одобрит. Серия подразумевает несколько аналогичных эпизодов. Нам только этого не хватало.

– Согласен. То, что случилось, уже перебор. До пенсии расхлебывать. Убийство совершено с крайней жестокостью, такого мы еще не видали. Похищение, изнасилование, убийство, да еще и скальпирование – и все это касается десятилетней девочки… Павла Афанасьевича Егорова увезла с инфарктом скорая. Возможно, выкарабкается, но работать уже не сможет. У матери Дины поехала крыша – будем надеяться, вернется на место. Отец держится, но замкнулся, слова не вытянешь. В общем, что удалось выяснить… семье не угрожали, никакие подозрительные личности вокруг дома не крутились, жизнь шла своим чередом…

– Он просто хватает девочек примерно одного возраста, возможно, с определенной внешностью, – сказала я. – Где ему удобно, где есть возможность остаться незамеченным – там и хватает. И неважно, кто она – внучка председателя горисполкома или дочь технички. Отключает сознание эфиром, бросает в багажник и увозит…

– А ты откуда знаешь? – насторожился Горбанюк. – Так говоришь, словно случай не единичный.

– Предположение, – объяснила я. – Что еще?

– Ничего. Снова отрабатывали те самые гаражи за школой. Опрашивали всех подряд. Ни одного завалящего очевидца. Девочку с котенком будто корова языком слизала. Вся надежда на ту неопознанную машину – то ли «Москвич», то ли «Иж-Комби». Но автомобилей, подходящих под описание, только в нашем городе триста штук – сама понимаешь, во что это выльется. А в отделе четверо, и телефон постоянно барахлит.

– Что по птичке?

– Издеваешься? – рассердился Горбанюк. – Только об этих уродцах и думали. Ну, вложил девочке в руку поделку – и теперь мы должны его мысли угадывать? Психологический образ составлять? На фигурке нет исходящих данных – кто производил, артикул, номер партии. Уродство какое-то, а не поделка. Явная кустарщина, может, сам убийца вырезал и наделил ее глубоким смыслом… Считаешь, это важно? – насторожился Горбанюк.

– Понятия не имею. Но сам сказал – вырезал и наделил смыслом. Больше ничего?

– Самого главного не сказал, – мрачно проговорил капитан. – То, что похитили и убили не простую девочку, а внучку предгорисполкома, уже аукнулось. В Грибов приезжает старший следователь по особо важным делам краевой прокуратуры. Хорошо, что один. И хорошо, что прокуратура краевая, а не Генеральная. Но все равно хорошего мало. Будет наводить свои порядки, учить работать. Ладно, Вахромеева, доедай свое варенье и смотри, чтобы ничего не слиплось…

Новость о приезде следователя меня не кольнула. Пусть хоть все приезжают. Телевизор начал рябить, побежали полосы. Но все прошло, вернулось изображение. Малеев не объявлялся – видимо, давал мне время сойти с ума и начать молиться о его возвращении. Вишневое варенье только раздразнило аппетит. Соорудив себе пончо из пледа, я побрела на кухню, забралась в холодильник. Оценка «мышь повесилась» была бы грубоватой, но суть отражала. Именно сегодня продукты вздумали закончиться. Предстояла беготня по магазинам, но точно не сегодня. С продуктами в стране творилось что-то странное. Не то чтобы все пропало, но понемногу начинало пропадать. Промышленность наращивала обороты, производилось все и в нужном объеме, братские страны эшелонами отправляли к нам свои товары. Но вот же парадокс – по дороге все терялось, не доходя до населения. Вспомнился анекдот: дети пишут диктант. Учительница диктует: «Вороне где-то бог послал кусочек сыра». Все пишут, Вовочка руку тянет: «Мария Ивановна, бога же нет, сами говорили». – «Знаешь, Вовочка, сыра тоже нет, так что же теперь, диктант не писать?» Я не антисоветчица, горячо поддерживаю линию партии (а если и колеблюсь, то вместе с ней), но надо же высмеивать отдельные недостатки?.. В итоге отыскала три последних яйца, сварганила глазунью. В морозилке отыскались куриные субпродукты – жутко обрадовалась, хоть завтра никуда не идти. До понедельника из дома – ни ногой.

Стало легче, но подавленность не проходила. Я готова была на все, лишь бы не остаться наедине с прошлым. После ужина снова включила телевизор, зарылась в плед. Крутили в записи речь Леонида Ильича на пленуме ЦК КПСС. Генеральный секретарь пока еще смотрелся неплохо, но уже не то. Возраст брал свое, поседели густая шевелюра и знаменитые брови, кожа обвисла, перекатывалась на шею. Он начал шепелявить, теряться в пространстве, иногда задумывался – правильно ли читает по бумажке? «Бровеносец в потемках» – гулял по кухням анекдот из трех слов. Из сбивчивой речи явствовало, что в стране все прекрасно, прогрессивный мир за нас, и нужно сделать лишь последний рывок, чтобы искупаться в лучах прекрасного коммунистического завтра. Эти мантры звучали из каждого холодильника, к ним привыкли, и мало кто задумывался, что они означают. Хотелось переключить программу, но не хотелось вставать. Вот бы научиться переключать каналы усилием мысли.

Внезапно с Леонидом Ильичом произошла беда – он стал пропадать, по экрану побежали волны. Речь окончательно скомкалась и превратилась в треск. Рябящее изображение немного повисело и свернулось. Значит, судьба. Обмотавшись пледом, я слезла с дивана и отправилась ремонтировать бытовую технику. Трахнула ладошкой по крышке телевизора. Изображение вернулось, я обрадовалась: советское – значит, отличное! Но пока дошла до дивана, телик снова сломался, и на этот раз окончательно. Смутно вспомнился Малеев – уж этот изменник сразу вызвал бы мастера. Но, с другой стороны, появилась свобода – можно читать книжки, вышивать крестиком, пилить лобзиком, выжигать выжигателем… Я выдернула вилку из розетки и забралась на диван. Гнетущие мысли тут же полезли в голову. Я побежала на кухню, извлекла из шкафа початую бутылку грузинского коньяка и стала ее гипнотизировать. Будь я своим мужем (надеюсь, бывшим), вопросов бы не возникло. Но я – это я, и служба в милиции не сделала из меня алкоголичку. В итоге я рискнула – выпила мелкими глоточками полстакана, отдышалась, занюхала спичечным коробком. Результат оказался полностью противоположным – память только укрепилась.

Я вышла на балкон и стала смотреть на огни. В городе был единственный квартал девятиэтажек – и только здесь можно было подумать, что ты живешь в большом городе. Но Грибов и не был маленьким – учитывая частный сектор и промышленную зону. А на западе от города – тайга, низины, болотистая местность. Единственный поселок в том районе так и называется – Болотный. На юге сплошные леса, редкие деревни. К северу от города – обширное Мараканское урочище. Места красивые, до сих пор загадочные, неосвоенные. Говорят, там есть природные ловушки, «ведьмины круги», целые хребты из скал, где можно заблудиться и пробегать по замкнутому кругу до старости. Глупость, конечно, но пропадали люди в Маракане, особенно в шестидесятые, когда молодежь не боялась ни бога, ни черта, отправлялась в экспедиции, а запахи тайги и туманы гнали ее в непролазные дебри. Южную часть урочища отдали под заповедник и хоть немного окультурили. Но белых пятен в районе оставалось с избытком. К востоку от города все выглядело более цивилизованно. Две шоссейные ветки – Приваловская и Покровская, мосты через полноводный Карагач, текущий с юга на север, за мостами два поселка: севернее – Арбалык, южнее – Мытарево, довольно современные, с добротными домами, с промышленными предприятиями. Там были школы, детские сады, поликлиники. В Арбалыке на улице Тюленина проживала моя мама, и сама я провела там несколько лет своей жизни…