Вековуха. Беляна из рода Рарога (СИ) - Бабинцева Елена Геннадьевна - Страница 8

Вот так размышляя, я понемногу провалилась в тревожный сон. Изредка я вздрагивала и просыпалась, но все ещё была где-то на границе сна и яви. В такие моменты я чувствовала, что меня надёжно обнимают, тихо гладят по волосам. Я обняла теплую надёжную руку и прерывисто вздохнула.

— Спи, бельчонок… никто не тронет тебя.

И я поверила этим словам. Стало спокойно. Мерное ровное дыхание рядом со мной успокоило меня.

Утром я проснулась от тихой возни рядом с печкой. Но глаза открывать не спешила. Рука осторожно прошлась по тому месту, где раньше лежала Ясва. Наверное, приснилось.

— Беляна…?

Я встрепенулась и, вскочив на лавке, потёрла заспанные глаза. Маар стоял у печи, и держал в белой тряпице только что испеченный хлеб. Я с облегчением выдохнула.

— Плохо спала?

— Тоска накатила… маялась.

— На стол я накрыл, одевайся, а я пока из избы выйду.

Едва он произнёс эти слова, как я, не помня себя, вскочила с лавки, и успела поймать его за край рубахи. Маар удивлённо обернулся ко мне, но даже не прикоснулся, хотя его руки были почти на моих плечах, но он их отдёрнул, словно обжёгся.

— Не ходи.

— Беляна, ты что?

— Я… — слова застряли в горле, стало стыдно. А что я ему скажу? Что переживала вчера, глаза не могла сомкнуть? И скажет он мне, что глупая девка, опять себе что-то придумала.

Я, молча, отпустила рубашку и отошла в сторону.

— Ничего… прости.

Наступила неловкая тишина. Маар так и стоял напротив двери и смотрел на меня.

— Если хочешь, останусь. За печь отойду. Подглядывать не буду.

— Хорошо.

Мужчина кивнул и, пройдя мимо меня, ушёл за печь, где была его лавка.

Я тихонько отошла к кровати и села. А потом поняла, что стояла перед ним в одной рубашонке! Стыд, какой…!

Я закрыла лицо руками, чувствуя, как пылают щёки. Да что ж это я… совсем на душе неспокойно стало. Словно в холодную воду окунули.

Я быстро оделась, расплела косы, чтобы их расчесать. Гребень путался в волосах, все время норовил застрять, а дрожащие руки не желали слушаться. Я стала нещадно дёргать гребень, рвать непослушные волосы и клясть себя за эту странную слабость!

— Ну чего творишь…

Мою руку с гребнем перехватил Маар. Я так и осталась стоять столбом, пока он осторожно расчесывал мои косы. Гребешок в его руках ни разу не запнулся, не зацепился, словно волосы сами перед ним ложись ровными рядочками.

Быстрые пальцы сплели мне косу, которую он перехватил тонким тканым ремешком, со своего пояса.

— Спасибо… — тихо проговорила я.

— Не за что.

Сели мы за стол в полной тишине. Маар опять думал о чём-то своём, а я просто не хотела заводить разговор, потому что до сих пор помнила, как его руки осторожно расчесывали мои волосы.

Пока я ещё была Беляной, той самой Беляной, которая была самой красивой девицей в округе, то помню, как на ночных посиделках меня норовили обнять мужские руки. Но тогда всё было как-то по-другому. Дружков всех я знала, знала их семьи да родню. И те ласки больше как забава ребячья была. Не трепетало так сердце, словно в силки поймали.

Я мельком глянула на Маара, и тут же наткнулась на внимательный и сосредоточенный взгляд. Краюха хлеба встала поперёк горла. Я чуть не закашляла, но заставила себя успокоиться.

— Я тут подумал… надобно будет перед зимой по деревням сходить. Обереги на грядущие холода раздать. Может и выменяем что.

— У меня и шерсти столько нет… как же я столько сделаю? — удивленно проговорила я. — Вот тебе поясок доплету и всё…

— Я по дереву немного умею резать, — сказал Маар. — Сделаю.

— Здорово… у меня батюшка по дереву резать умеет. Да так складно и красиво! Гребешки делал красивые. Жалко, что не разрешила мне Ясва из дому ничего брать…

— А много ли у тебя братьев и сестёр?

— Братьев у меня пятеро. Один в деревне родной остался, а прочие разъехались. А сестра я одна у них была.

Маар вздохнул.

— Тяжело было родне дочь единственную от рода отлучать…

Я повела плечом и грустно улыбнулась.

— Уж лучше, чем смотреть, как за малую провинность людьми же и придуманную, камнями забьют. Я не сержусь…

Я кинула взгляд на Маара и тут же отвела взор. Спросить ли? Не обижу?

Однако едва я открыла рот, как в дверь с шумом влетела запыхавшаяся девичья фигурка. Я в изумлении узнала Любомиру! И как она нашла дорогу сюда?

Жена брата упала на колени, и сипло дышала от скорого бега. Маар тут же оказался около неё и поднял на ноги. Я зачерпнула воды из бочки и поднесла чашу к её рту. Неужто беда какая? А если дети заболели?! Или с Желаном чего?!

Любомира выпила почти всю чашу и помутневшими от слёз глазами, наконец, посмотрела на меня. А когда поняла, кого она перед собой видит, то снова упала на колени и вцепилась в мою юбку.

— Помоги… не оставь на погибель! Беляна…!

— Чего приключилось?! Любомира! Ну?!

— Медведь…!

В ушах зашумело от воспоминаний. Неужто тот самый медведь…?

Маар поднял женщину и усадил за стол. Я подала ей теплый отвар с травами, чтобы успокоилась и всё рассказала.

Любомира сделала пару глотков, и правда немного присмирела. Я взяла её за руку и посмотрела в глаза.

— Расскажи, всё как есть.

Любомира кивнула и стала сбивчиво говорить.

— Мужики на охоту собрались… Желан же… охотник, тоже мне! Увязался за ними. Три дня их не было. Уже все подумали, чего приключилось. А на третий день они из лесу вышли с огромным медведем. В верёвки замотали, и тащили. Я уж думала, поди, мертвый. А он… как вскочит! Мужиков здоровых раскидал, как тряпочных! И Желана…! Желана за ногу ухватил. И давай им во все стороны… успели в пасть палки-то поставить, а он пасть не разжимает! Держит! А подойти к нему как? Желан кровью уж истёк весь…! Того и гляди помрёт! Беляна…! Не оставь! Помоги! Ты же ведьма! Ты знаешь!

Маар бросил на меня взгляд, словно ждал моего ответа.

Я нахмурилась. Не могу я брата бросить. Быстро накинула платок на плечи, поясок с травами и мазями закрепила на талии. В берестяной короб сложила чистые тряпицы. Маар тут же взял короб и повесил себе на плечо. Значит, со мной пойдёт. Пока бежали в обратный путь, Любомира держала меня за руку и всё благодарила за доброту.

Тропинка была прямая, без единого камушка. Я бежала впереди, сзади меня был Маар, который держал за руку Любомиру. Деревья, наконец, расступились, и перед нами возник деревенский тын. Были слышны крики, возгласы и ругань.

Я кинулась вперёд, не стала ждать Маара и Любомиру. Проскочила через всю деревню, как юркая птаха, и выбежала на широкую поляну, что аккурат начиналась за поселением. Там и столпился народ. А посмотреть было на что.

Мой брат лежал на земле, весь в грязи и крови. Его нога была зажата в зубах огромного бурого медведя. Мужики всунули в его пасть длинные палки, чтобы не сжал окончательно. Едва кто-то начинал подходить, медведь вскидывал морду вместе с моим братом, и снова начинал трепать его в разные стороны. Слышался бабий крик. Ругались мужики, плакали дети.

— Да стрелу ему в глаз! И дело с концом!

— Уж ты бы не болтал, коли не знаешь! Ты что ли стрелок?!

— Тады топор!

— А коли в Желана попадёшь?!

Я пробиралась через толпу, расталкивала мужиков и баб, кричала, чтобы дали дорогу. А когда люди поняли, кто идёт, то сами стали уступать мне место, чтобы я могла пройти. К медведю и брату, я уже подходила в полной тишине.

Кивком головы показала, чтобы мужики с палками уходили, да подальше. Они не стали спорить. Побросали, что в руках было и наутёк. Медведь почувствовал свободу и начал подниматься на задние лапы. Желан взвыл дурным голосом. Я подошла ближе и положила медведю руку на морду.

Внутри животного было смятение, надежда, обида, горечь…

— Не сердись на людей, медведушка… — ласково проговорила я. — Не ведают, что творят. Отпусти моего брата, сделай милость. А я раны твои залечу.