Кэннон (ЛП) - Пейдж Сабрина - Страница 19

— Забирайте своё барахло и уходите, — повторяю я, наблюдая, как до них доходит, что я не шучу. Брэндон забирает бонг с собой, как будто это один из его школьных учебников или что-то в этом роде, а Тейлор пожимает плечами, проходя мимо меня.

— Не то чтобы она была большой девственницей или что-то в этом роде, — говорит он. — Я слышал, что она трахалась с тем кантри-певцом, как, чёрт возьми, его зовут?

Я бью Тейлора прямо в его тупой грёбаный рот.

***

Наши дни

Смотреть, как поёт Эддисон, не похоже ни на что другое на земле. У неё один из тех голосов, который заставляет вас остановиться как вкопанного, бросить всё, что вы делаете, затаить дыхание и прислушаться, потому что вы знаете, что слышите что-то особенное. Вы не можете слышать, как она поёт, и не знать этого с уверенностью.

Я понял это в тот самый первый раз, когда лично услышал, как Эдди поёт. Она сидела снаружи, под той рощей, скрестив ноги и босиком, в этой розово-голубой разноцветной юбке, её волосы развевались на ветру. Она выглядела как переселенка с Вудстока, современная хиппи, играющая на гитаре и поющая что-то задумчивое и грустное с закрытыми глазами. Она не знала, что я был там, и я стоял совершенно неподвижно, пока она играла.

Она была так зла, когда открыла глаза и увидела, что я стою там, что пригрозила швырнуть в меня своей гитарой.

Сейчас я наблюдаю за ней с другой стороны стекла, когда она поёт эту отстойную попсовую песенку с лёгким акцентом, которая, должно быть, как нельзя лучше подходит к её голосу, синтезированному и изменённому до такой степени, что он едва ли звучит как у девушки, которую когда-то знал. Однако, даже когда она поёт эту чушь, у неё всё ещё есть это качество. У меня до сих пор мурашки бегут по коже, когда я её слушаю.

Она ненавидит эту песню. Это написано у неё на лице.

Эдди снимает наушники с ушей.

— Я не уверена насчёт последнего фрагмента, — произносит она, и её голос слышен через звуковую систему.

Один из парней за звуковой системой, Большой Майк, показывает ей жест «большой палец вверх».

— Он хорош, — говорит он, возясь с рычагами и прочим дерьмом на звуковой системе. Эддисон сказала мне, что я должен пойти заняться чем-нибудь другим, пока она здесь, настаивала, что мне не нужно «слоняться вокруг и пугать людей», и, если бы это был кто-то другой, я бы ушёл отсюда, честно говоря. Но если бы я не собирался этого делать раньше, я бы передумал в ту минуту, когда увидел парня, который стоит в кабинке звукозаписи рядом с ней.

Дин Такер. Если Эдди — кантри-возлюбленная Америки, то он, чёрт возьми, какой бы ни была мужская версия. Он светловолосый и голубоглазый, парень, в которого каждая поклонница кантри-музыки хочет швырнуть своими трусиками. И они сотрудничают над альбомом. Эдди, к счастью, не упомянула, что записывает с ним дуэт.

— Давайте запишем ещё один дубль, — говорит Большой Майк.

Дин наклоняется и что-то говорит Эдди, и его рука покровительственно касается её плеча. Покровительственно или интимно, я не уверен, как именно. Я сжимаю и разжимаю руки, прижатые к бокам. Она смеётся и заправляет волосы за ухо.

К чёрту всё это. Я не могу смотреть, как Эдди поёт песню о любви с мистером Совершенством. Выскользнув из кабинки, я подхожу к торговому автомату, где кладу доллар, и моя газировка застревает. Я ударяю по машине кулаком — раз, два, три раза.

— К чёрту это дерьмо, тупой грёбаный сукин сын.

— Красочный словарный запас, — звук женского голоса позади меня пугает меня. — Ты бьёшь по этой машине так, словно она изменила тебе с твоей девушкой.

— Я просто пытаюсь чего-нибудь выпить, — отвечаю я, глядя на темноволосую девушку, стоящую передо мной. Она миниатюрная — действительно миниатюрная, ростом мне по плечо, даже в туфлях на шпильках, которые она носит. Тоже симпатичная, по-нэшвилльски. Вероятно, это как раз то, что мне нужно. Отвлекающий манёвр от Эдди.

— Ну, а теперь, — говорит она, её голос практически мурлычет. — Если ты хочешь выпить, всё, что тебе нужно сделать, это попросить мой номер телефона, сладкий.

Я не могу удержаться от смеха.

— Это очень… прямолинейно, — говорю я.

— Нет смысла ходить вокруг да около, — произносит она, подмигивая. — Я имею в виду, если только ты не увлекаешься подобными вещами.

Чёрт возьми, она слишком сгущает краски.

«И она великолепна — звезда кантри-музыки великолепна», понимаю я.

— Ты певица?

— Ты шутишь, да, сладкий? — спрашивает она, упирая руку в бедро.

— Это значит «да»?

— Ты жил под скалой? — спрашивает она, склонив голову набок и изучая меня глубокими карими глазами.

— Близко, — отвечаю я, пожимая плечами. — Я много раз бывал за границей. Военный.

Отчасти это правда. Я не добавляю, что живу в Нэшвилле уже шесть месяцев.

— О, солдат, — говорит она.

— Морской пехотинец, а не солдат, — поправляю я её. Эта ошибка сразу же начинает действовать мне на нервы.

Она пожимает плечами.

— Без разницы, — говорит она легкомысленным голосом, и это раздражает меня ещё больше. — Мне нравятся мужчины в форме. Я Кэссиди Белл.

— Ну, я больше не ношу форму, — молвлю я. Я хочу, чтобы этот разговор поскорее закончился. Я был неправ насчёт того, что мне нужно было отвлечься. Отвлекающие факторы, подобные этому, раздражают. Она чего-то ждёт — думаю, чтобы я представился. Чего я не делаю.

Мне тоже всё равно. Я устал от неё, и прошло уже десять секунд с тех пор, как я встретил её. Я не могу встретить кого-то, кто бы сразу же не действовал мне на нервы. Я думаю, что это личная проблема.

— И ты всё ещё не знаешь, кто я? — спрашивает она. Затем она надувает губы, и я внутренне стону. Почему она должна была именно надуться? Она думает, что это выглядит мило, но это выглядит так глупо, что я не могу этого вынести.

— Она Кэссиди Белл, — Эдди идёт по коридору, за ней следует мистер Совершенство. — Ты действительно не знаешь, кто она? — Эдди обнимает её, а Кэссиди снова дуется на меня.

— Он не знает, — говорит Кэссиди. — Но его внешность компенсирует его неудачу в этом отношении.

Эдди игнорирует комментарий Кэссиди о моей внешности и указывает на мистера Совершенство позади себя.

— Хендрикс, я удивлена, что ты не слышал о Кэссиди.

— На самом деле я не слушаю кантри, — отвечаю я, раздражённый всем этим. Я чувствую себя так, словно нахожусь на коктейльной вечеринке, болтаю со всеми богатыми людьми и чертовски не в своей тарелке. — Извини.

Эдди хмурит брови и бросает на меня взгляд. Этот взгляд говорит о том, что она мной недовольна. Она может быть недовольна сколько угодно. Я недоволен, что она флиртует здесь с мистером Совершенством.

Кэссиди нацеливается на мистера Совершенство, выражение её лица светлеет:

— Ну, конечно, я знаю, кто ты, — говорит она. — Ты Дин Такер. Я твоя большая фанатка…

Дин ухмыляется.

— Ты что, шутишь? — спрашивает он. — Я твой большой фанат.

И вот так, все хихикают, руки соприкасаются, и мы с Эдди стоим там, наблюдая за происходящим — свидетели этого крушения поезда.

— Что ты только что сказал? — шепчет Эдди.

— Ничего.

— Ты сказал, что это крушение поезда.

Чёрт.

— Я не осознавал, что сказал это вслух, — отвечаю я.

Она говорит тихо, хотя динамичный дуэт уже хихикает и идёт вместе в другом направлении по коридору.

— Ну, ты это сделал, — говорит Эдди. — И я думаю, что они вряд ли являются крушением поезда, Хендрикс.

— По сравнению с чем именно?

— Нами.

— Ты хочешь сказать, что мы — крушение поезда? — спрашиваю я.

— Конечно, это так.

— Мы не можем быть крушением поезда, Эдди, — говорю я. — Нет никаких «нас». Никогда не было. Никакого крушения нет. Никаких обломков. Ничего.

— Потому что ты этого не хочешь, — отвечает она, поворачиваясь ко мне лицом. Её руки на бёдрах, и я хочу подхватить её и прижать к стене позади неё, засунуть в неё свой член и взять её. Я хочу овладеть ею. Это самая большая чушь, звучащая как у пещерного человека, но это то, чего я хотел с первой секунды, как увидел её, когда она спускалась по лестнице в своём большущем особняке. Даже когда терпеть её не мог, я хотел её.